Прозрачный старик и слепая девушка - Ленский Владимир - Страница 25

Видя это, король Мэлгвин самолично распорядился о том, чтобы коронацию провели иначе, чем было задумано, и все Королевство отдал в руки своего младшего брата Гиона, а сам довольствовался крупным герцогством на севере, где имелась хорошая руда и можно было производить множество железных предметов...

Придя наконец в себя, Гион решился и осмотрелся вокруг. Больше всего пьянило его небо над головой — пронизанное солнечными и воздушными токами, полное облаков и света, распахнутое для птиц и человечьего взгляда. И там, за весело изогнутым сводом, угадывалось терпеливое, исполненное достоинства ожидание двух лун.

Лес выглядел здесь куда более нарядно, чем по ту сторону серого туманного мира. Стволы, светящиеся собственным, густо-медным светом, были по щиколотку погружены в плетеные манжеты папоротника, а между стволами то и дело виднелась каменная кладка. Приглядевшись, Гион увидел, что находится посреди большого, очень странного строения, которое раскинулось на огромном пространстве.

Этот город-дворец был возведен таким образом, что не столько отделял жилье от леса, сколько соединял их, сливал в единое целое. Каждая комната здесь распахивалась навстречу лесу и становилась его частью, его украшением — наравне с древесными грибами или густыми зарослями стреловидных цветов, которые не то росли сами по себе, знаменуя границу между освоенным и диким миром, не то были высажены специально.

Гион перевел взгляд на свою подругу и вдруг понял, что платье Ринхвивар создано таким же точно образом, что и эльфийское жилище: оно не столько скрадывает тело девушки, сколько делает ее частью окружающего мира, и ветер с совершенно одинаковым чувством прикасается и к длинным прядям ее волос, и к лепесткам ее причудливо изрезанного одеяния.

У себя дома Ринхвивар выглядела еще более дикой и странной, чем в человечьем мире. Когда Гион встречал ее по свою сторону границы, он в точности знал, что видит эльфийскую деву — ей и положено было казаться чем-то непонятным, в высшей степени необычным. Но в эльфийском мире эксцентричная красота Ринхвивар захватывала возлюбленного без остатка, она превращалась в истинную соль и настоящий перец для диковинного блюда, и без того кусающего язык и щиплющего губы (не говоря уж о слезящихся губах и мгновенно воспаляющихся от нового запаха ноздрях!).

Полумертвый, изнемогающий, Гион поднялся на ноги и сделал свой первый шаг по этой земле, а Ринхвивар, нетерпеливо смеясь, постоянно кружила рядом.

Эльсион Лакар, если подумать хорошенько, не более отличаются от соплеменников Гиона, чем обитатели пустыни — с их звериными глазами, невинными и бешеными, с их тонкими чертами и сухими ртами. Те тоже мало походили на родичей Мэлгвина и Гиона, однако являлись, несомненно, людьми, и с ними можно было воевать, вести переговоры, торговать — и даже брать от них жен.

Эльфы, которых встретил Гион вскоре после того, как Ринхвивар ввела его в пределы города-дворца, были высоки и темнокожи, их раскосые глаза поблескивали в лесном полумраке и вспыхивали неожиданным зеленым огнем, когда луч солнца находил к ним дорогу. Готовность улыбнуться дремала в мягких уголках их губ. Гион знал, что время проходит для них иначе, чем для обычного человека, но судя по тому, как двигались Эльсион Лакар, никак нельзя было сказать, что они существуют в каком-то особенном, замедленном ритме.

Они быстро переходили из помещения в помещение, стремительно поворачивали голову, если их окликали. Долгота эльфийского времени ощущалась в ином: в незримом облаке покоя, которое окутывало каждого, с кем встречался Гион.

И все же среди них нашлись такие, что были похожи на людей, и Гион мгновенно выделил их из прочих.

Их обнаружилось четверо, и они сперва бродили по соседним комнатам, сопровождая Гиона и его подругу издалека. Гион сперва думал, что они просто любопытствует и скоро оставят его в покое; но нет — те четверо кружили и кружили поблизости. То и дело Гион, взглянув куда-нибудь, куда указывала ему Ринхвивар, — на особенно стройное дерево, на изысканный плющ, на вьюнок, покрытый розоватыми цветками, — замечал среди цветов, листьев, между стволами пристальный, чуть насмешливый взгляд чужих раскосых глаз.

