Сыщик, ищи вора! - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 18

Моментально Петр Брониславович и Галина договорились о свидании на вечер, чтобы разговор, начавшийся у проходной и завершившийся там же по причине продолжения рабочего дня Галины Гавриловны, мог возобновиться. К большому удовольствию и того и другой.

А Арина и Витя не спеша шли по тротуару и думали, как быть дальше.

– Ничего, – успокоила Арина начинающего сыщика. – Сегодня мы сделали важное дело. Воришку нам явно удалось подсадить на нашу приманку.

– Ну кто он? – спросил Витя. – Я, если честно, никого не выявил.

– Зато я видела. – Арина подняла палец кверху. – Но не скажу тебе пока все равно. Хорошо, что выхватить воришке телефон не удалось – суета такая была, что я бы не успела его за руку поймать… Так что теперь воровское лицо обязательно должно клюнуть на наш телефон. Остается только ждать, Витя. И не терять бдительности.

– Согласен.

Глава ХI Любовь

Петр Брониславович с трепетом ожидал второго свидания, которое назначила ему Галина Гавриловна.

Тщательно принаряжаясь, Петр Брониславович пытался представить картины будущей встречи с прекрасным технологом. Воображение рисовало ему почему-то высокую гору, с которой, в морозном сиянии, они несутся с Галиной на лыжах, взявшись за руки. Петр Брониславович сам не мог понять, почему именно в таком виде рисуется ему будущее свидание, тем более что договорились они встретиться с Галиной Гавриловной в кафе «Музыкальная кошка», а не на горнолыжном курорте. Он попытался отвлечься и представить что-то более соответствующее правде жизни. На память пришли почему-то стихи Антона Мыльченко:

Петр Брониславович разозлился и попытался вспомнить стихи какого-нибудь более известного поэта, вспомнил почему-то «Сижу за решеткой в темнице сырой», в волнении перепутал галстуки и повязал старый, а не тот, что собирался, – новый и модный, купленный специально для этого свидания.

«Все, – решил Петр Брониславович, выходя из дома, – ну держись теперь, поэт Мыльченко, со своими стихами! Вот только попадись мне в руки на ближайшем уроке, я тебе устрою такую пробежку, такую спортивную спецпрограмму, что вся поэзия из головы выскочит! Выскочит, Мыльченко, так и знай! Останется одна проза. То есть нет! И прозы никакой не останется. А будут у тебя в голове только цифры и факты по всем школьным предметам. Ишь, поэт, сбивать меня с мыслей. Снегирек, снегирек…»

Самым обидным было то, что на протяжение всего свидания Петр Брониславович так и не смог сказать Галине Гавриловне всего того, что собирался. Детские стишки, от воспоминания которых Петр Брониславович так хотел избавиться, почему-то преследовали его. И чем больше Петр Брониславович старался о них не думать, тем активнее они всплывали в его памяти. Только начинал он развивать какую-либо мысль, как на ум приходил обязательно один из поэтических опусов Антоши.

«Чудо-люди, чудо-юди… Ну что такое!» Вот что вертелось в голове у Петра Брониславовича, когда он попытался сделать Галине Гавриловне предложение выйти за него замуж. Поэтому предложение он так и не сделал, но поклялся себе немедленно найти окаянный сборник стихов, который он когда-то зачем-то прочитал, и разорвать его в клочки. То есть даже и клочков не оставить!

Провожая Галину Гавриловну домой, Петр Брониславович на чем свет ругал себя. Галина Гавриловна заподозрила неладное и спросила, не болен ли он. Петр Брониславович, чей цветущий организм не удалось подкосить еще ни одной болезни, был сбит с толку этим вопросом и пролепетал что-то невразумительное.

Галина Гавриловна же была очень удивлена тем, что весь вечер ее милый Петр бормотал вполголоса что-то стихотворное. И нет бы громко вслух он эти стихи читал, а, наоборот, – бормотнет что-то, потом опомнится, хлопнет себя по голове или по губам, замолчит, задумается. И через некоторое время по новой. Галина Гавриловна стихи любила, и, ей показалось, Петр Брониславович это почувствовал. Но от своей излишней робости прочитать их стеснялся.

