Защита Гурова - Леонов Николай Иванович - Страница 24

– А почему вы решили, что сотрудники про бомбу знали? – спросил Гуров.

– Честно, поначалу я и не догадывался. – Ивлев скривился и выпил кофе. – Когда в суде мы, свидетели, сидели в отдельной комнате, один мужик и сказал: вот, мол, что суки делают. Не могут настоящего террориста изловить, так выследили одного, обставили свидетелями, вместо того чтобы парня повязать, дали бомбу взорвать, людей поубивали, лишь бы потом уже известного захомутать да ордена получить. Вот тогда я сообразил, а потом в сердцах участковому и брякнул. Он, сопляк, нехорошо посмотрел, бутылку оставил, ушел. А я тут вспомнил, как в суде мужик тот, по всему судимый, нас предупредил, мол, вы, козлы безрогие, помалкивайте, иначе из вас быстро шашлыки изготовят. Я подхватился и деру, а сегодня решил заскочить, время прошло, да и бабки кончились.

Котов взглянул на Гурова вопросительно, мол, чего же вы, господин полковник, главный вопрос не задаете, но сыщик лишь отмахнулся.

– Коновалов Василий Гаврилович, ему одному сорок с небольшим, и судимый лишь он, больше некому, – сказал Гуров, тяжело поднялся, словно постарел разом, вынул из холодильника бутылку водки, налил Ивлеву половину стакана, взял Котова под руку, вывел в гостиную, закрыл за собой дверь.

– Хоть стреляйся, кто же рядом служит?

– Это не наши, – быстро сказал Котов.

– Не российские, с Марса прилетели. Допустим, одна мразь задумала, так ведь исполнителей найти требуется. Пять свидетелей, значит, кошмар этот проворачивало человек десять.

– Лев Иванович, может, ребят втемную использовали? – с надеждой спросил Котов.

– Или из детсада набрали! – Гуров длинно выругался. – Возможно, кто и не догадывался, но после взрыва даже дебил понял.

– А после взрыва они же кругом виноваты оказались! Не опередили! Опоздали! Рот откроешь, пойдешь под суд! Имели подозрение, «вели». Никакая организация не доказывается, а исполнители в наличии.

– Ты черта рогатого оправдать можешь. Сейчас они всех свидетелей уберут, людей спасать требуется. – Гуров постучал в дверь спальни. – Мария, подъем!

– Я у вас не служу, господин полковник! – отозвалась Мария.

– Раньше не служила, теперь послужишь. Куда же мы такую ораву денем? – Гуров сел к телефону.

– Так они только за Ивлевым охотятся, – заметил Котов.

– Разговор-то в комнате свидетелей происходил, значит, все слышали. – Гуров соединился с первым абонентом. – Станислав, найди Валентина и быстро ко мне. – Он начал набирать новый номер. – Павел? Понимаю, что спишь. Однако пора вставать. Ты мне людей обещал. Сколько сможешь, но учти, лучше на пять человек меньше, чем на одного больше. Мы в дерьме по самые уши. Кто мы? Ты, я, все россияне!

Гуров вернулся на кухню.

– Хочешь жить, про водку забудь. У тебя, Эдик, в других городах России приятели имеются?

– У меня Людка в Москве, одна десятерых стоит, – ответил Ивлев.

– Забудь. Вольно или невольно о твоем сегодняшнем возвращении сообщила она. Может, через подруг или соседей, значения не имеет. Тебе лучше из Москвы уехать.

– Тетка в Иркутске…

– Родственники не годятся.

– У меня в Малаховке приятель обитает, бобылем живет.

– Близкий приятель? Людмила или жена о нем знают?

– Нет, мы в гастрономе по пьянке познакомились. Несколько раз выпивали, затем его печень прихватила, он зашился. Ну а какой он друг, коли не пьет? Около года и не виделись.

– Прекрасно. А куда твою тачку девать? С машиной тебя быстро разыщут.

– Лев Иванович, с машиной я вопрос решу, – вмешался Котов.

– У меня денег нет, все у жены, – сказал Ивлев.

– Деньги я вам дам. Гриша, несколько часов у нас есть, отвези садовода, реши с машиной и звони либо сюда, либо Орлову.

– Все! Жизнь вернулась в привычное русло. Чингачгук вышел на тропу войны! – Мария появилась в дверях спальни, причесанная, в макияже и на каблуках. – Куда определите, господин полковник?