— Кто они? — спросил Гион у Ринхвивар, сдаваясь: дольше делать вид, будто он не замечает преследования, было просто глупо. — Кто они такие? Почему следуют за мной по пятам?

Он боялся, что она ответит: «Мои братья, которым не нравится моя любовь к простому человеку», — или что-нибудь в том же роде. Но Ринхвивар лишь пожала плечами.

— Это отчаянные головы, самые неприятные, самые быстрые из Эльсион Лакар.

Гион остановился, прислонился к теплому, нагретому солнцем камню — такому же округлому, как плечи Ринхвивар. Как будто искал поддержки у самого дворца.

— Что значит «самые быстрые»? — спросил он, недоумевая.

Она тоже замерла и принялась водить пальцами по каменной кладке.

— Я ведь рассказывала тебе, что наше время тянется очень долго. Так неспешно, что общая беда всех человеческих существ нас почти не затрагивает...

— О чем ты?

— О том, что люди могли бы жить столетиями, если бы не были испорчены. Они не виноваты, — добавила Ринхвивар быстро. — Так сложилось за многие-многие века. Любой человек от рождения болен. И чем дольше живут на земле люди, тем более несчастными, тем более хворыми рождаются они — и тем короче их жизнь. Но и эльфы затронуты той же болезнью, поверь мне. Поначалу мы думали, что нас это не коснулось, но мы ошиблись. Мы тоже больны... И те, в ком болезнь начала проявляться, стали жить куда быстрее.

— Поясни, — тихо попросил он, чувствуя, как его захватывает острая жалость к тем, к другим Эльсион Лакар, которые родились с первыми признаками общей болезни.

Она глянула на него искоса.

— Сострадание, — сказала она. — Тебе приятно жалеть их?

Ошеломленный ходом ее мысли, Гион кивнул.

— Наверное...

— Так живут все эльфы, — сказала она. — Сострадание и сладострастие. Наши истинные чувства. Ты понял меня. Ты меня понял сердцем!

Она обняла его за шею и тихо поцеловала в обе скулы — так бережно, словно боялась повредить.

И Гиону пришлось хвататься за стену, впиваться пальцами в неровности камней и вонзать ногти в густой плющ, чтобы не упасть, потому что от этого поцелуя ноги у него подкосились.

А Ринхвивар, коварная, засмеялась.

— Слушай дальше, — заговорила она, снова становясь серьезной миг спустя, — эти Эльсион Лакар отправились в мир людей и решили сделать это не так, как делаем обычно мы, по незримому пути, но по тропинке, которая привела сегодня тебя. Они оказались в том месте, где ты был.

— Ты же говорила, будто не знаешь, что меня там ожидает! — упрекнул возлюбленную Гион. — А на самом деле могла попросту спросить...

Она положила палец ему на губы.

— Никто из нас не знает, что ожидает в том мире человека, Гион. Мои соплеменники, которые там побывали, — они эльфы. Их ожидало совсем другое испытание.

— Почему ты в этом так уверена? — Он попытался высвободиться, но тонкий смуглый палец еще более властно вдавился в его губы.

— Потому что наша кровь различна, хотя ее и можно смешивать, — ответила Ринхвивар. — Ты потом поймешь.

И она убежала, оставив Гиона в смятении. Убежала, бросив его на милость тех четырех Эльсион Лакар, для которых время пошло быстрее, чем для прочих.

Они тотчас выступили с четырех сторон и обошли Гиона, беззащитного и одинокого. Он медленно переводил взгляд с одного на другого.

Все они были выше его — правда, ненамного: в роду Гиона и Мэлгвина все были рослыми, а Гион вымахал выше старшего брата, хотя до сих пор не догнал его в плечах.

Темные лица Эльсион Лакар казались рябыми от рассыпанных по скулам золотистых пятен, и зелень их глаз сияла так, словно была в силах разогнать любую тень.

Гион чуть вздохнул и протянул им руки, сразу обе, и двое взялись за правую его руку, а двое — за левую, и потащили за собой, в глубь дворца.