Плата за жизнь - Леонов Николай Иванович - Страница 15

– Отстань, не говори глупостей! – Гуров отстранил нахала, зашагал по коридору, где тут же встретил начальника отдела, полковника Усова. Он взял Гурова под руку, вывел на лестничную площадку.

– Лев Иванович, что у тебя вчера после моего ухода из кабинета произошло с генералом?

– Как обычно. – Гуров пожал плечами. – Ты же знаешь, Паша, у нас дружба и служба сосуществуют порознь. Мы поспорили по одному принципиальному вопросу.

– Он не сказал, что посылает тебя в Пермь с инспекторской проверкой?

– Брось, Паша. – Гуров достал сигареты. – Шутка дурного тона.

– Какая шутка, зайди в канцелярию, ознакомься с приказом. Ты вылетаешь завтра.

Гуров смерил собеседника взглядом, смял незажженную сигарету, швырнул в урну, направляясь в канцелярию.

Когда он вошел, в комнате, где находилось несколько человек, стало тихо.

– Здравствуйте, – громко сказал Гуров. Ему нестройно ответили, смотрели с любопытством. – Людочка, прелесть моя, – обратился он к одной из девушек, сидевших за деревянным барьером, – мне что-нибудь есть?

– Есть, Лев Иванович, – тихо ответила девушка и, потупившись, протянула листок с приказом.

Гуров прочитал приказ, нахмурился, взглянул еще раз, положил на стойку, спросил:

– Генерал на месте?

– Не знаю, с утра видела.

– Спасибо. – Гуров круто развернулся и вышел.

Он вошел в приемную, кивнул Верочке, затем на дверь генеральского кабинета:

– У себя?

– Да, но у него…

Гуров не дослушал, распахнул тяжелую дверь, вошел, сухо поздоровался. В кабинете находился полковник Сутеев, которого Гуров считал подозреваемым номер один. Гуров ему кивнул, сказал:

– Господин генерал, мы расстались вчера вечером. Что за приказ? Какая командировка? Какая Пермь? Вы же отлично знаете, я занят важнейшей разработкой…

– Не горячитесь, полковник, – перебил Орлов. – Из Перми поступил очень тревожный сигнал. У них большие неприятности с агентурой. Вам известно, данное направление работы проверяем мы, а не штатные инспектора. Учитывая ваш опыт…

– Благодарю за доверие, генерал! – Гуров развернулся и вышел.

– Воспитал на свою голову, – пробормотал Орлов, нервно, без надобности переложил лежавшие на столе бумаги, взглянул на притихшего полковника. – Ничего, перемелется, мука будет. Николай Михайлович, на чем мы остановились?

Гуров расхаживал по квартире, пикировался с Крячко, который орудовал на кухне.

– Почему картошку должен чистить я? – рассуждал Станислав. – Ты огромадный эгоист, Лев Иванович.

– Что выросло, то выросло. – Гуров встал в дверях. – Ты зачем приехал? Ты прибыл, чтобы успокоить друга, с которым обошлись несправедливо. Ты должен друга накормить, налить ему стакан.

– Ты дал зарок! – Станислав поставил на плиту сковородку, плеснул масла, высыпал картошку. – Мужчина обязан держать свое слово.

– Обязательно! В принципе! – Гуров подошел к холодильнику. – Но зароки и слова дают специально, чтобы было что нарушать. – Он наполнил две стопки. – Иначе жизнь становится пресной и скучной, как стареющая девственница. Твое здоровье, Станислав!

– За такой тост грех не выпить. – Крячко скорбно улыбнулся, широко перекрестился и выпил. – Бог все видит и простит.

Зазвонил телефон. Гуров снял трубку.

– Слушаю.

– Лев Иванович? – спросил молодой мужской голос.

– Допустим.

– Здравствуйте, мне ваш телефон дал телевизионный комментатор… Турин. Он сказал, что вам требуется опытный режиссер…

– Молодой человек, – сказал Гуров, – представьтесь, пожалуйста.

– Прошу прощения. Козлов Игорь… Можно без отчества.

– Игорь, значит, вы режиссер? – Гуров вздохнул, посмотрел на Крячко. – А кроме вас кто-нибудь знает, что вы режиссер?

– Турин… В Москве меня знают только в узком кругу профессионалов. Но на Каннском фестивале я получил приз за лучшую режиссуру. – Голос звенел, но обрел уверенность.

– Ну, лучше, если бы вы получили «Оскара». Шучу, Игорь, шучу. Канн для меня достаточно. Как у вас со временем?

