Трактир на Пятницкой - Леонов Николай Иванович - Страница 24

Пашка растерялся. Он никогда не скрывал, что вор, и все его девчонки об этом знали и даже гордились, что их кавалер – известный во всей округе карманник.

– Вот что, у нас должно быть все честно, – решительно сказал он и замялся, выбирая выражение помягче. – Я жулик. Обыкновенный жулик, даже не высшей марки. Я думал, что ты знаешь, – Пашка встал, надел пиджак и направился к дверям. – Я пошел на “работу” в торговые ряды. А ты думай: хочешь – оставайся, хочешь – уходи.

Пашка вышел на улицу и постарался принять беззаботный вид. “Тоже мне краля, вор ей не компания. Будто я виноват, что она не уличная, а честная. Была честная, а теперь спит с вором”. Он смутился и оглянулся, не подслушал ли кто его мысли?

Пашка вошел в мануфактурную лавку и кивнул приказчику. Тот не ответил на приветствие и стал быстро листать свои книги.

– Ты что, не узнаешь? – спросил Пашка, облокачиваясь на кассу.

– Беда, Америка, – заметил приказчик и покосился на заднюю дверь. – Два дня назад приходили из уголовки и пригрозили хозяину, что, если тебя здесь или рядом увидят, прикроют заведение. Хозяин, конечно, мне накостылял, – он похлопал по тонкой шее. – Уходи, ради бога, Америка.

Пашка ничего не ответил и зло хлопнул расхлябанной дверью.

Так, значит, обкладывают менты! “На первой же краже и сгоришь”, – вспомнил он угрозу начальника. “Ну, это еще посмотрим, кто сгорит. Пашку не запугаешь, голыми руками не возьмешь”. Он зашел к Когану и выпил подряд две стопки водки. Пашка прекрасно знал, что пить на “работе” последнее дело, но упрямо зашагал в торговые ряды.

Как всегда, жертва появилась неожиданно. Худосочная дамочка приценивалась к детской шубке и неуверенно торговалась с улыбающимся продавцом. На остром локте дамочки болталась большая хозяйственная сумка, а из нее выглядывал уголок лакированного ридикюля. “Крестница ты моя милая”, – подумал Пашка, не примериваясь и даже не останавливаясь, быстро выхватил ридикюль и сунул его в карман. Но он забыл, что одет в новый, а не в привычный “рабочий” костюм. Ридикюль не хотел влезать в карман модных брюк, и Пашка, чертыхнувшись, опустил его за пазуху. Видимо, он замешкался или неловко повернулся, и дамочка, тихо охнув, схватила его за рукав. Пашка надвинулся на нее и одними губами прошептал:

– Молчи, вмиг пришью!

Дамочка отпустила его и дрожащей рукой прикрыла бледные губы. Пашка шел нарочито медленно и ждал, когда сзади раздастся крик. “Не успею я выскочить из этих чертовых рядов. Бить будут”, – равнодушно, как о постороннем, подумал он.

Оставалось не больше десяти шагов, когда Пашка увидел мента из районной уголовки. Этого молодого парня он отлично знал. Тот стоял при выходе из рядов и внимательно смотрел на Пашку, который, еле волоча ватные ноги, шел ему навстречу и уже нетерпеливо ждал: когда же она заорет?

Мент посторонился, пропустил Пашку и, глядя в сторону, спросил:

– Неудачно начинается день, Америка? Пашка споткнулся, и ридикюль чуть не вывалился на мостовую. Из проходного двора потянуло прохладой и кислым запахом отбросов. Это была уже Пашкина территория, и он зашагал увереннее, хотя и не мог понять толком, как он выпутался из этой истории. Пашка вздохнул и испугался по-настоящему. Неожиданно сзади раздался дробный стук каблучков и чей-то прерывающийся голос:

– Подождите, молодой человек!

Пашка сделал прыжок и одновременно оглянулся: спотыкаясь о неровный булыжник и смешно размахивая сумкой, к нему спешила тоненькая дамочка. Она была одна и в пустынном, полутемном даже днем дворе была особенно маленькой и беззащитной. Пашка оторопело остановился. Он ожидал шумного и яростного преследования, искаженных лиц и поднятых кулаков, а хозяйка ридикюля сама чуть не падала и задыхалась, прижимая руки к груди. Наконец она подбежала, ткнулась в Пашку острым плечом и подняла бледное, мокрое от пота, но решительное лицо.

