Берег черного дерева и слоновой кости(изд.1989) - Жаколио Луи - Страница 24

2. Суд короля Гобби. — Странное посещение

Пленники, проснувшись на другой день, увидели на пороге хижины деревянную чашку муки маниока, приправленной красным перцем, и огромную горлянку? с водою.

[?Горлянка — род тыквы, в которой сохраняется вода.]

Это был подарок от короля, который удостоил вспомнить за завтраком, что белые пленники ничего не ели со вчерашнего дня. В первый раз со времени рабства друзья могли на свободе обменяться впечатлениями. Первые минуты сильного потрясения миновали, и они могли спокойнее обсудить свое положение и сообразить, каким образом действовать.

— Бежать отсюда во что бы то ни стало — вот единственная цель, которую мы должны преследовать, не останавливаясь ни перед чем, — сказал Барте в заключение.

— Совершенно справедливо, — отвечал Гиллуа, — но для успеха нам многого недостает. Мы, во-первых, должны иметь точные сведения насчет положения страны, в которой находимся, и узнать, на какую часть берега выгоднее добраться; во-вторых, выведать пути, уже проторенные караванами, и, наконец, добыть оружие для защиты.

— Любезный друг, если мы будем откладывать наш побег до того времени, пока все эти вопросы будут разрешены,то, пожалуй, нам придется провести всю жизнь над очисткой черепков и трубок Гобби.

— А между тем какая была бы неосторожность…

— А вот слушайте, как я буду решать ваши вопросы!— воскликнул молодой офицер.— Вы желаете узнать кое-что о положении страны?.. Все время мы шли на северо-восток от Рио-дас-Мортес и теперь дошли до реки Конго или до одного из ее притоков. Неизменное движение к востоку должно было привести нас к истокам этой таинственной реки, которая вытекает, может быть, из того же озера, что и Нил, только с противоположного водоската. В таком случае мы находимся около 5° широты и между 24° и 27° долготы, поблизости от озера Куффуа. Теперь— на какую часть берега нам надо выбраться? По-моему, нельзя заранее указывать маршрут, мы должны знать только одно: во что бы то ни стало добраться до морского берега, а так как у нас нет выбора в направлении, то остается лишь последнее средство, чтобы не заблудиться, — это следовать по течению Конго! Ах, будь у нас только проводник!

— Ну а оружие?

— В этом отношении нам придется удовлетвориться оружием, отданным на наше попечение. Впрочем, надо надеяться, что по крайней мере за пятьсот миль отсюда мы встретим мирные племена, у которых ни наша жизнь, ни свобода не подвергнутся опасности!

— Какие, однако, точные сведения вы имеете обо всем этом, Барте!

— Всю мою молодость я изучал с особенной страстью географию и этнографию. Знание земного шара и человеческих рас, на нем живущих, всегда казалось мне самой важной из наук.

— Вы не ошиблись в выборе, потому что именно это знание, может быть, спасет нас. В таком случае, к несчастью, я не могу быть вам полезен, потому что всегда изучал со страстью только естествознание. Единственное, что я могу делать, когда мы пустимся в путь, — это пытаться определить широту посредством ботанической географии.

— Как так? — удивился Барте.

— Очень просто, — ответил Гиллуа, забывая опасность своего положения при воспоминании о любимой науке. — В настоящее время известно более двухсот пятидесяти тысяч растительных видов, но, по остроумному сравнению Геффера, требовать от ботаника знания наизусть свойств каждого растения было бы так же нелепо, как требовать от главнокомандующего, чтобы он знал по имени и в лицо каждого солдата своей армии. Значение и распределение растений в различных странах земного шара — вот главный предмет изучения; это и составляет сущность того, что я называю ботанической географией. Эта наука принимает, как физическая география, два крайних предела— полюсы и экватор… Полюсы дают нуль растительности. Экватор, напротив, проявляет все ее богатство и роскошь… Между полюсами и экватором находятся промежуточные степени. В полюсах, ближайших к полярным кругам, распределение растений так же однообразно и правильно, как и на равнинах, ближайших к экватору. От чего зависит этот странный результат?