– В команду прикрытия, – Гуров поцеловал Марию в щеку. – Кто из твоих друзей имеет дачу и кому требуется за домом присмотреть?

Виктор Олегович Вердин выглядел удивительно молодо, лет на двадцать пять, на самом деле подполковнику уже исполнилось тридцать четыре. Он говорил на французском и испанском хорошо, а по-английски безукоризненно. И моложавость, и способность к иностранным языкам были у него качествами наследственными, заложены генетически. Бабка Вердина была дворянка, с детства говорила с внуком лишь на французском и английском, умерла в девяносто два года, выглядела максимум на семьдесят. Ее родной брат, дед Виктора, уехал из России еще до революции, никогда на родине не был, служил на дипломатической службе; родной его дед, тоже разведчик, служил при штабе Деникина, в тридцатые годы пропал без вести. Все родственные связи, способности, целеустремленность, стремление сделать карьеру любым способом, своеобразное понятие о нравственности были зафиксированы в личном деле Вердина, порой помогали ему, чаще мешали в продвижении по службе. Он не мечтал, был убежден, что будет разведчиком международного класса, окончил высшую школу КГБ, начал работать в ГРУ.

Уже был разработан сложный маршрут следования через три страны в Англию, разработана «крыша» для работы нелегалом, когда один крупный партийный функционер, вчера руководивший свиноводством, поставил на карьере Вердина жирный несмываемый крест и послал в Лондон своего племянника. Тот шпионил недолго, вскоре провалил агентурную сеть в Лондоне, но сам имел дипломатический паспорт и спокойно вернулся в Москву.

Вердин к тому времени уже работал в контрразведке, где его особо не привечали, считая человеком ГРУ, непонятно, каким образом связывали его имя с провалом агентурной сети в Лондоне. Работая в контрразведке, он засветился перед спецслужбами иностранных посольств, дальнейшее его использование в качестве разведчика стало невозможным.

В Лэнгли, где расположена штаб-квартира ЦРУ, давно присматривались к Вердину как к человеку безусловно талантливому, незаслуженно обиженному на родине, потому очень подходящему для вербовки. Неизвестно, стал бы Вердин работать на американцев или нет, но его биография вновь сыграла с ним шутку. Один из аналитиков русского отдела ЦРУ, внимательно изучив личное дело кандидата, выразил мысль, что биография последнего излишне сложна, достоинства слишком велики и девяносто процентов из ста – парня на вербовку подставляют. А он очень умен, и, прежде чем с ним разберемся, можно оказаться в дерьме и на пенсии.

Мы в очередной раз хвастаемся, что имеем самых великих перестраховщиков в мире. Чего другого, а подобных индивидуумов хватает среди чиновников всего мира.

Так, со знанием иностранных языков, яркой индивидуальностью, превосходным цинизмом и иными многочисленными плюсами, Виктор Вердин и прослужил бы свой век в пыльной канцелярии. Однако Россия решила перестраиваться. Ни один народ в мире, даже немцы, не испытывали к своей спецслужбе столь испепеляющей любви. Любовь народа к партии и спецслужбе была всеобъемлющей, безграничной. Но потому нас, россиян, и называют народом загадочным, непредсказуемым, русскую душу – не имеющей дна и полной тайн. Никому и в голову не может прийти, что мы сами краев не видим, собственных загадок разгадать не в силах, будущего не знаем, а в душу свою не заглядываем, может, страшно, скорее лень.

В общем, перестройка – это хорошо, однако партию не запретили, а спецслужбу начали класть из старых кирпичей. И перестройщиков понять можно, в партии, считай, каждый активный россиянин пребывал, искренне добра хотел, сразу не получилось, так семьдесят лет для России это срок? Татары за триста не управились. А со спецслужбами вообще мутотень. Хоть одна страна в мире свою спецслужбу столько раз переименовывала? Надо в архивы лезть, так кто же туда пустит? На память получится неточно, с ошибками, но представление иметь будем. ВЧК, НКВД, МВД, КГБ, ФСБ, ФСК… Чего вспоминать, если сегодня никто не знает, как кого зовут? Сколько умных, порядочных людей под данными вывесками служили, не пересчитать, хотя бы потому, что половину из них уничтожили.