– Я снимаю некоммерческое кино, сейчас в простое, проще говоря, бездельничаю. Лев Иванович, у меня ничего нет, а времени предостаточно, девать некуда.

– Тогда приезжайте в гости. Вы москвич?

– Москвич. – Игорь вздохнул.

– Тогда вы найдете меня легко, возьмите ручку, запишите адрес.

– Я готов, Лев Иванович.

Гуров продиктовал адрес, попросил режиссера повторить, сказал: «Жду», – и положил трубку.

– Старые мы, Станислав. Для нас кто моложе тридцати, тот пацан.

– Пройдет несколько лет, и для нас человек моложе сорока будет тоже пацаном, – философски изрек Крячко, – если раньше не убьют.

– Спасибо на добром слове. Когда он прибудет, ты закройся на кухне. Можешь слушать, но не показываться, парень начнет стесняться.

– Я могу уйти.

– Не можешь, ты мне нужен.

Режиссер Игорь Козлов был высокий, худой, лохматый, с огромными черными глазами. Джинсовый затертый костюм болтался на нем как на вешалке, видно, нужного размера раздобыть не удалось. Здороваясь, он взглянул вызывающе: так смотрят люди стеснительные, неуверенные.

– Проходите, Игорь, располагайтесь. – Гуров указал на диван и кресло. На столике стояли чашки, кофейник, бутылка коньяку, рюмка и пепельница. – У меня курят. Я на минуточку отлучусь. – Он без надобности ушел на кухню.

– Ну? – Крячко отложил книгу. – Каков?

– Не приглядывался, стесняется, пусть пообвыкнет.

Гуров вернулся в гостиную, сел в нелюбимое низкое кресло.

– Вы Сашу Турина давно знаете?

– Не очень, года два.

Гуров разлил кофе по чашкам, плеснул в бокалы коньяку.

– Со знакомством, за здоровье. – Гуров поднял бокал, пригубил. – Саша говорил, кто я, какова моя профессия?

– Сказал, что мент, розыскник.

Гуров понял, что молодой режиссер обманывал, у него с Туриным состоялся обстоятельный разговор, который, видимо, закончился предупреждением комментатора, что сыщик не любит болтунов.

– Да, я сыщик, – сказал Гуров. – Судя по моему возрасту, понимаете, что я старый сыщик.

– Вы совсем молодой!

– Не лги, нехорошо, мне пятый десяток.

– У вас потрясающая внешность, сочетание крайне редко встречающееся, – увлеченно заговорил режиссер. – Вы обаятельны, одновременно излучаете силу и угрозу. Я с удовольствием снял бы вас в главной роли.

– Невозможно, у меня нет времени, и я боюсь камеры, каменею.

– Пустяки, вас надо просто увлечь… Ну, мне не дают денег, так что разговор пустой. Я вас слушаю, чем могу быть полезен?

– Не обижайтесь, Игорь, я вынужден вас предупредить, наш разговор коснется совершенно секретных дел. Ни Саше Турину, ни любимой девушке…

– Я понимаю. – Режиссер неожиданно повзрослел, смотрел спокойно.

– Надеюсь. От вашей сдержанности будет зависеть моя жизнь. Может, звучит высокопарно, и вы бы такой текст не пропустили, но я говорю как есть.

– Я понимаю, – повторил режиссер.

– Значит, такая ситуация. Я вскоре буду присутствовать на собрании крупных воровских авторитетов. Они в лицо меня не знают, однако слышали, что такой мент существует. Вскоре одного из них предупредят, что сыщик пробрался в «святая святых». Людей будет немного, кроме меня, четверо. Выбор невелик, как вы уже заметили, внешность у меня броская, приметы авторитету сообщат. Если он меня вычислит сразу, то и убьют сразу. Надо мою внешность изменить так, чтобы, получив предупреждение, человек, который меня уже видел, не опознал по описанию.

– Сложно, – после долгой паузы произнес режиссер. – Ведь надо еще сделать так, чтобы еще до предупреждения, сразу, в момент знакомства, на вас не обратили внимания.

– Да уж постарайтесь.

– Лев Иванович, встаньте, пройдитесь по комнате.

Гуров поднялся, начал разгуливать по гостиной.

– В первую очередь убрать выправку. Вы держитесь, как Яковлев в «Гусарской балладе», где он играл поручика Ржевского. Представьте, что вы возвращаетесь домой после тяжелого дня и в каждой руке у вас сумка с картошкой.