Орел-завоеватель - Скэрроу Саймон - Страница 21

— Ну ладно, парень, — промолвил он, слегка смягчившись. — Поправляйся, но возвращайся в центурию как можно скорее, понял? Не вздумай симулировать.

— Командир! — возмутился Катон. Но Макрон уже повернулся и, обходя лежащих у реки раненых, двинулся прочь. Взгляд Катона следовал за его факелом какое-то время, но потом тот затерялся среди других факелов и огней походных костров.

— Славный у тебя центурион, ничего не скажешь, — произнес вполголоса хирург.

— Да нет, он в порядке. Просто ему порой слегка недостает чувства такта. Но уж зато солдат превосходный.

— А ты, парень, считаешь, что здорово разбираешься в солдатах, а? — спросил лекарь, зачерпывая из горшочка еще мази. — Можешь судить о них со знанием дела?

Катон, внутренне подобравшийся в ожидании боли, кивнул:

— Думаю, уже могу. Для этого я прослужил достаточно.

— Правда? И давно ты тянешь лямку во Втором?

— Да уж скоро год как…

Хирург, накладывавший мазь, остановился.

— Год? Вот как? И это твой первый легион?

Катон кивнул.

— Да ведь ты совсем еще мальчишка.

Лекарь озадаченно покачал головой, а потом бросил взгляд на тунику и на панцирь Катона, лежавшие у него под ногами. Его внимание привлек тусклый блеск прикрепленного к ремню знака отличия.

— Ого, да у тебя, никак, и награда имеется?

— Да.

— А чем заслужил?

— В прошлом году, еще в Германии, я спас жизнь своему центуриону.

— О боги, так ты что же, тот самый оптион? Тот, о котором столько болтали? — Хирург посмотрел на Катона. — Оптион из дворца.

— Да, это я, — смутился Катон.

— И ты добровольно пошел в армию?

— Не совсем. Я был рожден рабом и получил свободу с тем условием, что отправлюсь служить под римским орлом. Это награда за службу моего отца при дворе.

— И он тоже был рабом?

— Вольноотпущенником. Но его освободили уже после моего рождения, так что я остался рабом.

— Это, наверное, худо.

— Да уж, радости мало.

Хирург рассмеялся густым, низким смехом, привлекшим внимание всех, кто находился поблизости.

— Впрочем, тебе, похоже, жаловаться не приходится, карьеру ты делаешь молниеносно. Только что был рабом — и уже вольный человек, только вступил в легион — и уже оптион, да еще и носящий боевую награду. Если и дальше так пойдет, ты станешь центурионом… да что там, легатом!.. уже в следующем году.

— Может, ты все-таки вотрешь в меня свою мазь? — спросил Катон, смущенный проявленным к его персоне вниманием.

— Прости, оптион. Я не хотел тебя обидеть.

— Да я и не обиделся. Просто чем скорее мы закончим эту процедуру, тем лучше.

Лекарь продолжил смазывать тощий, обожженный бок снадобьем, а Катон попытался занять свои мысли чем-нибудь, способным отвлечь от боли. Вокруг во множестве лежали раненые — кто-то стонал, кто-то лежал без чувств, кто-то метался в горячечном бреду. Санитарные команды всех трех легионов без устали переправляли страдальцев на другой берег в яликах, позаимствованных у механиков. Челны сновали между двумя берегами, доставляя на одну сторону людей, а на другую пустые носилки.

— Каковы наши потери? — спросил Катон.

— Потери серьезные. Погибших еще не подсчитали, но их сотни. Тела складывают в центре лагеря. По слухам, командующий собирается перед тем, как армия двинется дальше, срыть земляные валы. Этого как раз хватит, чтобы воздвигнуть над пеплом павших достойный курган.

— А раненые?

— Их тысячи. — Хирург поднял глаза. — В основном бойцы Девятого, побитые проклятыми пращниками. Я в жизни не обрабатывал столько сломанных костей. Вот, дай-ка я найду тебе сувенир.

Хирург посмотрел под ноги, обшарил утоптанный множеством ног пятачок, нашел на нем что-то и вложил в руку Катона маленький, но тяжелый предмет. В тусклом свете факела юноша увидел, что это овальный кусочек свинца размером с большой палец, но с утолщением в центре.

