Смерть в прямом эфире - Леонов Николай Иванович - Страница 31

Гуров припарковался у рынка, направился к подвалу, но тот исчез. На его месте стояла деревянная палатка, имеющая странную надпись: «Можно починить обувь». Вдоль палатки тянулась скамейка, на которой размещалась очередь. Возможно, то была единственная очередь в Москве. Люди носили обувь до ее естественной кончины. Неожиданно настало время, когда починить туфли стало проблемой. Богатых людей она не касалась, а бедные сидели на деревянной скамье и ждали своей очереди.

Гуров хотел войти в мастерскую, но женщины возбужденно загалдели, одна заявила:

– Молодой человек, очередь видите?

– Я к мастеру по личному вопросу, – Гуров обаятельно улыбнулся, – мне не требуется ничего чинить.

– Вот и подожди обеденного перерыва! – решительно сказала другая женщина, прижимая к груди потертые сапоги.

Сквозь стекло изнутри мастерской Гурова увидел упомянутый выше Сергей Бестаев. Некогда парень слишком следил за своей внешностью; сейчас, в рабочей одежде, чумазый, он нравился Гурову больше. Он открыл дверь, встал на пороге, уперев кулаки в бока, и громко спросил:

– Гражданочки-мадамочки, можно я друга в хату пущу?

Бестаев занимал в мастерской вторую позицию после хозяина, и вообще вопрос был чисто риторическим. Гуров кивком поблагодарил расступившихся женщин, прошел внутрь. Вдоль стен располагались станки, работало несколько человек, хозяин тоже что-то тачал, сидя на небольшом возвышении.

– Здорово, Дмитрий Батькович, – Митькино отчество Гуров если когда и знал, то забыл начисто.

Они не виделись больше года. Митька сильно поседел, что облагораживало его, подчеркивало природную смуглость. Сейчас он возился с парой женских туфель явно заморского происхождения, головы не поднял, на гостя не взглянул.

– Суров, особенно когда работа не ладится, – заметил Бестаев.

– Рад тебя здесь видеть, – ответил Гуров. – Ты похож на русского мастерового с гравюры прошлого века. Молодец.

– Прежнее забыто и похоронено, Лев Иванович, – Серега сверкнул сахарными зубами. – Вы знаете, сколько я зарабатываю? Особо крутые из района у меня в должниках ходят.

– Извиняй, Лев Иванович, – Митька слез со своего дощатого настила, подошел. – Живой. Большое дело по нынешним временам. – Взглянул на часы, сказал громко: – До обеда пятнадцать минут, я с гостем в контору пройду. – Он кивнул Сергею. – Пригляди тут без меня.

Контора оказалась довольно просторной комнатой, обставленной скромно, но современно. Особенно умилило Гурова, что на письменном столе было два телефонных аппарата. За одним сидела миловидная девушка лет двадцати.

– Елена, иди обедай, телефон отключи, он нам мешать будет. – Митька снял фартук, сел за стол, жестом пригласил присесть и Гурова. – Значит, живой, большое дело. – Он говорил легко, а смотрел настороженно.

– Дмитрий, я мимоходом, вспомнил по старинке, – сказал Гуров, оглядывая стол. Не найдя пепельницу, спросил: – У тебя курят?

– Тебе можно, – Митька подвинул блюдце. – Я от дел-то отошел, что ты мимоходом заглянул – врешь, у тебя времени на то нет.

– Волоха знаешь? – прямо спросил Гуров и закурил.

– Как и все в округе, знаю, что верх держит, людской крови не жалеет. Он летом заходил ко мне, не сговорились.

– Серьезный мужик или больше рисуется?

– Вполне серьезный, старой закваски, полагает, что шибко хитрый, – ответил Митька.

– Полагает, – повторил Гуров, – значит, не шибко.

– Так, почитай, каждый считает себя умнее, чем он есть на самом деле, – философски ответил Митька. – Волох стволов тридцать в кулаке держит, да еще прикупить способен.

– Серьезно, – согласился Гуров. – Вроде гражданская кончилась, РУОП на месте сидит, не тесно им?

– Уживаются. Все пригрелись, у каждого свое гнездышко, крыша не течет. Умный от добра добра не ищет. Известно, худой мир лучше доброй ссоры.

– Какой же мир, когда людей убивают!

– Так чужих, а они не в счет.

Гуров видел, разговор старому мастеру не нравится. Бывший вор в законе упирается, хочет беседу свернуть. Сыщик взглянул на потолок, заметил:

– Добротно у тебя, нигде не течет. Ты где же такие деньги взял и как с властями уладил?

