Где нет зимы - Сабитова Дина Рафисовна - Страница 4

Фамилия учительницы мне сразу не понравилась. Но я знаю, что нельзя судить о человеке по его фамилии. Человек же не виноват, что у него такая фамилия, правда?

— Ты ее знаешь? — удивилась я.

— Знаю, — сухо ответила Шура.

— Она хорошая? — заволновалась я. И представила, что учительница Недыбайла должна быть огромная, как каменная великанша, с большими руками и ногами. Так что я заранее испугалась.

Шура почему-то молчала и продолжала вглядываться в списки.

— Пойдем. Шура, — я тихонько подергала бабушку за рукав.

Хотя мне с каждой минутой было все страшнее и страшнее от того, что надо будет встретиться с заслуженной учительницей Недыбайло, я все равно ужасно боялась опоздать на этот «пробный урок». И еще боялась: вдруг меня сразу попросят что-нибудь прочитать — я ведь плохо читаю. Мне читает Паша, и у него получается здорово: все герои говорят своими голосами. А если я читаю сама, то у меня все как-то медленно и одинаково: бу-бу, бу-бу…

И когда заслуженная Недыбайла услышит, как я плохо читаю, она скажет мне: «Ты совсем глупая девочка, и я не буду тебя ничему учить, а буду только ругать и ругать все время!»

А если мы еще и опоздаем…

Но тут Шура сказала:

— Эй! А как фамилия твоему приятелю Мише? Гуренков?

И она ткнула пальцем куда-то в последний лист списков.

— Смотри: Гуренков Михаил. Первый класс «В».

Да! Гуренков Михаил — это был мой друг Миша!

Я подумала, что мы сможем иногда встречаться в школе на переменах. Конечно, у него будут новые друзья, но ведь он и меня вспомнит, правда?

— Первый класс «В», — повторила бабушка. И прибавила:

— Учительница Сонькина С. Т.

Я начала представлять себе учительницу Сонькину — наверное, она такая маленькая, вся тоненькая и с короткими волосами, похожая на мальчика. Или на маленькую певчую птичку.

А бабушка сказала:

— Стой тут. Ни шагу с этого места.

— Куда ты? — кинулась я за ней.

— На разведку, — ответила Шура. — Стой тут, жди.

Вернулась она очень быстро.

— Ну вот, посмотрела, что за Сонькина такая, — сказала она деловито, — и думаю, это нам подходит. Хочешь учиться с Мишей в одном классе?

Я быстро-быстро закивала.

Все же хорошо, когда в классе есть кто-то знакомый. Особенно если это Миша Гуренков.

И мы с бабушкой пошли на второй этаж. Искать завуча.

Завуч сперва вытаращила глаза на бабушкин длинный цветастый подол, а услышав, что бабушка хочет перевести меня в другой класс, так замотала головой, что я испугалась, не вылетят ли у нее из ушей длинные желтые серьги. Они били ее по щекам, доставая почти до носа.

— Нет-нет, это невозможно, списки уже составлены, ничего изменить нельзя. Что за капризы, в самом деле, в последнюю минуту?

«Ничего изменить нельзя». Я была готова зареветь. Но Шура почему-то и не думала сдаваться.

— Из класса «А» в класс «В», — громко и внятно сказала Шура.

Тогда завуч перестала головой мотать и спросила:

— В «В»? Из «А»? От Юлии Станиславовны?

Бабушка подтвердила: да, именно от Юлии Станиславовны.

Завуч посмотрела на меня и пожала плечами:

— Первый раз слышу подобную просьбу. Все умоляют перевести их в класс «А», он уже просто-таки переполнен… Если вы решили освободить место — конечно, переведем.

Но тут она вдруг спохватилась:

— А вы ребенку кто — бабушка? Родители возражать не будут?

— Не будут, — вздохнула Шура.

Мама, конечно, не возражала бы. Ей, наверное, вообще все равно: в школу-то меня тоже бабушка записывала. Но первого сентября мама обещала найти время и проводить меня в школу.

Вот так и получилось, что мы с Шурой пошли в класс «В». И завуч с нами.

— Софья Тимофеевна, мы переводим к вам из «А» вот эту девочку. По желанию родителей.

Учительница Сонькина оказалась вовсе не такой, как я думала.

Высокая, с черными волосами, распущенными по плечам, и черными глазами.

