Козырные валеты - Леонов Николай Иванович - Страница 20

Как обычно, быстрее всех среагировал Станислав:

– Ты хочешь сказать, героин изготавливают в Москве? – Он постучал себя по виску.

– Я такого не говорил, и по голове своей стучите вы, господин полковник, – улыбнулся Гуров.

Оперы переглянулись, Мария поднялась, ушла в спальню.

– Вопрос на засыпку, Станислав, – уже спокойнее продолжал Гуров. – Если наркотик везут по дорогам России, то почему среди высокопоставленных наркодельцов нет ни одного генерала ГАИ?

Молчали долго, тот же Станислав и сорвался:

– Тут изготавливают, здесь торгуют? Тщательно проверяется транспорт только транзитный. А из самой Москвы пиляй хоть до Владивостока. Каждый инспектор знает, наркотик из Москвы не повезут. Так что делать?

– Не знаю, – Гуров привычно пожал плечами. – Точнее, я знаю, что делать, но не знаю как.

Глава 6

Валентин Николаевич Попов, сорокалетний, ладно скроенный, в прошлом комсомольский вожак, легко вписался в новый жизненный уклад. Комсомолец принял перестройку без особого восторга, философски. Чего горевать, что погода изменилась, сие от тебя не зависит, просто одеваться следует соответственно, например, не клясть дождь, а надевать плащ. Он никогда не выделялся среди сверстников, занимаемое положение его вполне устраивало. По крайней мере, он не выделял себя среди многочисленного отряда строителей коммунизма, двигался по ступенькам медленно и не завидовал приятелям, которые неожиданно взлетали на этаж вверх. Он обладал несвойственной молодежи мудростью, предпочитал двигаться медленно, но верно. Он и женился не по расчету, супругу свою любил не за длину ног или цвет глаз, а за надежность, душевную прочность, хотя ее бог и внешностью не обидел. У Сони, так звали жену, все было на месте, в хороших пропорциях, хотя не блистала она среди подруг, так не каждому дано. Она работала инструктором в райкоме, где Валентин был вторым секретарем. Он всегда поддерживал первого, будучи убежден, что через человека перешагивать без крайней нужды не следует. И не скажешь, что Попов был добр и нравствен, просто рисковать не любил, не было в нем молодецкой залихватскости, и девушки на него поглядывали, но он им в ответ улыбался, не более.

Не знал Валентин, не ведал, что в горкоме партии к нему уже больше года присматривались. И не потому, что старцы из ЦК, шамкая, неустанно повторяли, мол, необходимо выдвигать молодежь. Просто существовала прослойка партийных работников, которая не сомневалась – смена кадров не за горами, молодежь действительно нужна.

Вопрос решился до смешного быстро и просто. Соня по случаю купила замечательные французские сапоги, которые ей жали в щиколотке. Молодая женщина не удержалась и надела обновку. В этот день Соне требовалось отвезти в горком партии очередной отчет. Когда она оказалась в приемной третьего секретаря, то еле стояла на ногах. Хозяйка кабинета, молодая, модно одетая женщина, заметила, что гостья хромает, обеспокоилась и чисто по-женски выразила восхищение французскими сапогами.

– Не говорите, страдаю, – по-простецки призналась Соня. – Француженки тонконожки, а у меня нога русской бабы.

Слово за слово, женщины разговорились. Горкомовская дама не удержалась и примерила парижскую модель, которая ей пришлась впору. Через полчаса Соня прикатила домой на «Волге», сапоги тщательно протерла и отдала водителю.

Светская покупательница о деньгах забыла, а молоденькая комсомолка напомнить о «презренном металле» постеснялась. Через день недоразумение разрешилось, и Поповых пригласили вечером в загородную резиденцию.

Валентин весь вечер стеснялся и молчал, а женщины вели свои предметные разговоры. Хозяйка, дама болтливая и любопытная, показывала гостье партийный особнячок, расспрашивала Соню о личной жизни и, не думая, высказалась о собственном муже, мол, всем хорош, только самолюбия маловато. Однокашники вперед шагают, один там, другой еще выше, и дачи у них не в пример этой «халупе». Соня по-простецки отвечала, мол, хорошему края нет, они с мужем всем довольны, только детей пока нет.

