Метафизика половой любви - Шопенгауэр Артур - Страница 7

Влюбленность человеческая часто доставляет комические, а по временам и трагические явления, - то и другое происходит от того, что человек захвачен здесь и покорен гением рода, не принадлежа уже себе самому, а потому и действия его не соразмерны с ним как с индивидом... Ощущение того, что они действуют в интересах такой трансцендентальной важности, - вот что так возносит любящих над всем земным и даже над самими собой, вот что прячет их вполне физические желания в столь гиперфизические тоги, что любовь становится поэтическим эпизодом даже в жизни самого прозаического человека; в этом случае дело приобретает порой совершенно комический оборот. Это задание объективирующейся в роде воли предстает в сознании любящего под маской антиципации безмерного блаженства, которое он будто бы найдет в слиянии с данным индивидом женского пола. На высших же стадиях влюбленности эта химера становится столь ослепительно яркой, что, если она оказывается недостижимой, сама жизнь теряет всякую привлекательность и кажется теперь столь пустой, безрадостной и невыносимой, что отвращение к ней побеждает даже страх смерти, а потому иногда человек добровольно сокращает себе эту скуку. Воля такого человека попадает в водоворот родовой воли, или же иначе говоря, она обретает такой перевес над индивидуальной волей, что если последняя не может действовать в качестве первой, она пренебрегает и своим бытием в индивидуальности. Индивид здесь - слишком слабый сосуд, чтобы быть в состоянии вынести бесконечную страсть родовой воли, сконцентрированную на определенном индивиде. В этом случае исходом бывает самоубийство, а иногда одновременное самоубийство двух влюбленных; если только природа во спасение жизни их не призовет безумие, которое скрывает тогда под своим покровом трагическое сознание столь безнадежного положения. - Не проходит и года, чтобы на множестве случаев не подтверждалась реальность только что сказанного.

Но не только неудовлетворенная любовная страсть приводит порой к трагическому исходу; и страсть удовлетворенная чаще ведет человека к несчастью, чем к счастью. Ведь ее требования зачастую так сильно противоречат личному благополучию ее испытывающих, что, будучи непримиримы со всеми прочими отношениями их, они разрушают основанные на этих отношениях жизненные перспективы, а это губит и само благополучие. Да ведь любовь часто противоречит не только внешним обстоятельствам, но и собственной индивидуальности, когда она обращена на такого человека, который, если отвлечься от полового отношения, был бы в глазах любящего неприятен, презрен, даже отвратителен. Но уж настолько сильнее родовая воля воли индивидуальной, что любящий закрывает глаза на все эти неприятные для него качества, все игнорирует, все отрицает, и навсегда соединяет свою судьбу с предметом своей страсти, - так сильно ослепляет его эта иллюзия, которая исчезает, как только исполнена воля рода, и оставляет рядом с ним ненавистную спутницу жизни. Только этим можно объяснить, что часто мы видим, как разумные, исключительные даже мужчины вступают в брак с драконицами и дьяволицами, и не можем понять, как это они могли сделать подобный выбор. По этой-то причине древние изображали Амура слепым. Ведь влюбленный может даже ясно видеть и горько переживать невыносимые пороки характера или темперамента своей невесты и все же не пугаться этого. Ибо в сущности он ищет не чего-то своего, но того, что принадлежит кому-то третьему, а именно тому, кто еще только должен возникнуть, хоть им и владеет иллюзия, что искомое им есть его частное дело. Но именно это искание-не-своего-интереса, которое всегда есть признак величия, придает и страстной любви черты возвышенного и делает ее достойным предметом поэзии. - Наконец, половая любовь оказывается совместимою с чрезвычайной силы ненавистью к ее предмету; поэтому уже Платон уподобил ее любви волков к агнцам. А именно, такое случается, когда страстно влюбленный, несмотря на все усилия и мольбы, не может ни при каких условиях добиться взаимности... И это в самом деле не гипербола, если влюбленный зовет жестокостью холодность любимой, ее злорадное тщеславие, любующееся его страданием. Ибо он подвержен влиянию такого влечения, которое подобно инстинкту у насекомых, понуждает его, вопреки всем разумным основаниям, безусловно преследовать свою цель и пренебрегать всем остальным: он не может перестать. Не один уже был на свете Петрарка, вынужденный всю жизнь влачить за собой неисполненное любовное желание, как вериги, как слиток железа у ног, и изливавший свои вздохи в безлюдных чащах, - но только в одном Петрарке бился также поэтический дар, так что о нем верно говорит прекрасный стих Гёте: "Где человек средь мук своих молчит, Мне дал господь поведать, как страдаю"20.