— С виду ерундовина, а? — промолвил, указывая кивком на свой подарок, лекарь. — Но ты бы удивился, узнав, до чего же опасна такая вещица в руках хорошего пращника. При прямом попадании кости ломаются даже под шлемом или кольчугой. Вот сегодня мне пришлось вырезать такой же кусок свинца из одного трибуна. Да только все мои старания пропали зря: бедняга истек кровью, прежде чем я успел завершить операцию, и умер.

— Всего лишь от одной из таких вот штуковин?

Катон подбросил метательный снаряд на ладони и, поймав его, ощутил резкий удар. Ну и ну, подумал он, поежившись, что же бывает, когда такой кусок свинца летит со страшной скоростью, приданной ей пращой? Страшно представить!

Продолжая покачивать сувенир на ладони, он обратил внимание на какие-то знаки на его поверхности и пригляделся, чтобы рассмотреть их получше. Даже в неверном свете можно было понять, что там явно было что-то выдавлено, но потом эту надпись затерли. Видимо, впопыхах и поэтому не полностью.

— Посмотри. Можешь ты разобрать буквы? — спросил он лекаря, подняв снаряд.

Тот внимательно присмотрелся и призадумался.

— Вроде бы видно «л», а еще будто бы «е». Больше ничего не разобрать.

— Ага, я тоже различил только это, — кивнул Катон. — Но буквы-то наши, латинские. Откуда они могли взяться на британском метательном снаряде?

— А может быть, это наша вещица? Они ее подобрали и вернули нам этаким манером?

Катон подумал и покачал головой:

— В этой кампании с нашей стороны пращи в ход не пускались. Интересно, откуда тут мог взяться снаряд с латинской надписью?

— Из какого-нибудь местечка, название которого начинается на «ле»? — предположил лекарь.

— Может быть, — тихонько сказал Катон. — А может быть, «ле» — это все, что осталось от слова «легион», и блямба эта действительно наша. Ты видел еще такие?

— Посмотри вокруг. — Хирург обвел рукой берег. — Они тут повсюду.

— Правда? — Катон снова подбросил свинцовый снаряд. — Это интересно…

— Ладно. Я закончил.

Лекарь встал и вытер руку о заткнутую за пояс тряпицу.

— Спускайся к реке, садись в лодку и возвращайся в лагерь. Отдыхай, болячки не тревожь, руку старайся держать в покое. При малейших признаках нагноения немедленно отправляйся к ближайшему медику. Ясно?

Катон кивнул, заправил тунику за пояс и здоровой рукой поднял свое снаряжение. Мазь в сочетании с обдувавшим обнаженный торс прохладным воздухом и впрямь словно бы смягчала боль, и он признательно улыбнулся.

— Если окажешься поблизости от нас в следующие несколько дней, я выставлю тебе выпивку.

— Спасибо, оптион. Это очень любезно. Я обычно не наношу визитов своим пациентам, но, учитывая твое предложение, с удовольствием сделаю исключение. Кого мне спросить?

— Катона. Квинта Лициния Катона, оптиона шестой центурии четвертой когорты Второго легиона.

— Тогда до встречи, Катон. Буду ждать ее с нетерпением.

Хирург убрал горшочек с мазью в свою кожаную лекарскую суму и пошел прочь.

— Э… а можно узнать твое имя? — окликнул его Катон.

— Просто Нис. По крайней мере, под этим именем меня знают, — с горечью ответил лекарь и зашагал вдоль нескончаемых рядов раненых.

ГЛАВА 15

Как только над приречными холмами забрезжил рассвет, бритты предприняли отчаянную контратаку, намереваясь вернуть себе контроль над бродом. Однако эта затея была обречена на провал, поскольку те же самые лодки, которые перевозили раненых на восточный берег, доставляли на западный метательные машины. Задолго до рассвета эти смертоносные устройства были установлены на возведенном самими бриттами валу, надежно прикрывая все подступы к нему с западной стороны.

Многие варвары, поднявшиеся в атаку из еще стелившегося у подножия кряжа тумана, были сражены, даже не успев проорать свой боевой клич. Впрочем, это не помешало их сотоварищам, воодушевленным звуками боевых рогов и примером своих отважных знаменосцев, бесстрашно устремиться к воротам бывшего лагеря британцев. Однако в отличие от них римляне ворота закрыли и образовали по всей длине штурмуемых укреплений плотную линию обороны. Стойкие, дисциплинированные легионеры при поддержке косивших врагов метательных машин не отступали ни на шаг, и в не конце концов яростный накат массы атакующих бриттов разбился об укрепления, как морские волны разбиваются о береговые утесы.