Удачи тебе, сыщик! - Леонов Николай Иванович - Страница 50

Близнецы оценили тысячную толпу, переглянулись и отошли в сторону от дверей, а на верхнюю ступеньку легко взбежал Капитан, приковылял Сильвер, поднялись Классик, администратор Жуков с Матильдой, соскочили с ходулей клоуны в балахонах.

– Друзья! Товарищи! Господа! Сограждане! – крикнул Капитан, поднимая руку и призывая к вниманию.

Площадь колыхнулась и притихла.

– Сейчас все бастуют! Мы, артисты, как и многие из вас, больше трех месяцев не получаем зарплату! У вас дети, у нас дети и звери! Они ни черта не понимают ни в перестройке, ни в шоковой терапии, они хотят кушать!

Толпа зашумела, одобрительно заворчала. Колесников вновь поднял руку.

– Мы, артисты, понимаем, человека можно лишить последнего куска хлеба, но нельзя лишить зрелищ. Мы бастовать не будем. Здесь, – Капитан указал на дверь гостиницы, – остановился безвестный чиновник, и мы пришли, чтобы лишь спросить у него, на сколько дырок нам еще следует затянуть пояса? Мы пойдем и потолкуем, а желающие могут посмотреть небольшое представление. Классик, твой выход! Музыка, туш!

Колесников, Сильвер, клоуны в балахонах, группа акробатов, еще несколько человек ушли в гостиницу. Оркестр грянул туш. Классик взмахнул тростью, крикнул:

– Красота спасет мир!

Толпа раздалась, и на площадку перед гостиницей вылетели амазонки.

Мальчишки отпихивали капитана Стаднюка все дальше от центральных дверей. Он и не сопротивлялся, понял, что снова проиграл, пятился под напором любопытных, искал взглядом братьев-близнецов, лишь они сохраняли шансы перехватить Гурова и Клыка, милиционеры и уголовники в этой фантасмагории растворились и потеряли всякую инициативу. Но, как Стаднюк ни поднимался на носки, как ни крутил головой, охранников Бунича видно не было.

Гуров и Юдин стояли у окна, смотрели на запруженную людьми площадь, гарцующих амазонок.

– Ну вот, Борис Андреевич, как и было обещано, вы можете уходить, уезжать, и большое вам спасибо, – сказал Гуров.

Юдин посмотрел на сыщика, на ликующую площадь, вновь на сыщика, не выдержал и спросил:

– Что же, они все ваши должники?

– Вы слышали, что сказал Классик? Красота спасет мир!

– Ну, предположим, это не он сказал!

– Да и неважно, кто сказал первым, важен жизненный принцип. А я всегда ставлю на белое.

– Удачи. – Юдин руки не подал, кивнул и пошел к дверям, открыл, шагнул, остановился, бессвязно выругался и уже отчетливо сказал: – Звони, черт бы тебя побрал!

Коммерсант вышел, а в номер ввалились артисты, ряженые скинули балахоны и маски, акробаты прикрыли двери. По той слаженности, с какой все действовали, можно было подумать, что номер многократно репетировали. Сыщик вывел из ванной Клыка, разрезал веревки, накинул на него балахон, нацепил маску, оделся сам, все вышли из номера, два молодых артиста пошли по коридору в одну сторону, акробаты – в другую.

В вестибюле разразился скандал, директор цирка кричал на директора гостиницы:

– Как это никто из Росцирка не приезжал? Ты мне, Витя, не заправляй, я тебя сызмальства знаю!

– Леша, мы же друзья! Ты что? – Директор гостиницы прижимал к груди руки, смотрел жалостливо.

– Виктор Кузьмич, грех на душу берете, – говорил укоризненно администратор Жуков, поправляя свой безукоризненно повязанный галстук. – Нам ссориться ни к чему.

– Александр Валентинович, как можно? – бормотал директор гостиницы.

– Витька! – Сильвер взял его за лацкан пиджака. – Я тебя не люблю!

В вестибюль вышли ряженые и акробаты, присоединились к группе администраторов гостиницы и цирка, общей толпой вывалились на улицу.

Внизу, у гранитных ступенек важно расхаживали Миша и Гоша.

– Господин депутат, – ластился Рогожин к медведю, – я за вас голосовал.

Медведь громко заурчал, положил могучую лапу на плечо артиста, кивал согласно.

– Я всем говорю, что господин депутат – человек совестливый! – крикнул Рогожин. – И нашу землю нам вернет непременно.