Есть такая сказка про Беляночку и Розочку, так вот учительница Сонькина была похожа на Розочку из этой сказки.

И отчество у нее — Феевна!

Миша сидел на второй парте в первом ряду. У окна. Но в окно не смотрел. И на меня не смотрел. Рядом с ним сидела толстенькая девочка с косой, и они пинали друг друга ногами под партой. Я видела, пока стояла перед всеми, держась за Шурину руку.

Бабушка шепотом что-то сказала учительнице Сонькиной.

И толстенькую девочку вдруг пересадили на первую парту в средний ряд. Девочка со своего нового места показала Мише язык.

А меня посадили на ее место.

— Ты на музыку еще ходишь? — спросила я.

— Меня мама в музыкальную студию записала, — сказал Миша. — Там будет хор, музлитература и сольфеджио. Но сольфеджио мне не нравится.

— Ты же не пробовал! — удивилась я.

— Все равно не нравится. Заранее, — мрачно ответил Миша.

С этой минуты мы с Мишей Гуренковым стали совсем друзьями.

Лялька

Такой простой вопрос: кто вы? Ответите? Три ступеньки ответа. Если спросить Ее, она скажет:

— Я — Гуль.

А потом скажет:

— Я девочка.

А потом еще:

— Я человек.

Достаточно.

Спросите меня про это.

Кто ты?

И я вам скажу:

— Я — Лялька.

А вот дальше ничего не добавлю.

Ведь самая большая проблема — это уши.

Не смейтесь.

Я объясню про уши.

Спросите меня про уши — и я вам объясню.

Знаете, в чем проблема?

Я объясню — но вы меня, скорее всего, не услышите.

До сих пор только два человека на свете слышали, что я говорю. Теперь остался один.

Даже Паша не слышит меня.

Иногда в дождь Она сидит на крыльце дома. На верхней ступеньке. Куда не долетают холодные капли. В ярких синих резиновых сапожках сидит Она на крыльце дома и молча смотрит на серое небо и сизые тучи.

И я говорю Паше:

— О чем она думает? Ей грустно? Она сидит на крыльце уже час. Там сыро. Она простудится. Иди позови ее. Налей ей чаю с молоком. И дай ей булки с маслом и вареньем.

Но Паша продолжает читать нерусскую книгу. Книга называется «Заблудившийся автобус». Наверное, это сказка. Такое название — я думаю, что сказка. Паша листает словарь и грызет карандаш. Паша включает настольную лампу, потому что буквы в его книге мелкие, а в комнате темно. Паша не замечает, что Гуль уже второй час сидит в сумерках на крыльце и дышит сырым воздухом.

— Паша-а-а! — кричу я изо всех сил.

Я не отчаиваюсь, я все время с ним разговариваю. Потому что надеюсь, что он однажды меня услышит.

Но Паша не слышит.

Наверное, у него неправильные уши.

Спросите меня про уши.

И я вам расскажу, как я родилась.

Были лоскуты фланели и шерстяная пряжа, и был шелк, и был тонкий фетр, и было два обрывка кружева, и были разноцветные пуговицы, и было утро, и был вечер. И был день первый.

У всего есть причина. Есть причина у снега, у плохого настроения, у подгоревшей каши, есть причина у разбитой чашки, у каркающей вороны, у темноты.

У меня тоже есть причина.

Я появилась потому, что на свете есть такая болезнь — ветрянка.

Когда у человека ветрянка, то у него температура и он спит весь день.

И Гуль спала весь день.

Весь тот первый день, когда Шура взяла фланель, и пряжу, и шелк, и фетр, и все остальное взяла тоже Шура — и иголку, и нитки.

А вечером, когда Гуль проснулась, Шура пришла к ней и посадила перед ней на одеяло меня.

— Ой, кто это? — спросила Гуль.

— Это Лялька, — ответила Шура. — Ее зовут Лялька, и она твоя.

Я не знаю, как люди узнают свое имя.

То, что меня зовут Лялька, я узнала от Шуры.

Шура сделала последний стежок, перекусила нить, положила меня на стол прямо перед собой и неторопливо расправила складки моего платья.

— Ты — Лялька. Сейчас Гуль проснется, и я подарю тебя ей.

Она хорошая, моя Гуль. Она тебе понравится.