– Деньги банк дал, власти налогом обложили, плачу, немного остается. Да я, Лев Иванович, никогда так не жил. Почет в округе, словно я не сапожник, а депутат какой. – Улыбка с лица Митьки пропала, взгляд стал недобрым. – Ты, Иваныч, не крути, говори, чего надо.

В дверь постучали, девушка принесла поднос с тарелками, изящный хрустальный графинчик, две рюмки, обратилась к Гурову:

– Вы горячее будете?

– Нет-нет, спасибо. Я рюмку выпью да побегу.

– Простите, – она расставила приборы. – А иномарочка у павильона «Цветы» стоит случайно не ваша? У меня поинтересовались.

– Моя! – повысил голос Дмитрий. – Передай, гайка пропадет, голову отвинчу.

– Разумеется, хозяин, разумеется, – девица исчезла.

Митька наполнил хрустальные рюмочки, раньше он пил из граненого стакана, сказал:

– Здоровья. Зря ты пришел, совсем не вовремя.

– Я пришел и ушел, считай, разговора не было, – ответил Гуров. – Тебе, Митя, совсем не так мягко, как ты хочешь мне показать. Тебя Волох в команду звал, ты отказался. Он тебя оброком обложил, грозится сжечь.

– Много знаешь, не понимаю, как живой еще, – Митька выпил вторую рюмку. – Я свои дела при помощи ментов никогда не решал. Надо будет – снова под землю залезу.

– Обижаешь, Дмитрий. Я для тебя не мент вовсе, старый приятель. Я помощи у воров в законе сроду не просил. Живи, Дмитрий, спасибо за угощенье. – Гуров пожал мозолистую руку мастера, поклонился и вышел.

Митька отодвинул хрустальную рюмочку, взял стакан, налил в него остатки из графинчика, опрокинул разом и тихо выругался.

Выйдя на улицу, сыщик зашел за цветочный павильон, взглянул на свой «Пежо» и направился в чебуречную, где ранее всегда обедал Серега Бестаев. Он и сейчас находился здесь, сидел за одним столом с двумя работниками мастерской. Гуров невольно отметил – спиртное на столе отсутствовало. Он встретился с мастеровым взглядом, указал на дверь, сел за один из столиков и услышал, как за столом Сергея кто-то произнес:

– Какой-то иностранец к хозяину приехал. Видно, не договорились, раз гость в чебуречную зашел. Сергей, ты здесь дольше всех, знаешь гостя?

– Понятия не имею, – ответил Бестаев.

Гуров съел один чебурек, вытер бумажной салфеткой пальцы, вышел на улицу, затерялся среди павильонов. Вскоре появились и сапожники, двое направились в мастерскую, а Бестаев пошел в мясные ряды. Гуров перегнал его и на ходу сказал:

– Требуется поговорить, Сережа.

– Ни хрена не выйдет, как Дмитрий сказал, так и будет, – ответил Бестаев.

– Но ты все-таки часиков в девять подойди к моей машине.

– В семь, – уточнил Бестаев и ушел.

Гуров успел переговорить по телефону с Марией, со Станиславом, переставил «Пежо» на другое место, накурился до одури; стало совсем темно, когда Сергей сел в машину, и они уехали.

– Вы зря время теряете, Лев Иванович, того парня, что вы знали, давно нет, я никогда не пойду против Дмитрия Степановича. – Бестаев достал из кармана бутылку виски, отвинтил пробку, хлебнул из горлышка, утерся ладонью.

– А если Дмитрию помощь нужна, а от меня он ее не примет? – спросил Гуров. – Тогда как? А кроме меня, ему никто не поможет. Район, как я понимаю, коррумпирован. Ну, не все, так двух-трех человек Волоху вполне достаточно. Обложил он твоего хозяина непосильной данью, «счетчик» выставит.

– Уже выставил, – поправил Бестаев.

– Ну вот, платить нечем, на ментов не обопрешься, спалит Волох вашу мастерскую. И полезет Дмитрий Степанович на старости лет обратно в подвал. – Гуров включил вентиляцию, снова закурил. – Просить помощи Дмитрий у меня не станет, но молча, без разговоров ее примет.

– А что я? – Бестаев еще раз хлебнул из бутылки и убрал ее в карман. – Моя-то жизнь и девяти граммов не весит. Полоснут из «калаша», и весь разговор.