– Как же вы можете? – с трудом выговорила она и ткнула Пашку кулачком в бок. – Отдайте сейчас же. Добром прошу, а то я кричать буду, – свистящим шепотом говорила дамочка и теребила его пиджак.

Пашка стоял, стиснув руки в карманах брюк, прижимал локтем спрятанную под пиджаком добычу и, оглядывая темный двор, не знал, что делать. Дать ей подножку и убежать?

Дамочка наконец нащупала под пиджаком твердый край своего ридикюля и неловко потянула его.

Пашка уже собирался сбить дамочку с ног, когда, дернув еще раз, она повисла у него на руке и совсем тихо прошептала:

– Лучше убейте.

Пашка вспомнил нож в руках Свистка и поднимающего наган Цыгана, отпустил ридикюль, и он шлепнулся на землю. Пашка отстранил рыдающую женщину и пошел на улицу. Он снова спустился к Когану, выпил у стойки еще три стопки, сел, выложил на столик всю свою наличность, пересчитал мятые купюры и сунул обратно в карман. Потом он долго бездумно смотрел в окно, курил и ловил на себе сочувственные взгляды по привычке вздыхающего старика. От выпитой водки, вздохов и сочувствия хозяина Пашке стало себя ужасно жалко. Почему-то вспомнились твердые уверенные лица ребят, которые вчера осматривали трактир, и он опять пожалел, что патруль пришел поздно.

Шаркая непомерно большими ступнями, подошел хозяин, поставил перед Пашкой бутылку лимонада и сказал:

– Я лично против пьянства, но иногда это необходимо. Не думай, что старик только и мечтает о своей выгоде.

Пашка понюхал бутылку, налил половину стакана и, крякнув, выпил. Хозяин не имел разрешения на торговлю спиртным, но для постоянных посетителей наливал, а в особых случаях в бутылке из-под лимонада подавал и на стол. Пашка курил одну папиросу за другой и думал:

“Первым делом бросить пить и послать к чертовой матери трактир и налетчиков. Денька два отдохнуть, отоспаться и привести себя в норму. На два дня денег хватит. Никаких девок: одной подавай каждый день новые наряды, другая чуть ли не политграмоте учить собралась. Съехала, наверное, – Пашка утерся ладонью и отодвинул бутылку. – Чтобы уголовка успокоилась, для виду можно и устроиться на какую-нибудь работенку полегче. Нужно узнать, чем кончилась вся чертовщина в трактире. Сегодня последний день, а завтра – амба”.

В трактире было спокойно. Серый с друзьями отсутствовал, только Серж сидел в зале и дремал, вытянув длинные ноги в сверкающих штиблетах.

– Выпутался? – спросил Пашка и сел к нему за стол.

– А, это ты! – Серж зевнул, похлопывая по рту ладонью. – Серый не дурак, мой друг, и знает, кто ему может пригодиться.

– Как Варвара?

– Какая Варвара? – Серж недоуменно посмотрел на Пашку. – Эта проститутка, что ли? – он махнул рукой. – Ошибка молодости, мой друг. Мне показалось, что у нее возвышенная, чего-то ищущая душа. Деньги, тряпки, побрякушки – на этом и кончаются идеалы сегодняшней женщины.

– А зачем тогда колечко ты ей дарил?

– Кольцо – это символ, мой друг. Ах, ничего ты не понимаешь! – Серж опять махнул на Пашку рукой и отвернулся. – Все так грубо и пошло.

Пашка смотрел на избалованного барчука, размахивающего перед его носом надушенными руками, и злоба медленно поднималась, трезвила и толкала его на резкий разговор.

– Жаль, что тебя не шлепнули, француз. Проморгал, кажется, Серый. И откуда у тебя пистолет?

– Я всю ночь играл в вопросы и ответы, мой друг. Я устал, а мне надо еще решить одну задачку, – лениво растягивая слова, сказал Серж и сел прямо. – Не все же такие бездельники, как ты.

– Какую задачку?

– Видишь, как ты нелогичен: то жалеешь, что не убили меня, то пристаешь с вопросами. Я на тебя не сержусь и расскажу тебе про свою задачку, но прежде ответь мне на один вопрос.

– Добрый вечер, Америка! – крикнул, подлетая, рыжий половой и наклонил голову. – Что прикажете?

– Пару пива, – сказал Пашка и повернулся к Сержу.

– Ты действительно классный вор, Павел? – спросил Серж, и вся его фигура подобралась и стала прямой и твердой.

– Говорят люди, что ничего, – неуверенно ответил Пашка. – А чего тебе?

– Да так, может, потом объясню.