Последнее письмо от твоего любимого - Мойес Джоджо - Страница 28

— И что же становится с бывшими военными корреспондентами, когда они устают от беспокойной жизни? — спросила она.

— Они выходят на пенсию, сидят в самом темном углу редакции и достают всех рассказами о днях былой славы. Или остаются на поле брани, пока их в конце концов не убивают.

— И какой вариант выбрал ты?

— Пока не знаю, я еще не настолько устал от беспокойной жизни, — глядя ей в глаза, ответил он.

Энтони быстро погрузился в размеренную жизнь Ривьеры: долгие обеды, прогулки на свежем воздухе, постоянные беседы с едва знакомыми людьми. Раньше он чувствовал себя не от мира сего, а теперь взял обыкновение совершать длительные прогулки по утрам, наслаждался морским воздухом, приветливо здоровался с прохожими — постоянное похмелье и недосып остались в прошлом. Впервые за много лет он почувствовал себя легко и свободно. Дон бомбардировал его телеграммами, в которых в красках описывал, что его ждет, если он срочно не пришлет какой-нибудь стоящий материал, но Энтони лишь отмахивался от его угроз.

— Тебе не понравилось мое интервью? — спросил он у редактора.

— Интервью отличное, но его опубликовали в разделе «Деловая жизнь» в прошлый вторник, и бухгалтерия интересуется, почему ты все еще посылаешь им счета за личные расходы, хотя с момента публикации прошло уже четыре дня.

Дженнифер свозила его в Монте-Карло: машина медленно ползла вверх по головокружительным горным серпантинам, а он не мог отвести глаз от ее изящных рук, легко управлявшихся с рулем, и представлял, как подносит к губам по очереди каждый ее пальчик. Там они сходили в казино, Энтони поставил на рулетку лишь несколько фунтов, а выиграл довольно ощутимую сумму, после чего Дженнифер посмотрела на него таким взглядом, что он почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Она ела устриц в кафе на набережной, аккуратно, но решительно раскрывая ракушки, а он терял дар речи. Дженнифер так стремительно и незаметно вошла в его жизнь, что он не просто не мог думать ни о чем, кроме нее, но даже и не пытался. Оставаясь в одиночестве, Энтони мысленно прокручивал миллионы возможных вариантов развития событий и поражался тому, что какой-то женщине удалось настолько очаровать его.

А все из-за того, что она была редким существом, недоступным со всех точек зрения. Ему давно следовало перестать думать о ней, но стоило ему заметить, что портье просунул под дверь очередную записку, в которой она приглашала его выпить вместе по коктейлю на пьяцце или прокатиться в Ментону, как сердце начинало выпрыгивать из груди.

И что тут такого, уговаривал он себя, мне тридцать лет, и я уже не помню, когда в последний раз так много смеялся. Почему бы не насладиться, пусть ненадолго, веселым времяпрепровождением, которое многие люди воспринимают как должное? Все происходящее было так далеко от его привычной жизни, что казалось просто-напросто нереальным.

В пятницу вечером пришло известие, которого он с ужасом ожидал уже несколько дней: в телеграмме сообщалось, что на завтра для него забронирован билет на поезд и в понедельник утром ему следует явиться в редакцию «Нэйшн». Прочитав телеграмму, Энтони ощутил некоторое облегчение: вся эта история с Дженнифер Стерлинг зашла слишком далеко — ему несвойственно тратить столько времени и сил на женщину, если исход дела не предрешен заранее. Конечно, мысль о том, что они больше не увидятся, расстраивала его, но, с другой стороны, ему не терпелось вернуться к привычной жизни и снова стать самим собой.

Он достал с полки чемодан и положил его на кровать, решив сначала упаковать вещи, а потом послать ей записку с благодарностью за проведенное вместе время и предложением позвонить ему по возвращении в Лондон, если она вдруг надумает пообедать вместе. Если она позвонит ему когда очарование этого чудесного места уже потеряет свою магию, и они встретятся в Лондоне, возможно, она станет для него такой же, как все: приятным и необременительным развлечением.

Энтони уже убрал ботинки в чемодан, как вдруг позвонил консьерж и сообщил, что у стойки его ожидает какая-то дама.

— Блондинка?

— Да, сэр.

— Вы не могли бы передать ей трубку?