И действительно, гений рода постоянно ведет войну с гениями - хранителями индивидов, он их преследователь и враг, всегда готовый безжалостно разрушить личное счастье для достижения своих целей; да что там - благо целых народов было порою жертвой его переменчивого настроения. Все сие основано на том, что род, в котором коренится наша сущность, имеет на нас преимущественное, первоочередное право сравнительно с индивидом; а потому и дело его пользуется преимуществом. Чувствуя это, древние олицетворяли гений рода в Купидоне, злонамеренном, жестоком и потому пользующемся дурною славой, невзирая на его ребяческую внешность, божке, капризном, деспотичном демоне, который все же властвует над богами и людьми ... Смертоносный лук, слепота и крылатость - таковы его атрибуты. Последнее указывает на непостоянство, а оно, как правило, проявляется лишь вместе с тем разочарованием, что следует по пятам за удовлетворением желаний.

Ведь поскольку страсть основывалась на некоторой иллюзии, обманчиво выдававшей то, что имеет ценность лишь для рода, за ценное для индивида, - то по достижении родовой цели обман должен исчезнуть. Дух рода, захвативший индивида в свою полную власть, вновь отпускает его на свободу. Оставлен же им, индивид возвращается в исходную ограниченность свою и убожество и с изумлением видит, что после таких высоких, героических и беспредельных усилий наслаждению его перепадает не больше, чем при всяком половом удовлетворении, вопреки ожиданиям он обнаруживает, что не стал счастливее, чем был. Он замечает, что был обманут родовой волей. Поэтому, как правило, осчастливленный Тесей покидает свою Ариадну. Ежели бы страсть Петрарки была удовлетворена, то с этого же самого мгновения замолкла бы его песнь, как песня птицы замолкает, как только отложены яйца.

Браки по любви заключаются в интересах рода, а не в интересах индивидов. Хотя стороны и воображают, будто способствуют лишь достижению собственного счастья, подлинная цель их чужда им самим, ибо состоит в произведении на свет некоего индивида, возможного лишь через их посредство. И раз уж их свела эта цель, они должны отныне стараться ужиться друг с другом возможно лучше. Но очень часто двое, которых свела вместе эта инстинктивная иллюзия, составляющая сущность страстной любви, во всем остальном совершенно разнородны. Это выясняется с исчезновением иллюзии, - а исчезновение ее неизбежно. Соответственно браки, заключенные по любви, оказываются, как правило, несчастными, ибо благодаря им род заботится о грядущем поколении за счет поколения настоящего. "Кто женился по любви, тот в страданиях живи", - говорит испанская пословица. Иначе обстоит дело с браками, заключенными по расчету, большею частью по выбору родителей. Решающие мотивы здесь, каковы бы они ни были, во всяком случае, реальны и не могут исчезнуть сами собой. Благодаря им обеспечивается счастье живых, хотя, конечно, в ущерб грядущим, - да и само это счастье остается тогда проблематичным. Мужчина, который, вступая в брак, рассчитывает лишь на деньги, а не на удовлетворение своей склонности, живет более в индивиде, нежели в роде, - что прямо противоречит подлинному положению дел, а потому выглядит противоестественным и вызывает некоторое презрение. Девушка, которая вопреки совету родителей отвечает отказом на предложение богатого и не старого еще человека, чтобы, отбросив все соображения расчета, избирать лишь по своей инстинктивной склонности, - жертвует своим индивдуальным благом на благо рода. Но именно по этой причине нельзя удержаться от одобрения ее, - ведь она предпочла то, что важнее, и действовала в смысле природы (вернее, рода), - в то время как родители советовали ей соответственно чувству индивидуального эгоизма. - Вследствие всего этого кажется даже, что при заключении брака в убытке должен оказаться либо индивид, либо родовой интерес. Чаще всего так и обстоит дело, - ибо чрезвычайно редок тот счастливый случай, когда рука об руку шли бы расчет и страстная любовь. Физическое, моральное и интеллектуальное убожество большинства людей коренится, скорее всего, отчасти и в том, что браки обычно заключаются не по одной лишь склонности и выбору, а по самым различным внешним соображениям, по случайным обстоятельствам. Но если, однако же, наряду с расчетом принимается в какой-то мере в соображение также и склонность, то это чтото вроде компромисса с гением рода. Счастливые браки, как известно, редки, именно потому, что такова уж природа браков: главная цель их не в настоящем, а в будущем поколении. Между тем в утешение нежным и любящим душам стоит добавить, что временами к страстной половой любви присоединяется чувство совсем другого происхождения, а именно - действительная, основанная на гармонии душевного склада дружба, которая, однако, выступает по большей части тогда, когда собственно половая любовь уже угасла в своем удовлетворении. Эта дружба возникнет тогда от того, что дополняющие друг друга и гармоничные физические, моральные и интеллектуальные свойства двух индивидов, из которых, в рассуждении порождаемого ими, и возникла половая любовь, - дополняют друг друга и в отношении самих этих индивидов, как противоположные темпераменты и духовные достоинства, и служат тем самым прочной основой гармонии двух душ...21