В умеренных странах вся живая природа страдает от колебаний температуры, которые, подобно маятнику на часах, раскачиваются до 20° то выше, то ниже средней температуры года. Совсем иное мы видим под тропиками и в полярных областях.

Там колебания почти ничтожны сравнительно с колебаниями европейских климатов: очень редко они достигают 3° и 4°. Таким образом, почва и атмосфера, то есть главные условия всего живущего на земле, почти постоянно проникаются равным количеством тепла.

Повторяю, что в странах, находящихся между полярными кругами и тропиками, картина совсем иная: температура воздуха и почвы настолько же непостоянна, насколько разнообразны растительные виды. В умеренном поясе имеются самые разнообразные виды, перенесенные из всех стран мира; их возделывание подчиняется температуре зимнего или летнего времени.

Жаркий пояс, между поворотными кругами по обеим сторонам экватора, по которому нам предстоит путь, находится между 23 V20 северной и южной широты; его ежегодная средняя температура от 20° до 23°.

Этот пояс замечателен своими первобытными лесами, перевитыми исполинскими лианами. Растительность правильно изменяется с возвышением почвы и таким образом достигает иногда восьми ярусов, последовательно поднимаясь по горам. Все растительные виды, которые ползут союз вершенно разнородными ступеньками вверх по горам экваториального пояса, идут точно такой же лесенкой и в том же порядке от экватора к полюсам; там точно так же постепенно минуешь полосы пальм и бананов, папоротников и финиковых деревьев, мирт и лавров, вечнозеленых лесов, европейских лиственных деревьев, периодически теряющих свои листья, хвойных деревьев, кустарников, наконец, альпийских трав... Вот, любезный друг, на каких началах основана ботаническая география! Какие чудесные исследования могли бы мы здесь производить, если бы не были вынуждены заботиться о своей безопасности!

— И как можно скорее, так как никто не может поручиться, что Гобби, хватив лишний стакан рому, не прикажет принести нас в жертву своему Марамбе!

— Вот хотя бы в этом саду, — продолжал Гиллуа, — посмотрите, какие редкие растения! Вот эфиопский перец, мохнатый тамаринд, масличное дерево, сенегальская анона, древокорник, плоды которого так драгоценны для излечения болезни печени, баобаб Адансона, всякого рода бананы, гвинейские елей и до двадцати видов пандануса!.. А что это за растения? Какую великолепную коллекцию разных растительных видов мог бы я составить!.. Но понимаете ли вы теперь, каким образом растения помогают определению широты?

— Поистине география— всемирная наука, — сказал Барте, невольно увлеченный восторженностью друга,— и не может же эта наука заниматься земною поверхностью, не обращая внимания на растительность и животных! В вопросах фауны полюсы и экватор могут играть ту же роль, что и в ботанической географии: по широте легко определять зоологические виды. Да, я теперь вижу: отделять от земли существа, живущие на земле и под землей, писать их историю отдельно от истории земного шара, забывать о средствах их питания, о почве, которую они обрабатывают, о составе воздуха, которым они дышат, — это значит не заботиться о рациональной науке! Жизнь отдельная не может изучаться независимо от общей жизни. Не думаете ли вы, Гиллуа, что прежде чем браться за человеческую психологию, следовало бы хорошенько изучить физиологию растений?

— О, да! В природе нет ничего независимого и чудесного.

— Что правда, то правда: природа проста… Посмотрите, мы здесь беззащитны, несчастны, измучены, и вот достаточно сытного завтрака и солнечного луча, чтобы изменить течение наших мыслей, заставить нас мечтать и разговаривать, как будто мы — свободные исследователи среди лесов Африки!

— Но вернемся к печальному положению! Я разделяю ваше мнение о необходимости бежать.