Профессионалы - Леонов Николай Иванович - Страница 18

– Ты моя любимая женщина и друг, – серьезно ответил Лева, но тут же не удержался и добавил: – Факт регистрации, штамп в паспорте, твоя постоянная прописка несколько омрачают.

– Хватит, Гуров, – перебила Рита. – Значит, любимая и друг?

– Значит, – признался Лева.

– Ты пятые сутки молчишь, лишь отвечаешь на вопросы и отворачиваешься, – Рита забрала у Левы чашку кофе и отхлебнула. – Я понимаю, работа у тебя секретная, ты не можешь рассказывать все. Но что-то можно? В конце концов необязательно говорить о работе. Ты приходишь, ешь, спишь и уходишь. Когда ты сидишь рядом, целуешь меня, смотришь вместе со мной телевизор, физически ты существуешь, но ты манекен, ты не человек.

– Только без красивостей, – сказал Лева и не заметил, что голос у него звучал, как у майора Гурова. – Мне казалось, ты повзрослела. Жизнь не игра в хочу и не хочу, приятно неприятно. Учись терпеть.

Рите казалось, что знает Леву Гурова. Она увидела, какие нехорошие у него глаза, и испугалась.

– В моей жизни мало секретного, – он почувствовал страх жены, тона не изменил, решив, что в ближайшие несколько суток ему нужны все силы, и пусть Рита отодвинется, позже урегулируем. – Женщина плюнула мне в лицо. Ничего секретного в этом нет. Мой подчиненный, мальчик, потерял себя, я не могу ему помочь. Я сказал. Тебе легче? Терпи. Все проходит. Я люблю тебя.

Лева вышел из-за стола, тронул сухими губами волосы жены и пошел к дверям.

Петр Николаевич Орлов оглядел группу захвата. Рядом с Гуровым сидела миловидная девушка в форме лейтенанта милиции. Слева от нее громоздились инспектора Виктор Терентьев и Александр Прохоров. Их широкие плечи, могучие шеи, тяжелые кисти рук, расслабленно лежавшие на распиравших брюки бедрах, излучали спокойствие и силу. Оба мастера спорта по борьбе, один по вольной, другой по классической, с точки зрения полковника, несерьезно молоды. Петр Николаевич пытался отвести их кандидатуры. «Я не на соревнования команду выставляю, мне не действующие спортсмены нужны, а опытные, физически сильные оперативники». Ответ генерала звучал аргументирование: мол, ребята выглядят молодо, и хорошо, их легко камуфлировать под студентов или физкультурников. Орлов согласился, а сейчас, глядя на розовые мальчишеские лица Вити и Шуры, вновь засомневался.

Чуть дальше сидел лейтенант, мастер спорта по стрельбе из пистолета Леня Симоненко, длинноногий, худой, даже хрупкий, он походил на студента, который существует на одну стипендию. Орлов знал, что Симоненко – оперативник никакой, но входит в сборную страны, вечно на сборах, где кормят его отлично, и чего он такой худющий, непонятно. С пистолетом Леня обращался если не как Бог, то как его первый зам по стрельбе.

Молчали. Наконец Петр Николаевич сосредоточился и сказал:

– Ситуация такова. Сегодня в семь утра в лесопарковой зоне Сокольнического района обнаружен еще один труп. Убит из того же пистолета марки ТТ, что и трое в области. Молодой мужчина, выстрел произведен вчера, примерно около двадцати трех часов, почти в упор. Рядом с рукой трупа обнаружена незажженная сигарета. Следов ограбления нет, убийство немотивированное, есть основания полагать, что парень обратился к убийце с просьбой прикурить.

Он сделал паузу, добиваясь, чтобы все усвоили, с кем придется иметь дело.

– Мы как раз собрались все некурящие, – сказал Симоненко.

Гурову стрелок не понравился, и сидел он в кабинете как-то вызывающе вольготно, улыбочка совершенно не по ситуации, и шутка его некстати. Сказал, желая обратить на себя внимание.

– Я вас попрошу, и вы закурите, – сказал Гуров.

Орлов довольно улыбнулся и, следуя своей привычке слышать лишь то, что считает нужным, продолжал:

– Розыск на сегодня располагает лишь одной версией. Петренко Иван Степанович, двадцать девять лет, не работает. Состоит на учете в психдиспансере, якобы имеет пистолет. Его ищут и именно в Сокольническом районе. Когда его найдут, возьмут под наблюдение. И передадут вашей группе.

