Где нет зимы - Сабитова Дина Рафисовна - Страница 24

Но я не злопамятная.

А Мишина мама оказалась совсем другая. Я не буду вам ее подробно описывать, скажу только, что она совсем не похожа на мальчика. Совсем. Она вся такая мягкая, круглая…

Глаза у Мишиной мамы были очень испуганные.

И Елена Игоревна спросила ее, как было дело. Только попросила сперва успокоиться.

А я слушала.

И дело было так.

Мишина мама первого сентября увидела, что Гуль нет за партой рядом с Мишей.

Но в жизни бывают разные обстоятельства.

Бывает, дети болеют. И не приходят в школу первого сентября. Это плохо.

Бывает, дети не успевают вернуться с моря. И не приходят в школу первого сентября. Это хорошо.

Вчера было родительское собрание. Софья Тимофеевна собрала родителей, чтоб рассказать им про жизнь во втором классе.

И сказала, что Гуль теперь не будет учиться во втором «В». Потому что такая вот беда.

Мишина мама не спала всю ночь.

Я знаю, как это бывает у людей. Они ложатся в постель, чтобы не тревожить домашних. Но дышат так, что сразу ясно — не спят. Потом они идут на кухню и пьют там чай или кофе. Одну чашку, потом другую чашку.

И потом еще одну чашку.

И курят. Те, кто курит.

И кашляют.

И вздыхают.

И ходят туда-сюда.

И от их ночных мыслей темнота за окнами становится фиолетовой.

Наверное, и Мишина мама ходила так по своей квартире сегодня ночью и вздыхала.

И вот она пришла к Елене Игоревне.

Мишина мама хочет забрать Гуль.

— Потому что, вы понимаете…

— Я понимаю, да.

И Елена Игоревна кивает. Да, это несложно. Вот такие документы надо оформить. Три недели — и девочку можно забирать.

— Только давайте. Мира Александровна, хорошенько подумаем, прежде чем обнадеживать ребенка.

— Я уже подумала.

И Елена Игоревна снова кивает.

А потом смотрит на меня и качает головой.

И спрашивает Миру, Мишину маму.

— Вы знаете, что у девочки есть старший брат?

И Мира говорит много и торопливо: что трех детей ей не потянуть, это очень сложно, что мальчик — подросток и она его совсем не знает, что, конечно, она будет приходить к нему, и брать в гости, и как может помогать… Но взять к себе и мальчика ну просто никак нельзя, потому что трое детей — это очень сложно, и подросток, и… вы понимаете?

— Я понимаю, да.

А потом Елена Игоревна говорит:

— А если девочка не захочет?

— У нас с ней хорошие отношения, почему же она не захочет?

— Не захочет оставить брата одного.

— Я объясню ей, я уговорю. Мы же будем приходить к нему в гости.

— В гости, — кивает Елена Игоревна.

И наступает тишина, в которой я слышу, как тикают часы на стене.

А потом Елена Игоревна говорит:

— Просто чтоб вы знали…

Я слушаю историю о том, как приезжал Пашин отец из Красноярска. О том, как он хотел забрать Пашу. О том, какая там хорошая у него семья. Двое детей. О том, как Паша отказался ехать…

— Он что, Паше не понравился? — спрашивает Мира.

— Бот уж не знаю, понравился или не понравился. Вообще-то я сказала мальчику, что в их ситуации капризничать не приходится. Но он отказался. Мне сказал, что не хочет оставлять сестру одну.

— Тогда, может, позвонить отцу? — волнуется Мира. — Может, все теперь наладится: я возьму девочку и, когда Гуль переберется ко мне, Павел поедет туда?

— Мы взрослые, — усмехается Елена Игоревна. — Я почти уверена, что уговорю детей. С вашей помощью.

Мира расправляет плечи и вздыхаете облегчением. Елена Игоревна еще раз смотрит на меня.

— А ты что скажешь. Лялька? — говорит она неожиданно. — Видишь, поедет твоя хозяйка домой, и ты с ней в новый дом поедешь. И все у вас будет хорошо. Плохого было много, теперь будет хорошее.

Мира оглядывается, чтобы понять, с кем разговаривает директор.

