Ромовый пунш - Леонард Элмор Джон "Голландец" - Страница 17

Джеки набрала номер. Молодой женский голос на том конце провода ответил ей: «Его нет дома,» и в трубке наступила тишина. Джеки снова набрала номер. «Его нет дома,» — ответил тот же невозмутимый женский голос. «Подождите,» — хотела остановить её Джеки. Но не успела. Ей сказали, что она может позвонить и позже, из спальни.

Спальня. В памяти тут же всплыли давнишние воспоминания о колледже.

Но на самом деле это совсем не было похоже ни на колледж, и ни на форт, как она себе это представляла по пути сюда: высокий забор из частокола, вкопанные в землю, заостренные сверху круглые бревна. Заборы были из колючей проволоки, одноэтажные строения выстроены из железобетонных блоков или облицованы снаружи. В темноте, при въезде на территорию, она заметила строительное оборудование и сложенные тут же строительные материалы.

Из административного корпуса её отвели в другое здание, где находился медицинский кабинет, где ей дали заполнить анкету, измерили температуру и давление, а также проверили, нет ли у неё вшей. Потом они снова оказались на улице, и наконец сержант сказал, кивнув в сторону постройки, окруженной со всех сторон двойным заграждением: "Вот это корпус "F", спальни. Ваше место здесь." Свет прожекторов отражался от витков туго натянутой поверху и острой, как лезвие бритвы, проволоки. Отпирая ворота, он улыбнулся ей: «Сгораете от любопытства?» Джеки взглянула на него: молоденький мальчик, чисто выбрит, волосы старательно зачесаны. «После вас,» — он отступил в сторону, и она вошла, ожидая увидеть камеры с решетками.

Вместо этого она увидела шесть дверей, ведущих в спальни: три с одной стороны коридора и три с другой. Каждая спальня имела окна со вставленными в них армированными стеклами, выходящие в коридор, где находился пост надзирателя. Она видела, как из окон на неё глядят какие-то женщины, слышала приглушенные звуки, чьи-то голоса. За невысоким барьером стояла женщина-надзиратель: высокая, широкоплечая блондинка с зачесанными наверх волосами. Она курила папиросу; початая пачка папирос торчала из пустой кобуры.

— Мисс Кей, будьте добры позаботиться об этой леди, — обратился к ней сержант, протягивая ей карточку на очередную заключенную.

— Разумеется, Терри, — она заглянула в карточку, а затем посмотрела на Джеки. — Ну надо же, вы у меня первая стюардесса за последние три года.

Джеки не сказала ничего, начиная подумывать, а не разыгрывают ли они её. Она почувствовала запах табака от папиросы мисс Кей. Нет, это случилось с ней взаправду.

И вот, с двумя простынями подмышкой, она покорно зашаркала в своих шлепанцах, вслед за мисс Кей к первой двери слева. Мисс Кей сказала, что эта спальня предназначалась для задержанных, кому ещё только предстояло впервые появиться в суде. Лица в окнах за проволочной сеткой, исчезли, когда мисс Кей открыла дверь и остановилась на пороге. Джеки прошла мимо неё в комнату, где за двумя из четырех столиков, расставленных недалеко от двери, собрались женщины. Негритянки и одна или две латиноамериканки. Все они теперь глядели в её сторону, не обращая ни малейшего внимания на включенный телевизор. Двухярусные койки у дальней стены как будто пустовали. Мисс Кей сказала Джеки, что она может занять любую из свободных коек. «Если кто-нибудь потребует у вас заплатить за койку, скажите мне,» — предупредила она. Туалет и душ находились за перегородкой. Два телефона на стене: один — прямая линия с офисом государственного правозащитника и таксофон, сделать междугородный звонок по которому можно было лишь за счет абонента, которому этот звонок адресовывался. Заключенным разрешалось иметь при себе не больше шести долларов мелочью. По телевизору показывали какой-то фильм, в главной роли Мел Гибсон... А женщины все выжидающе разглядывают её. Мисс Кей не может запретить им этого. Он говорила, что эта спальня расчитана на шестнадцать человек, но сейчас в ней находятся только семь женщин-заключенных. Две спальни из оставшихся отведены для женщин, так или иначе провинившихся перед законом и уже осужденных, ещё две спальни для осужденных за преступления, связанные с наркотиками и одна камера для особо опасных преступниц. Мисс Кей обернулась к женщинам за столиками — одежда на них была самой обычной, несколько женщин были одеты в платья — и сказала:

— Это Джеки. Прошу любить и жаловать.

Негритянка в черном густом парике заметила в ответ на это:

— А она кто? Генеральша? Почему в форме?

