Ветер и искры. Тетралогия - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 9

Во время падения Га-нор потерял меч, и у него остался только кинжал. Будь их два, северянин, не раздумывая, начал бы штурмовать стену. Он раньше проделывал подобный трюк, а однажды на спор забрался по отвесной стене, прилегающей к башне Дождя. Но с одним кинжалом нечего и мечтать о том, чтобы оказаться наверху. Уж проще отрастить крылья.

Весь день прошел в безуспешных попытках найти выход из ловушки. Га-нор метался от края до края площадки, ругался, но все было без толку. Проклятия и молитвы не помогали.

К вечеру, когда до захода солнца оставалось не больше нара, следопыт сидел, прислонившись к стене, и, подбирая лежащие вокруг камешки, бросал их в пропасть. Понимая безнадежность ситуации, отстраненно подсчитывал дни, выделенные ему Угом для жизни. Выходило, прежде чем сдохнуть от голода, придется порядком помучиться. Крайне безрадостная перспектива.

Эмоции требовали выхода, и северянин выругался. Громко. Как и следовало ожидать – ничего не случилось. Затем ему на голову и за шиворот посыпались пыль и мелкая каменная крошка. Га-нор вскочил, испугавшись возможного камнепада. Но ничего подобного не произошло. Невольный пленник напряженно вглядывался вверх и наконец увидел то, что хотел. Вновь посыпалась крошка, затем упало несколько камешков. Все говорило о том, что там кто-то ходит. Сейчас сыну Ирбиса было все равно кто это – друг или враг. Сорок лет это не тот возраст, чтобы подыхать, словно угодившая в капкан ледяная белка. Уж лучше умереть от вражеского оружия и отправиться на праздник к Угу, чем превратиться в бледного призрака.

– Эй!!! – заорал он что было сил. – Эй!!! Я здесь!!! Внизу!!!

Поначалу никто не откликнулся. А затем он увидел, что сверху на него неотрывно смотрит человек. Привлеченный криками, неизвестный лежал на краю обрыва, заглядывая вниз. Га-нор вновь хотел заорать, теперь уже от радости, но разглядел незнакомца, и крик застрял у него в горле. Это лицо он знал. Ни грязь, ни кровь не смогли его изменить. Тяжелая челюсть, лохматые рыжие волосы и шрам на лбу. Да-тур. А вот приподнятая верхняя губа, обнажавшая в оскале ровные белые зубы и зеленые глаза…

Тварь, раньше бывшая его кровным братом, неотрывно смотрела на человека. Не спуская взгляда с мертвеца, северянин потянулся к кинжалу, и это послужило сигналом. Оживленный магией сдисца труп спрыгнул на Га-нора. Растопырив руки и ноги, он, словно паук, упал туда, где только что находился воин.

Звук, раздавшийся при ударе тела о камень, заставил содрогнуться привыкшего к смерти и крови сына Ирбиса. Казалось, хруст костей должны были услышать даже в Золотой Марке. Несмотря на торчащие сквозь одежду и плоть осколки сломанных ребер, раздробленные руки и вывихнутую под неестественным углом правую ногу, покойник пытался подняться.

Га-нор не мешкал. Выхватив кинжал, он оказался за спиной порождения сдисского колдуна и, вцепившись в окровавленные рыжие космы, оттянул голову мертвяка назад, быстрым движением вскрыл шею. Оружие с мерзким звуком скрипнуло по шейным позвонкам. Остановился следопыт только тогда, когда зеленый огонь в глазах Да-тура погас.

Тяжело дыша, он снял с дважды мертвого тела свой приз – широкий кинжал – и ногами спихнул труп в пропасть. Га-нор не собирался рисковать и оставлять это рядом с собой. Никаких сожалений сын Ирбиса не ощущал. Да-тур мертв, его дух в чертогах Уга, а то, что осталось в этом мире, всего лишь оболочка, находящаяся под властью сдисца.

Солнце почти достигло вершин, и длинные тени накрыли лежавшую внизу долину. Га-нор, не мешкая, начал подъем.

Все оказалось проще, чем он думал, и северянин без труда находил опору с помощью кинжалов. Приметить щель, вбить в нее клинок, подтянуться на одной руке, всадить второй кинжал чуть выше, вновь подтянуться. И так раз за разом. Высоты сын Ирбиса не боялся и медленно, но верно приближался к спасительному краю. Когда до него оставалось не больше двух ярдов, следопыт остановился и позволил себе небольшой отдых. Верхний участок скалы был гораздо сложнее, чем весь пройденный путь. Трещин меньше. А тут еще и ветер проснулся, норовя сдуть человека в пропасть.