Медведь, стоя на задних лапах, опустив голову, неожиданно вздыбился, поднял передние лапы, оскалился, грозно зарычал, двинулся на дрессировщика. Рогожин при своем двухметровом росте оказался маленьким и беззащитным. Сначала публика разразилась хохотом, затем испуганно шарахнулась.

Сыщик стоял рядом с Клыком, сквозь прорези маски внимательно наблюдал за окружающими. Милиция и уголовники могут не понять, кто мы, рассуждал сыщик, но убийца цирковой, он не обманется, может ударить, не сейчас, а когда двинемся к фуре, люди смешаются, и в толкотне заточка в опытной руке страшнее пистолета.

– Очнись, депутат! – кричал Рогожин, успокаивая медведя. – Кто чей слуга, мы давно разобрались, – и вложил сквозь намордник кусок сахара. – Так ведь не отдашь землю, подохнем оба с голодухи. – Артист похлопал медведя по мощным бокам. – Ну, ты жирку накопил, продержишься подольше…

Через головы людей, стоявших у ступенек, сыщик увидел капитана Стаднюка, который оглядывался, явно кого-то разыскивая. Опер сейчас не опасен: во-первых, ему сюда не пробиться, во-вторых, и протолкается, а сделать ничего не сможет. Сыщик взглянул на богатырские фигуры стоявших за спиной гимнастов.

– Люди, чего делать с депутатом? – вопрошал Рогожин.

– Не корми его! – крикнули из толпы.

– Верно! – Рогожин вытянул руку. – И я говорю: не корми! А ты кормишь. Так что делать? – Артист повернулся к медведю, который сосал лапу. – Лапу сосать? Спасибо, но этому мы сызмальства и так обучены!

«Медведи», провожаемые аплодисментами, тронулись в сторону фуры, сыщик вновь огляделся. Гимнасты. Капитан, Сильвер, Классик, администратор Жуков с неизменной Матильдой. А если один из этих ловких гимнастов и есть убийца? Сыщик толкнул стоявшего рядом Клыка, прошептал:

– Когда пойдем, обними меня за плечи.

– Ну, ты мозга, полковник, ну, ты мозга, – прохрипел в ответ Клык.

Капитан поблагодарил почтеннейшую публику за внимание, заверил, что каждый вечер цирк зажигает огни, артисты пока стоят на ногах и ждут дорогих гостей. Амазонки тронули нетерпеливых скакунов, раздвинули толпу, цирковой кортеж развернулся в сторону дома, оркестр грянул марш.

Клык обхватил Гурова за плечи, они прошли с десяток шагов рядом, но публика не расходилась, наоборот придвинулась, напирала, в одиночестве шествовали лишь Миша и Гоша.

– Мальчики, в фуру! – скомандовал Колесников.

Тут произошла заминка, преступник и сыщик разделились, чья-то мощная рука помогла Гурову вскочить в фуру, следом Сильвер, Жуков с Матильдой, Классик. Когда сыщик увидел, что гимнасты забросили в повозку Клыка, который путался в длинном балахоне, он вздохнул облегченно и снял маску. Рядом матюгались, тут же раздался смех, и фура, сопровождаемая криками, свистом и аплодисментами, скрипя и раскачиваясь, покатилась с площади.

Рецидивист и убийца Трофим Федорович Лялин по кличке Клык лежал на войлочной подстилке, полосатый балахон и хохочущая маска валялись рядом. Под левой грудью Клыка темнело небольшое пятно, даже не верилось, что такая пустяковая рана может оказаться смертельной.

Клык сидел в фуре между гимнастами, было тесно и темно, человек сидел нормально, на него не обращали внимания. Когда приехали и, толкаясь, с шутками и прибаутками начали выскакивать из крытой повозки, то Клык завалился на бок. Никто, кроме сыщика, и внимания не обратил, что один человек не вышел, так бы и увезли труп во внутренний двор. Гуров выждал несколько секунд, Клык не появлялся, сыщик решил, что преступник пытается выбраться из фуры другим путем, и, впрыгнув в повозку, бросился к телу, которое, конечно, было еще теплым.

Сыщик метнулся обратно, схватил раскрасневшегося Капитана за руку.

– Алексей Иванович!

– Ну, что еще? – Директор рассмеялся: – Ребята, цирк закончен, начинается повседневная работа! Всем по местам, кто вечером занят, готовятся, штабу собраться у меня! – И повернулся к Гурову. – Ну? С тебя вроде бы причитается?