Плата за жизнь - Леонов Николай Иванович - Страница 21

Ноги Гурова были согнуты в коленях, кожаные крепления прочно держали их в таком положении.

– Я спал, поджав колени. – Гуров опустился на сиденье машины, расстегнул ремни, начал массировать ноги.

Сыщик поднялся, стал вновь высоким, снял с себя пояс с набрюшником, расправил плечи, начал делать гимнастику.

Орлов и Крячко наблюдали за другом, негромко переговаривались.

– Значит, Колька Сутеев? – спросил Крячко.

– Значит, – кивнул Орлов. – Интересно, как мы будем доказывать.

Крячко взглянул на отжимающегося от асфальта Гурова, повернулся, увидел тормозящий «жигуленок», лицо оторопевшего водителя, поднял жезл, подошел, представился:

– Старший инспектор Голопупенко. Интересно… – Он указал жезлом на приседающего Гурова. – А ну дыхните.

– Вчера поминки, – забормотал водитель. – Клянусь, не опохмелялся!

– Значит, со вчерашнего? – Крячко нахмурился, указал жезлом на Гурова. – Он тоже со вчерашнего. А вы знаете постановление девяносто ноль семь? Водителя транспортного средства, оказавшегося за рулем трезвым, но с запахом алкоголя, предписано раздеть и заставить делать гимнастику до пота.

– Товарищ инспектор…

– Тамбовский волк тебе товарищ, а я – господин старший инспектор! – перебил Крячко.

– Господин, – водитель провел ладонью по мокрому с похмелья лицу, – я и так мокрый, а разденусь, обсохну, начну приседать, помру.

– Молитесь Богу, у меня времени нет! Проезжайте, но учтите! – Крячко махнул жезлом, проводил взглядом вмиг исчезнувшие «Жигули».

Полковник Гуров и Борис Михайлович Харитонов на конспиративной квартире пили чай. Сыщик сообщил агенту, что четверо авторитетов задержаны с оружием и поддельными паспортами.

– Возбудят уголовные дела, возьмут подписку о невыезде и освободят, – закончил Гуров.

– И меня убьют, в лучшем случае быстро, – сказал Харитонов.

– Это вряд ли, я никогда не подставляю своих людей. Я, Борис Михайлович, профессионал.

Побледневший было Харитонов натянуто улыбнулся, вздохнул.

– Завтра вы позвоните своему шефу, сообщите, что задержаны вместе со всеми. Звоните из кабинета следователя, который любезно предоставил вам такую возможность. Вас скоро освободят, подробности при встрече. Звонить будете, как я сказал, завтра, в моем присутствии.

– А дальше?

– Вы выйдете из этой квартиры в тот день и час, когда освободят ваших коллег, отправитесь по месту службы, доложитесь, пошлете людей за вашей машиной.

– Через день-другой авторитеты установят, что на съезде от Лялька был не я, а другой человек. Меня вздернут на дыбу. – Харитонов обхватил худые плечи.

Гуров смотрел на агента с интересом, осуждающе качал головой.

– И с таким интеллектом вы руководите группировкой? Интересно.

– У меня нет времени подумать, и я боюсь.

– Что боитесь, я вижу, а времени подумать у вас будет предостаточно. Никто вас ни в чем уличить не сможет, даже пытаться не станет. Ваших коллег, которые вернутся из тюрьмы, авторитеты как минимум вышвырнут на улицу. Людей, находившихся под следствием и освобожденных, ни один авторитет держать рядом с собой не станет.

– А если станет?

– Значит, больной. Оставшиеся в группировке, даже если их окажется двое, будут сидеть тихо, закапывая происшедшую историю, а не раскапывая ее, раздражая хозяев и вытаскивая на свет божий собственный гроб.

– Пожалуй, – согласился Харитонов.

– Не пожалуй, черт вас подери! – не сдержался Гуров. – А обязательно!

– Конечно, конечно! – Харитонов съежился.

– Теперь рассказывайте! Кого? Когда? Каким образом вы завербовали старшего офицера МВД?

– А компрматериал? – прошептал Харитонов. – Ну, тот, когда я был задержан с наркотиками.

– Время торговли прошло, вы его упустили, Борис Михайлович. Захочу – уничтожу те бумаги, захочу – буду хранить в сейфе. А вы, хотите или нет, сейчас все в деталях расскажете, затем и напишите.