«Ладно, – решила Галина Гавриловна, – разговорю я скромного Петю и на стихи, и на песни. Лишь бы он со мной остался».

В седьмом «В» все быстро привыкли к телефону Вити Рындина, который теперь практически у всех был под рукой. Сначала Витя никому не давал с него звонить – экономил деньги Арининого брата, но, посовещавшись с Ариной, изменил свою тактику. Пусть вор видит, что товар совсем близко, ходит по рукам, можно брать.

А между тем на педагогическом совете директор школы Михаил Афанасьевич сделал сообщение учителям, что в школе замечены частые случаи воровства денег и вещей. Директор просил учителей активизироваться и как можно бдительнее следить за своими учениками, пока дело не дошло до милиции.

Тогда же Петр Брониславович сообщил директору о том, что в его классе у девочки недавно пропал плеер. Директор взял это на заметку и обязал витающего в облаках физкультурника немедленно обо всех подобных случаях докладывать.

– Есть! – по-военному ответил учитель и решил тоже вплотную заняться поиском воришки. Хоть и не мог поверить, что такой имеется среди его милых ребятишек.

Но снова другие, более важные и конкретные дела отвлекли его…

На следующий день Петр Брониславович, которого продолжали терзать сомнения, как будет складываться дальше его личная жизнь, вышел на работу. На первом же уроке физкультуры в седьмом «В» он увидел Антона Мыльченко, вспомнил о своих планах относительно него и подозвал горе-поэта к себе. Петр Брониславович уже присмотрел для него отличное местечко на турнике, подогнал сразу погрустневшего Антошу к снаряду и заставил подтягиваться. Антон умел подтягиваться только один раз, что с большим трудом он Петру Брониславовичу и изобразил. Изобразил и повис, судорожно болтая ножками и извиваясь, как червяк на рыболовном крючке.

– Что, не можешь больше? – спросил Петр Брониславович. – Не разжимай руки! Пытайся.

– Не могу! – жалобно простонал Антоша.

– А что ты можешь? – попробовал грозно спросить Петр Брониславович, но в это время пальчики Антоши разжались, и он, весь красный и взмокший, упал на пол.

Речь у Петра Брониславовича была уже подготовлена, но Мыльченко выглядел таким замученным и несчастным, что Петр Брониславович заволновался, вспомнив про то, что у Антоши есть «враги его мозгов».

Петр Брониславович присел возле него.

– Антоша, – спросил он тревожным голосом, – у тебя все нормально? Как ты себя чувствуешь? Тебя никто не обижает?

Антон вздохнул. Силы возвращались к нему.

– Ну, не молчи. Обижают?

– Меня обижает жизнь, – вздохнул он.

– В смысле? По голове бьют?

– По голове нет. Но образно – да.

– Ты не темни, – насторожился Петр Брониславович. – В смысле как – образно? Бьют или не бьют?

Антон завозился на полу.

– Образно – это в смысле любовь.

– Любовь! – Петр Брониславович фыркнул. – Что еще за любовь? И стихи поэтому?

– Да, да… Я влюблен. Не скажу в кого. Скорбно и безответно. Про это все мои стихи… Их много. И на рассказы я уже вдохновлен.

– Так. – Петр Брониславович поднялся на ноги. – Читал я твои стихи.

– Ой, правда? Из моего сборника? – Антоша тут же вскочил. – Вам понравилось? Помогли?

– Что – «помогли»? Ты мне своими стихами… – но тут Петр Брониславович понял, что нечего ему ребенка вводить в курс его личных проблем. – Короче, бросай это гнилое занятие. Учись лучше хорошо.

– Поэзия – не гнилое занятие! – тоненьким голосом вскрикнул Антон Мыльченко и гордо выпрямился. – Нет, нет и нет! Не брошу.