На самый верх скалолаз поднялся, когда стемнело. Помня о судьбе Да-тура, осторожно приподнял голову над краем. Дав глазам привыкнуть к темноте, внимательно изучил окрестности. Никого. Облегченно фыркнул, перевалился через край и тут же вскочил на ноги, угрожающе сжимая в каждой руке по клинку.

Ни мертвецов, ни сдисских колдунов. Пусто. Тихо. Тела Та-аны нет. Это настораживало. Следопыт напряженно всматривался во мрак, готовясь дать отпор, но никто не собирался нападать. Что бы ни случилось с лучницей – здесь ее не было.

Прямо у тропинки Га-нор увидел меч Да-тура. Он подхватил его и быстрым шагом, постоянно оглядываясь по сторонам, направился к перевалу. Сын Ирбиса все еще не терял надежды добраться до Башен и предупредить коменданта. Быть может, еще не поздно.

Перед Войной Некромантов земли Империи не заканчивались у Самшитовых гор, они простирались до самого Набатора. Все то, что сейчас называлось Приграничным краем, ранее было Империей. В долинах стояли города и деревни, через которые проходили торговые пути. Привычная жизнь рухнула, когда появились Проклятые. С тех пор эти земли и оставлены. Уж слишком мрачная слава о них ходила. Лишь горцы рисковали жить в угрюмых холодных долинах.

Люди ушли, но города, такие, как Герка, остались. Восемь Шпилей – сторожевые башни, которые создавал сам Скульптор, также оказались покинуты. Только девятая, прозванная башней Тревоги, использовалась армией Империи. Древние книги говорили о том, что Скульптор ваял башни в то же время, что и легендарные Врата. Уходящие на шестьдесят ярдов в высоту, сложенные из черного камня, с множеством бойниц, они простояли тысячу лет.

Но со стороны никогда не скажешь, что уцелевший Шпиль пережил множество войн. Он был точно таким же, как и в день завершения строительства. Казался хрупким и прекрасным, словно Скульптор был не человеком, а йе-арре. Некоторые считали, что легендарный мастер взял в руки потоки горного воздуха и сплел из него небесную красоту. А потом превратил воздух в камень.

В историях, которые рассказывали старики, говорилось, что до Войны Некромантов дозорные в башне без труда переговаривались с товарищами, находящимися в восьми других Шпилях. Может, в этих историях и была доля правды, но сейчас они казались сказкой. Также ходили слухи, что в ныне замурованном подвале спят Лепестки Пути. С их помощью солдаты могли мгновенно перемещаться в тот из Шпилей, где требовалась помощь. Но и это давно стало легендой. Ходящие больше не могли управлять Лепестками.

Скульптор создал башню Тревоги недалеко от дорог, ведущих к двум перевалам. Га-нор добрался до нее в середине дня. Следопыт издалека заметил, что над скалой, за которой находилась башня, кружит с десяток стервятников. Сын Ирбиса остановился и нахмурился. Внимательному человеку такое скопище падальщиков говорило о многом.

Действительность оправдала его худшие опасения. Перед Шпилем соорудили виселицу, на которой раскачивалось трое покойников в одежде имперских солдат. Всех остальных свалили у стены, даже не удосужившись похоронить. Отяжелевшие от свежего мяса стервятники, затевая драку за особо лакомый кусочек, противно орали.

В башне появились новые хозяева. Набаторцы. Га-нор спрятался за камни и стал наблюдать за врагами. Случившееся не укладывалось в голове. Выходило, что отряд противника безнаказанно проскочил через перевал и вырезал гарнизон. Последнее не удивляло. Это раньше здесь несли службу две отборные сотни, а теперь командор Врат отправлял сюда два десятка солдат. Да и то не всегда.

Годы долгого мира даруют ощущение безопасности. Как правило, ложное.

Вот и доигрались. Стражу застали врасплох. Те даже тревогу не успели поднять. У десятков воинов не было никаких шансов выстоять против почти сотни хорошо обученных черноволосых бойцов.

Набаторцы вели себя как дома и уже начали обживать Шпиль. Это означало только одно – они не ожидают со стороны Врат никакой угрозы. Что случилось с крепостью?