Далее последовал короткий разговор по-французски, а потом в трубке раздался ее голос:

— Это Дженнифер. Я просто подумала… — неуверенно, дрожащим голосом произнесла она, — может, сходим куда-нибудь? Ненадолго.

— С радостью, но я еще не одет, но если вы можете подняться ко мне и немного подождать…

Он быстро запихнул раскиданные по полу вещи под кровать, вставил лист бумаги в печатную машинку, как будто работал над статьей — хотя на самом деле отправил ее по телеграфу еще час назад, — надел чистую рубашку, но не успел застегнуть пуговицы, как раздался тихий стук в дверь.

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул он. — Мне нужно еще кое-что доделать, но проходите, проходите, пожалуйста.

— Если хотите, я могу подождать внизу, — смущенно предложила она, взглянув на его голую грудь и тут же отведя глаза.

— Нет, что вы. Это займет всего пару минут.

Дженнифер вошла в номер и огляделась. На ней было золотистое платье без рукавов с воротничком-стойкой. Плечи слегка покраснели после поездки на кабриолете под палящими лучами солнца. Волосы свободно падали на плечи, слегка растрепавшись от ветра, как будто она спешила.

Она обвела взглядом заваленную блокнотами кровать и наполовину собранный чемодан. Оба смущенно молчали, впервые оказавшись вдвоем в столь интимной обстановке.

— Может, предложите мне что-нибудь выпить? — собравшись с духом, нарушила молчание она.

— Какое непростительное упущение с моей стороны, конечно! — воскликнул он, позвонил консьержу и заказал джин с тоником, который принесли за считаные секунды. — А куда мы пойдем?

— Куда пойдем?

— Я успею побриться? — спросил он, исчезая в ванной.

— Конечно, не торопитесь.

Я поступил так намеренно, вспоминал он впоследствии, мне хотелось, чтобы она видела, как я бреюсь. Взглянув на себя в зеркало, Энтони отметил, что стал куда лучше выглядеть: пропал желтушный цвет кожи, разгладились глубокие морщины вокруг глаз. Поглядывая в зеркало на гостью, он открыл кран с горячей водой и принялся намыливать подбородок.

Дженнифер казалась рассеянной и погруженной в свои мысли. Проводя бритвой по подбородку, он смотрел, как она мечется по комнате, словно беспокойный зверь.

— С вами все в порядке? — крикнул он, промывая бритву.

— Да-да, все отлично. — Она уже выпила один бокал джин-тоника и налила себе второй.

Побрившись, он насухо вытер лицо полотенцем, сбрызнул щеки одеколоном, который приобрел здесь, в pharmacie,[10] — резкий аромат с нотками лимона и розмарина, — застегнул рубашку и, стоя перед зеркалом, поправил воротничок. Ему нравились такие моменты — адская смесь желания и потенциальных возможностей. Энтони вдруг ощутил странное ликование. Он вышел из ванной и увидел, что Дженнифер стоит на балконе. На Ривьеру опускались сумерки, вдали мерцали огни набережной. Она держала в одной руке бокал с коктейлем, а другой обнимала себя за талию, словно защищаясь.

— Совсем забыл: вы чудесно выглядите, — заговорил он, подходя к ней. — Вам очень идет этот цвет. Платье просто…

— Завтра возвращается Ларри. — Она ушла с балкона и повернулась к Энтони. — Сегодня прислал мне телеграмму. Во вторник мы летим в Лондон.

— Понятно, — ответил он, глядя на тонкие золотистые волосинки на ее руке — они слегка подрагивали от морского бриза.

— Я не несчастная, — вдруг сказала она, пристально глядя ему в глаза.

— Знаю.

Дженнифер внимательно, с серьезным выражением лица посмотрела на него, прикусила губу, а потом повернулась спиной и, замерев, приказала:

— Верхнюю пуговицу.

— Простите?

— Расстегните верхнюю пуговицу. Мне самой — никак.

Почти с облегчением Энтони ощутил нестерпимый жар в груди — это должно было произойти. Вот женщина, о которой он мечтал бессонными ночами, и она станет его. Ее отстраненность, ее сопротивление просто ошеломляли его, и теперь он хотел испытать то облегчение, которое приходит лишь вместе с оргазмом, хотел извергнуться в нее и наконец удовлетворить давно мучившее его желание.