Мужчины играли в шахматы, оба плохо, но гость хуже и, все время проигрывая, расстраивался, порой спорил, пытался взять ход обратно. Хозяин искренне развеселился, выигрывать ему удавалось крайне редко, да и в тех редких случаях порой чувствовал, что противник умышленно поддается.

Когда молодые ушли, хозяйка сказала:

– Вот ты, Тарас, жалуешься, что помощника себе подобрать не можешь. Отличный парень. Никому не родственник, не подхалим и не дурак. Я с его половиной разговаривала, так она о нем хорошо выразилась. Настоящий мужик, не болтун и никогда не продаст.

– Инночка! – муж махнул рукой. – Да ты знаешь, сколько я врагов приобрету! Ведь каждый норовит своего пристроить.

– Кого бы ни взял, всегда недовольные будут, – жена пожала плечами. – Комсомолец, человек со стороны, бурчать будут, а сказать нечего. Не пьет, не бабник, не трепач! Главное – мужик, которые вообще перевелись к едрене-фене.

Через три недели, ко всеобщему удивлению, Валентин Николаевич Попов стал сотрудником аппарата ЦК. Должность у парня была невелика, но люди резко к нему изменились.

Прошло около трех лет, и все в России перевернулось. Союз рассыпался, куда-то подевалась великая дружба народов, всемогущие ЦК и КГБ перестали существовать.

Валентин оказался не у дел. В годы работы в комсомоле парень заочно окончил экономический институт, знаний не приобрел, а диплом получил. Теперь не спал ночами, думая, куда податься. Совершенно неожиданно ему позвонили из управления кадров Совмина и предложили должность помощника заведующего отделом.

– Ты, Валентин, человек нужный, – сказал ему бывший шеф Тарас Иванович. – Срочно поступай в аспирантуру, работой я тебя не загружу, с поступлением и диссертацией тебе помогут.

Еще через три года он уже стал завотделом Совмина, кандидатом наук, а главное – своим человеком.

Характер у него изменился, выяснилось, что хотя знаний у него и нет, но точка зрения по любому вопросу имеется. Когда есть начальник, очень легко иметь точку зрения. Выявились серьезные недостатки: некомпанейский, бани, охоты, ночных совещаний не любит. Так ведь никогда ничего лишнего не знает и не продает, и жены окружающих говорят о нем только уважительно. Компания, где все смешалось куда больше, чем в доме Облонских, так как все постели и сплетни перепутались, верный друг и трезвый советчик стал человеком незаменимым.

Он был совсем не глуп, но далеко не сразу разобрался в том, что его решениями и поступками, начиная с выбора галстука и кончая тем, к кому на обед ходить, кого принять у себя, а кому лучше на этой неделе не звонить, руководит тихая и скромная супруга.

Соня характером вроде бы не изменилась, но внешне стала человеком абсолютно иным. Налет провинциальности и простоты в жене пропал начисто. В жизни не бывавшая в Париже, она научилась сносно объясняться по-французски. Неизвестно откуда у нее оказался прекрасный вкус, умение выбрать и, главное, носить по-настоящему хорошие вещи. По-прежнему открыто глядя собеседнику в глаза, позволяя себе иногда недвусмысленно пошутить, она умела дружить с женами заклятых врагов, ни с кем не ссориться и при каждом удобном случае повторять, какой знающий экономист и тонкий политик ее муж.

Президент тасовал свое правительство, как заядлый картежник, и каждый министр или его зам, ложась спать, понятия не имел, кем он утром проснется. И как Попов ни крутился, как ни изворачивался и лавировал, в конце концов вынужден был примкнуть к одной из группировок. Результат не замедлил сказаться, вскоре Попов стал вице-премьером, правда, без особых полномочий. Но по своей человеческой сути он не являлся политиком, очень скоро его в пустячной ситуации подставили, и Попов полетел со своего поста, оказавшись у основания лестницы, откуда когда-то начинал.

В правительство пришли более молодые, хваткие и верткие, чужие «старики» были им совершенно ни к чему.

– Ты ничего не добьешься в политике, – сказала однажды Соня. – Надо перестраиваться.