Харитонов рассказывал. Гуров сидел с непроницаемым лицом, курил. Когда агент замолчал, сыщик сказал равнодушно:

– Ваш рассказ совпадает с нашей разработкой. – Он положил перед Харитоновым стопку бумаги и ручку. – Пишите. Ваше сочинение будет храниться под грифом «Совершенно секретно», ни один человек, кроме моего начальника, этой бумаги не увидит. Пишите, я пойду смотреть телевизор.

Сыщик прошел в соседнюю комнату, включил телевизор, опустился в кресло, уставился на экран.

Очнулся Гуров, когда скрипнула дверь. На пороге стоял Харитонов:

– Заснули, Лев Иванович? Понятное дело, такая работа, все на нервах.

Гуров вернулся в гостиную, просмотрел написанное Харитоновым, сказал:

– Значит, вы видели полковника лишь однажды? Вербовку лишь организовывали?

– Точно.

– Значит, вы не свидетель.

– Вербовку осуществлял, встречался, платил деньги… – Гуров заглянул в листок. – Меньшиков Евгений Тихонович?

– Так точно.

– Отдыхайте, я завтра приеду. Охрану я с квартиры снимаю, можете выйти погулять.

– Нет уж, увольте!

– Как желаете, до завтра. – Гуров ушел.

Харитонов долго стоял, глядя на захлопнувшуюся дверь.

Для задержания иуды требовались доказательства. За его вербовщиком и хозяином была пущена наружка, домашний телефон прослушивался, разговоры записывались. За иудой наблюдения не велось.

– Он опытный, битый оперативник, – сказал Гуров, – почувствует наблюдение, может скрыться.

– Скрываться он не станет, но связь порвет, – возразил Орлов. – Будем ждать.

И ждали, наблюдали, фотографировали, вели видеосъемку, записывали телефонные разговоры. Капля за каплей, крупинка к крупинке, казалось, можно и супчик сварить.

Гуров упирался, возражал:

– Рано, мы не докажем. Прокуратура и суд оценят наши материалы по-своему, они люди посторонние, у них не болит, они объективны, равнодушны. Это нам все ясно, а им такие доказательства недостаточны.

– Надавим, – сказал Крячко.

– На кого? На помощника прокурора Грача? Он знает нас с тобой, давний приятель Петра, но Грач порядочный мужик, слуга закона и против него не пойдет.

– Так что ты предлагаешь? – спросил Крячко.

– Ждать, работать. Иуда – человек, каждый человек в конце концов ошибается.

Сотрудники, ведущие наружное наблюдение за Меньшиковым, который завербовал полковника МВД, получал от него данные, выплачивал деньги, взбунтовались, написали рапорта, что они занимаются пустым делом. Генерал, начальник службы наружного наблюдения, подал рапорт на имя заместителя министра.

Орлова вызвали «на ковер». Он вернулся спокойный, злой, пригласил Гурова.

– Все, Лев Иванович, я получил приказ. Нам дают двое суток, затем наблюдение за вербовщиком снимают. По-своему они правы, дел много, людей не хватает.

– Петр Николаевич, не каждый день удается выявить коррумпированного полковника министерства, – сказал Гуров, понимая, что разговор пустой.

– Я не девица, меня уговаривать бессмысленно.

– Понимаю. – Гуров помолчал. – Я разгадал систему связи между агентом и вербовщиком. Нами установлено, что вербовщик Меньшиков посещает пять адресов, по которым проживают люди, чьи биографии далеко не хрустальны.

– Ты старый сыщик, не говори глупости. Хрустальных людей не бывает.

– Считай, что я данного слова не произносил. – Гуров закурил, направился к окну.

– Сядь здесь, – Орлов указал на кресло.

Гуров вернулся, но в кресло не сел, продолжал стоять.

– Агент знает день и час, когда хозяин находится в той или иной квартире, звонит туда из автомата, сообщает новости, получает задание. Вербовщик оставляет у доверенного лица деньги, через несколько дней агент, десять раз перепроверившись, нет ли «хвоста», заходит к связному, забирает свои тридцать сребреников. Если у него что-то есть срочное, существует телефон связи, который используется втемную.

– Возможно, Лева, возможно, – ответил генерал. – Что ты предлагаешь? Телефоны всех установленных квартир, которые посещает вербовщик, поставить на контроль? Кто тебе разрешит?