— Это Лялька. Ее сегодня утром Гуль сюда принесла. Чтобы Лялька не скучала одна, пока дети в школе. Паша из-за Ляльки даже побег устроил, мы полсуток с милицией его искали… Когда девочка узнала о смерти матери, она в себе замкнулась: глазки такие тусклые, молчит, ни с кем в контакт не вступает. Наш врач настаивал на том, чтобы ребенка психиатру показать, и я почти согласилась, думала — не оттает сама, значит, придется сдаваться на милость медицины. И тут мальчик пропал. Каким-то образом проник в свой опечатанный дом и принес сестре эту вот игрушку. Сказал, что ее зовут Лялька и что сестренка с ней в прошлой жизни не расставалась. И представляете — помогло. Особо веселым ребенок, конечно, не стал — веселиться не с чего… Но психиатр теперь не нужен. У Гуль все нормально. Вот, пятерки из школы носит…

Елена Игоревна снимает очки, крутит их в руках и снова надевает:

— Ну что? Собирайте документы, в опеку сдавайте, звоните мне, если какие проблемы — держите меня в курсе. Екатерина Сергеевна в опеке быстро все сделает, не волнуйтесь… А сейчас у девочки еще два часа до конца занятий, и вряд ли вам есть смысл ждать. Может быть, заедете к ней в другой раз? Только уж тогда — после обеда, хорошо?

— Хорошо… А я ей немного гостинцев принесла, передать можно? — спрашивает Мишина мама, вставая со стула. — Скажите, Елена Игоревна, а вы зачем мне это рассказали?

— Что — это?

— Да вот это — про Ляльку.

— Ни за чем. Просто так, к слову пришлось.

И тут Мишина мама снова садится. И говорит быстро:

— А чтобы забрать двух детей — какие надо документы?

Елена Игоревна не удивляется. И отвечает:

— Такие же.

Потом Мишина мама уходит.

Елена Игоревна остается одна в кабинете. И вдруг подмигивает мне и улыбается.

Гуль

Сегодня с утра дождик. А у меня новые резиновые сапожки. Красные-прекрасные, с желтой подошвой. Это тетя Мира мне их купила, когда пошли дожди.

Тетя Мира приходит к нам почти каждый день. И Мишка с ней приходит. Иногда тетя Мира даже привозит его сразу после школы, а сама на работу убегает.

Мишку тут все уже знают. Елена Игоревна говорит в столовой:

— Девочки, покормите-ка этого брата-близнеца.

И ему наливают борща и накладывают макарон по-флотски. И наливают компот из сухофруктов.

Я теперь знаю, что самое невкусное в компоте из сухофруктов — это груша. А самое вкусное — это урюк.

Все копят косточки от урюка, а потом давят их дверью и едят зернышки. Мы с Мишей копим косточки вместе. Потом поделим пополам.

Мы иногда и уроки делаем вместе. Учебники в наших школах почти по всем предметам одинаковые, а задают нам, конечно, разное. Иногда ему задают то, что я уже вчера делала, а иногда наоборот.

Мы ждем, когда тете Мире дадут разрешение нас забрать.

В детском доме появились сразу четыре места, и нас с Пашей можно было перевести, но Елена Игоревна сказала, что теперь уже нас не отпустит и мы никуда не пойдем, а будем тут дожидаться, пока нас заберет тетя Мира.

— Паш, — говорю я, — у меня глобальная проблема. Когда мы будем жить с тетей Мирой — как мне ее называть?

— Какие варианты? — бормочет Паша, не поднимая головы от очередной толстой книжки.

— Ну… вежливо называть по имени-отчеству: Мира Александровна. Но мы будем жить вместе, и, наверное, удобнее звать тетя Мира.

— Гуль, не морочь мне голову. Называй как тебе удобно — хоть Марьиванна. Ты ведь уже зовешь Миру Александровну тетей Мирой? Ну и не умножай сущности сверх необходимости.

— Чего мне не умножать? Паш, а Паш, ты что сейчас сказал? Как это?

Но Паша уже снова занырнул в свою книгу — и нет его.

И вот сегодня совершается наконец то, чего я так ждала. У ворот стоит под дождем тети-Мирина синяя машина. В вестибюле толпа — всем интересно, как мы уезжаем. И я думаю: «Больше я сюда ни-ког-да не вернусь!» Елена Игоревна говорит Паше:

— С библиотекой рассчитался? Лучше у нас своих вещей не оставлять — и наших с собой не брать. Чтоб не возвращаться. Примета такая.