Это вызвало бурное веселье со стороны остальных женщин, некоторые из которых просто-таки заходились в смехе, то ли для того, чтобы угодить негритянке, то ли просто ради того, чтобы дать волю чувствами и услышать свои голоса, громко звенящие в закрытом пространстве, со всех сторон ограниченном голыми железобетонными стенами. Они смеялись до тех пор, пока мисс Кей наконец не прикрикнула: «Отставить веселье!», и все тут же замолчали. Надзирательница перевела взгляд на остроумную негритянку и строго наказала: «Рамона, предупреждаю первый и последний раз. Держись подальше от нее.»

Джеки снова набрала тот же номер, по которому безуспешно пыталась позвонить до этого. Молодая женщина на другом конце провода только и успела сказать: «Его...,» но Джеки не дала ей закончить, и перебивая её выкрикнула в трубку: «Скажите ему, что звонила Джеки.» В трубке воцарилось молчание. «Скажите ему, что я в тюрьме, в Форте. Вы меня слышите?» На том конце провода снова немного помолчали, а затем положили трубку.

Она забрала со столика выданные ей простыни и под пристальными взглядами обитательниц спальни зашаркала, еле переставляя ноги в тот угол, где у дальней стены стояли в два ряда восемь двухъярусных коек. На потолке над койками не было светильников, но зато они были на противоположной стене, и в голове у Джеки мелькнула мысль, что скорее всего эти лампы будут гореть всю ночь. Поэтому будет лучше занять койку внизу. Пять кроватей были уже застелены. В спальне играло радио и работал телевизор, по которому все ещё шел какой-то фильм. Она выбрала себе койку, и раздумывая о том, удастся ли ей сегодня вообще уснуть, наклонилась, держась одной рукой за ограждение верхней койки, желая получше рассмотреть матрас. Что-то большое приблизилось к ней сзади, загораживая собой свет. Джеки подспудно догадывалась, кто это может быть, и, выпрямившись, обернулась, оказываясь лицом к луцу с Рамоной.

Перед ней стояла крупная, темнокожая женщина в парике, который теперь оказался ярко освещенным светом лампы позади нее.

— Может быть поговорим? — спросила она.

— Поговорим, если вам так хочется, — ответила Джеки. — Только не издевайтесь надо мной, ладно? У меня и так полно неприятностей.

— А ты стюардесса, что ли? И летаешь на самолетах? — Джеки кивнула в ответ, и тогда Рамона задала новый вопрос. — Я просто хотела спросить, правда ли, что там хорошо платят?

Ей все же удалось поспать какое-то время, а проснувшись, она осталась неподвижно лежать, бессмысленно глядя на обратную сторону матраса над собой, лежащего на сетке койки второго яруса. Тусклый свет освещал спальню, откуда-то доносились незнакомые голоса, играло радио. Она провела рукой по пластиковому браслету, переворачивая и передвигая его по запястью. Ей вспомнилась оброненная вчерашним сержантом фраза: «Сгораете от любопытства?», и она снова явно ощутила то удивление, с которым она тогда смотрела на него, как если бы ей был непонятен смысл его слов.

Несколько раз ей ужасно хотелось заплакать.

Но она передумала, вновь и вновь мысленно прокручивая в памяти эпизоды своего недавнего разговора с Рамоной, ожидавшей здесь официального предъявления обвинения в словесном оскорблении и угрозе физического насилия. Если верить Рамоне, то выходило, что она проломила кому-то череп, когда тот отказался покинуть её дом. Ее могли бы обвинить и в непреднаменном покушении на убийство, но потерпевший оказался человеком великодушным и незлопамятным. Постойте, а как же быть с работой в авиакомпании?.. Джеки сказала ей, что уже имея десятилетний опыт работы, можно зарабатывать от тридцати пяти до сорока тысяч, при этом не летая больше семидесяти часов в месяц, и имея возможность выбирать маршруты на свое усмотрение. Что касается её самой, то она отработала три года с авиакомпанией «TWA», четырнадцать лет на «Дельте», откуда её уволили. А на «Островных Авиалиниях» она не зарабатывает и половины тех денег, которые обычно получала прежде за ту же работу. Откровенно говоря, ей и так с трудом удавалось наскрести денег, чтобы заплатить за найм квартиры, за машину, да чтобы ещё при этом осталось на страховку и на покупку одежды, а уж теперь, как только руководству «Островных Авиалиний» станет известно о том, что она побывала в тюрьме, они попросту выкинут её с работы. Рамона же тогда ей сказала: «Если тебя не устраивает эта работа, то зачем горевать о том, что тебя оттуда уволят?» И ещё она рассказала, что сама она убиралась в чужих домах, и если очень повезет, брала за работу пятьдесят долларов в день. Но вот только найти такую работу ей удавалось не чаще чем раза три-четыре в неделю, потому что сейчас люди в основном наводят дома порядок самостоятельно, да к тому же ещё и приезжие гаитяне отбивают работу у приличных людей. Она ещё спросила Джеки, а есть ли у неё приходящая прислуга, которая убиралась бы у неё в квартире.