Лучшая парочка сезона - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 21

Вот что я думала, когда шла три шага до окна. Интересно, а я это долго думала или быстро? Может, зависла на полпути – и тот, кто в окно постучался, уже ушёл? Да, вот сейчас я как додумаю, как брошусь к окошку, как высунусь… А там Володька Страхов. Распахивает мне свои дружеские объятья.

Опять я думала что-то не то. Вернее, как только я подумаю что-то хорошее, как представлю, как оно может произойти, – так именно оно никогда и не случается. А случается обязательно по-другому, просто совсем по-другому. Но раз я уже представила, что пришёл Володька, значит, за окном точно не он.

Но это всё-таки оказался он. Володька же нормальный человек – пришёл, раз обещал. А я всё что-то выдумываю…

С сердцем у меня наладилось. Когда я выходила из дома, оно стучало ровно, как у храброго мангуста. То есть быстро, конечно, но без фанатизма. Потому что даже мангусты волнуются. Хоть они и бесстрашные зверюшки.

– А к Парасоловым мы сегодня не пойдём, Володька, – сказала я, когда вышла на улицу. А вышла я быстро, всего пару минут потратив на небольшое переодевание.

– Хорошо, – улыбнулся Володька. – Пошли гулять?

– Пошли.

И мы пошли. Маршрут я выбирала сама, и очень осторожно. Володька не догадывался, что я стараюсь сворачивать на те улицы, где нас точно не могли бы увидеть. Пусть другие ходят парочками. А мы ведь так, просто гуляем.

Посёлок закончился. Мы перешли мост и гуляли вдоль речки – уже по деревенскому берегу. То есть по берегу со стороны деревни. Там уж деться было некуда – прямо и прямо. Так что деревенские на нас насмотрелись. Да пёс с ними, пусть смотрят!

Так мы прошли довольно далеко. Уселись на поваленном дереве и стали бросать в воду куски коры. Хорошо было со Страховым Володькой, спокойно. Не хотелось показываться ему лучше, чем я есть. Типа «полюбите нас чёрненькими – беленькими нас всяк полюбит». Хотя, конечно, любить я себя не просила. Да никто и не собирался. У нас как раз тот случай, когда я Володьке нравлюсь только как друг. Или такого не бывает? Тогда – будет. Это, значит, мы первые придумали.

Но я была бы не я, если бы…

– Варь, я смотрю, ты всё в моей футболке, – подёргав меня за подол братовой одёжки, произнёс Володька.

– Ой, я и забыла! На, забирай! – с этими словами я вскочила и на глазах Володьки резко рванула футболку вверх.

Володька от неожиданности дёрнулся – и тут же зажмурился и отвернулся. Так и есть, сработал эффект неожиданности – Володька решил, что под его футболкой у меня ничего нет (жара-то какая!), и, примерный, отвернулся. А у меня там – ха! – оказалась надета моя собственная маечка. Я её перед выходом специально под футболку успела надеть. Подготовилась, можно сказать. Зачем? А не знаю… Сама себя не понимаю – зачем мне надо людей злить…

– Да повернись, всё в порядке, – разрешила я.

Володька повернулся. Я вложила футболку ему в руку. Он мотал головой, лицо его даже малость покраснело.

– Да, Варька, с тобой не соскучишься… – сказал он.

Но не рассердился. Это хорошо.

Я рассказала ему, какой триумфальный выход был у меня сегодня на местный рынок. Рассказывала и чувствовала, что Володька действительно за меня рад. И это так грело меня – хоть вечер был жарко-банный, а всё равно грело. По-другому грело.

Так и дружила я всё лето с Володькой. Руслана видела часто, то есть каждый день по несколько раз – мы болтали, прикалывались, резвились даже на дне рождения Лизаветы. Который, нужно сказать, прошёл просто фантастически – лучшего дня рождения я в своей жизни не видела. Умеют же родители грамотно любить своих детишек… Эх…

Руслана и остальных видела да, часто. А Володьку редко. Я себе определила, что моё сердце превратилось в сердце маленького мангуста. Они, эти мангусты, хоть и храбрые и бесстрашные зверьки, но очень привязчивые. Они могут жить себе и жить независимо где-нибудь в джунглях. А если привяжутся к какому-нибудь человеку – то верны ему. И никуда не деваются, не уходят. И этого человека не бросают. Вот и я так же привязалась. Я так тосковала, когда не получалось выходить гулять – ну просто и правда как мангуст! Надеюсь, Володька об этом не догадывался. Потому что я вела себя с ним по-прежнему гордо и независимо. Достойно. Да, как Железный Феликс. Или Леди. Тоже из хорошего металла. Конечно, сложно вот так вот понять – Железный я Феликс или преданный мангуст? Я ещё подумаю. И определюсь. Обязательно.

Жалко, если Володька думает обо мне плохо. Может, я ему уже больше и не нравлюсь, он просто ко мне привык, вот и общается? Спросить я очень боюсь – потому что вдруг я услышу подтверждение: да, не нравишься… Это будет больно.

А ведь я ничего не делаю, чтобы понравиться. Прямо нарочно не делаю. Чтобы не думал, что я подлиза. И кокетка. И ещё не знаю кто.

Да, Парасолихе с её Парасолом так моих дрожжей и не досталось. Правда, все те, кто думал, что Парасоловы не вынесут позора и навсегда исчезнут из наших мест, ошиблись. Позор Парасолы спокойно пережили, дачу продавать не стали и не уехали оттуда, где нашла их дурная слава. Плевать они на это хотели. И, кто знает, вполне могли продолжить свой опасный бизнес. Может, по-прежнему воруют – предельно осторожно и у самых лопушистых дачников. У меня интерес пропал за ними наблюдать.

С дрожжами не получилось из-за другого. За два дня до того, как Парасоловы, которые всё же довольно долго отсутствовали в Листвянке, вернулись, пошли дожди. Проливные. Они шли, иногда сменяя один другой, иногда вообще без перерыва, сплошняком. Кончились те необыкновенно удобные для бурления органики деньки, когда можно было бросить дрожжи и получить нужный результат. Звезда Парасоловых была счастливая. Если у таких людей бывают звёзды, конечно.

Сегодня я уезжаю. Всё, лето кончилось. Дачники в нашем коттедже ещё живут – мать Русланчикова, например, с нянькой и Тимофеечкой, Мурзики. Руслана отец увез в Москву ещё на той неделе. Наши поселковые ребята и девчонки тоже поуезжали, один Борюсик всё чистотелом лечится – скоро просто засияет его физиономия, так, оказывается, чистотел Боряну на пользу пошёл. Я рада, честное слово. Буду знать, что от лекарственных трав действительно бывает польза.

Дожди кончились, земля просохла, картошку можно копать. Так что я недельку в Москве побуду, а там меня снова сюда привезут – кто ж бабке картошку поможет копать и убирать? Будем её на тележке в посёлок возить. Ничего, пробьёмся, не привыкать. А со школой я уже научилась управляться. Учебники мне (это ж не книжки, отвлекающие от сельскохозяйственного производства!) не то что разрешают сюда брать – родители чуть ли не в двух экземплярах каждый приволакивают.

Володька вечером придёт прощаться. Надо будет сказать ему что-нибудь хорошее. Только чтобы он ничего не подумал. Сказать типа: «Я поняла – ты мне тоже нравишься» Нет, это не пойдёт. Вдруг он уже забыл, что сам мне про «нравишься» говорил? Так что какое ещё, скажет, может быть «тоже»?

В общем, Володька скоро уже придёт, а я так и не решила, что ему скажу на прощанье. Так хочется, конечно, что-то милое сказать, порадовать его. Ведь я буду по нему скучать – даже эту неделю учёбы. Я уже сейчас скучаю, хоть ещё и не уехала. Но что сказать – не знаю… Такой вот я человек.

Может, Володька общается со мной потому, что увидел во мне что-то хорошее? Оно же ведь есть – вон как меня теперь и в посёлке, и в деревне уважают. И Русланова мать уважает, и Руслан, и Лизкино семейство.

Вдруг он мне как раз сегодня и скажет – как ко мне относится, что чувствует и всё такое? Почему-то очень хочется это услышать, очень! И я ему скажу, что я… Нет, вернее, пусть он скажет, что он… Или я всё-таки ему не очень? Да нет, раз он столько со мной дружит, значит, должен хорошо относиться. Ведь меня же все уважают!

Да, все. Кроме бабки. Однако с этим придётся смириться. Потому что на каждого Железного Феликса есть свой – Стальной. Титановый. Победитовый.

Но это бабка. Ей простительно. Жизнь у неё уж очень тяжёлая.