Орлов вынул из конверта несколько фотографий, протянул Гурову, тот оставил себе одну, остальные передал товарищам. С увеличенной фотографии, переснятой в паспортном столе, смотрел обыкновенный безликий молодой парень лет восемнадцати, не более.

– Версия его причастности к убийствам строится на предположениях, непроверенных данных, никакими серьезными доказательствами его вины мы не располагаем. Наличие у Петренко пистолета тоже точно не установлено.

Гуров, который всей информацией уже обладал, слушал невнимательно, изучая лица и реакцию оперативников.

Нина, так звали девушку в форме, нервничала. Она держала тонкими пальцами жезл сотрудника ГАИ, и майор Гуров чувствовал, как жезл ей и мешает – она не знает, куда его девать, и помогает – не надо думать о руках, они заняты.

Виктор и Александр, похожие на братьев, хмурились, сидели набычившись, слушали, казалось, вполуха. Их оперативные сложности не касаются. Пусть покажут человека да объяснят, когда, где и как к нему подойти и куда отвести.

На Леонида Симоненко майор Гуров смотреть не стал. Избалованный парень, с норовом и любовью к себе. Таких майор встречал, не любил, но обращаться с ними умел.

– Значит, вы прибыли на место, и вам показали Петренко, вы становитесь главными, – продолжал рассуждать полковник. – Если у него в руке книга, сумка, папка, сверток, то ситуация осложняется. Вы его только наблюдаете, исходя из двух противоположных убеждений. Первое – он убийца-маньяк, стреляющий в приближающегося к нему мужчину. И думаете не только о себе, а в основном о нормальных людях, которые ничего не знают и знать не должны. Второе – Петренко больной, одинокий, ни в чем не виновный человек.

У вас будет машина с телефоном, а когда вы к Петренко приглядитесь, решим по ситуации. Все свободны. Лев Иванович, задержитесь. Находиться в комнате отдыха при дежурной части, можете сходить в столовую.

Петр Николаевич открыл бутылку боржома, наполнил стаканы, кивнул Гурову, словно пил за его здоровье.

– Конечно, Петренко – далеко не факт, версия шаткая, хотя совпадений многовато, – сказал Орлов. – Не знаю даже, что тебе пожелать, чет или нечет?

– Лучше чет, Петр Николаевич, – ответил Гуров.

– Как тебе ребята? – спросил Орлов.

– Ребята ладные, – Гуров пожал плечами, с видом пожилого, многоопытного человека. – Стрелок, видно, парень избалованный.

– Верно, но тебе с ним не век коротать. Он – стрелок! А как тебе старший группы? – серьезно, без тени улыбки, спросил Орлов.

– Майор Гуров? – Гуров тоже задумался всерьез. – Как вам сказать…

– Я тебя, Лева, просил, – перебил Орлов. – Твое «вы» подчеркивает мой возраст и выражает недоверие нашей дружбе. Или мы только начальник и подчиненный?

«А ты тоже, Петр Николаевич, нервничаешь, – подумал Гуров, – многословен стал, сентиментален», – и ответил коротко:

– Извини.

– Ладно, дальше.

– От майора Гурова я тоже не в восторге, – признался Лева. – Излишне спокоен, даже самоуверен, уповает на ситуацию, экспромт, серьезной заготовки не имеет, вариантов пока не просчитывает. Как только Гурова друг начальник отпустит, он займется собой.

– Совет расценивай как приказ. Пока убийца не будет водворен в изолятор, ты свои «извините» и «пожалуйста» из лексикона убери. Симоненко правильно одернул, ты его в строгости держи. Ребят слегка припугни, иначе они станут дремать, ждать, пока ты их за ручку подведешь. А теперь иди, думай, у меня дела.

– Будь здоров, полковник, – Гуров кивнул и вышел.

Терентьев, Прохоров и Симоненко обедали в столовой. Богатыри были сосредоточенными молчунами. Они сидели на легких стульях аккуратно, ели тоже аккуратно, отодвинули пустые тарелки синхронно, взяли по стакану компота одновременно. Неторопливая солидность их движений контрастировала с юношеской розовощекостью, которая наводила на мысль, что бреются они только из солидарности со взрослыми мужчинами.

Леня Симоненко худобой и огромными глазами походил на стрекозу и вел себя соответственно. Он вертелся, жестикулировал, разговаривал с набитым ртом: