Пророчество Двух Лун - Ленский Владимир - Страница 48

Гай миролюбиво произнес:

— Опиши их, и я попытаюсь припомнить. Может быть, я кого-то и видел.

Софир сжался. Ему хотелось выкрикнуть: «Этого не может быть!» Он не верил, что Гай, человек с таким спокойным, таким теплым голосом, сейчас все-таки откинет полог и покажет их с Ингалорой человеку Вейенто. Впрочем, кто осудит Гая? Бездомные актеры ему не родня, а деньги, судя по всему, предлагаются очень хорошие. И Гай как настоящий командир обязан заботиться в первую очередь о своих людях. Все закономерно. Все логично, чтоб оно провалилось!

— А кого ты видел? — насторожился всадник.

— Две старухи собирали хворост, — задумчиво молвил Гай. — Довольно странные с виду старухи, честно говоря. Это было в полутора днях пути отсюда.

— Мы ищем молодых людей, мужчину и женщину, — сказал всадник. — Они танцовщики. Герцог испытывает большое желание задать им несколько вопросов.

— Только старухи, — повторил Гай. — Прощай.

Он хлопнул лошадь всадника по крупу ладонью. Послышался стук копыт, всадник уехал. Гай однако продолжал стоять возле телеги. Затем беглецы услышали, как он садится на телегу, и миг спустя под пологом появилось его лицо: он откинулся назад и разлегся на полу, прямо на припасах, между Ингалорой и Софиром. Чуть раскосые глаза Гая блестели.

— Значит, вы шпионы, да? Как интересно!

— Ничего подобного, — с достоинством ответила Ингалора. — Мы честные артисты.

— Вы честные шпионы. — Гай тихо засмеялся. — Да ладно вам! Я же вас не выдал, хотя он предлагал действительно очень хорошие деньги.

— Что-то я не слышал суммы, — буркнул Софир. — А ты, дорогая? Ты расслышала сумму?

Она не поддержала игры. Промолчала и отвернулась.

Гай фыркнул:

— Он нарисовал ее пальцем в воздухе. Очень много нулей и перед ними — пятерка. Каково? Кто же вы такие, а? Почему так дорого стоите?

— Если ты все знаешь, зачем спрашивать? — проворчала Ингалора. — Сам сказал: мы шпионы.

— А что вы такого интересного вызнали? Наверное, ужасные интриги. А? Жуткие замысли, которые варятся в большом вонючем котле при дворе его сиятельства герцога Вейенто, — подзуживал их Гай. — Ну, говорите, говорите же, не то я все-таки вас выдам.

— Покушение на принца Талиессина, — сказала девушка. — Теперь ты доволен? Вейенто хочет убрать Талиессина с дороги.

— О, у его сиятельства есть все права на престол, ведь он происходит от старшей ветви семьи, — с самым серьезным видом отозвался Гай. — А еще что?

— Имена тех, кто должен убить принца.

— Назовите! — жадно потребовал он.

— Зачем тебе?

— Не твое дело, женщина. Просто назови имена.

— Алатей и Сафрак, — сказала Ингалора.

— Отлично! — Гай подскочил на месте, схватил Ингалору в объятия и расцеловал в обе щеки. Затем повернулся к Софиру и проделал с ним то же самое.

— Никогда больше не вытворяй такого! — возмутилась Ингалора, обтирая лицо ладонями. — И его не трогай. Он сейчас в обморок упадет.

Софир слабо улыбнулся и заверил Гая в том, что Ингалора, по своему обыкновению, преувеличивает:

— Она большая фантазерка.

Гай порылся в кошеле у себя на поясе, вытащил несколько серебряных монет, сунул в руку Софиру.

Тот раскрыл ладонь. Монетки блеснули, и совершенно так же блеснули глаза Ингалоры.

Гай сказал:

— Я предложил бы вам проделать часть пути вместе с нами и под нашей защитой, да вот незадача — мы двигаемся в противоположном направлении, к Ларренсу. Так что возьмите деньги и ступайте. До границ владений Вейенто — полтора дня пути. Пока не выберетесь из герцогства — избегайте людей и ничего не покупайте. Продержитесь до первого города. Сможете, бродяги?

Ингалора придвинулась к Гаю, обвила его ноги ногами, запутала его в своих юбках.

— Почему ты делаешь это для нас, Гай? — прошептала она ему на ухо, обдавая его горячим дыханием. — Кто из нас двоих пришелся тебе больше по сердцу?

Он запустил пальцы ей в волосы, пробежался губами по ее лицу.

— Вы оба мне по сердцу, — засмеялся он. — И больше всего потому, что вы не солгали. Алатей и Сафрак, говорите? Вряд ли эти двое теперь кого-нибудь убьют. Впрочем — т-с! — об этом даже шпионам знать не положено…

Тут полог телеги отлетел в сторону, и в сером утреннем свете показалась Хейта в своем стареньком крестьянском платье, переделанном из мужской рубахи, с пращой на поясе.

— Эй ты, шлюха! — завопила она, адресуясь к Ингалоре. — Убери от него свои ноги — это мой парень!

Глава одиннадцатая

ВИДЕНИЕ ПРИХОДИТ

Элизахар искал Фейнне.

Иногда ему казалось, что в его жизни не было такого времени, чтобы он не искал Фейнне. И не только в том было дело, что некогда он разыскивал ее по всему королевству — после того, как ее похитили по указке герцога Вейенто. Просто Фейнне была его призом.

Приз. Так наемники называют город, который отдается им на разграбление. Нужно долго выслуживаться, вертеться на глазах у начальства, проявлять себя с самой лучшей стороны, чтобы в конце концов услышать: «Когда мы возьмем Толесант, твой отряд может разграбить его целиком».

Толесант — одна из немногих пустынных крепостей, где хранится сокровищница нескольких союзных племен. Получить в качестве приза Толесант — заветная мечта каждого капитана. Говорят, однажды Ларренс отдал такое распоряжение… но это было очень давно. Еще до первой женитьбы Ларренса на дочери одного из кочевых вождей.

Элизахар часто пытался представить себе: каково это — стоять под серыми стенами такой крепости, обласкивая ее любящим взором и предвкушая то, что произойдет после победы. В жизни Элизахара-сержанта такой крепости никогда не было.

В жизни Элизахара-телохранителя она появилась. И он повел долгую, терпеливую осаду, почти без надежды на победу.

Женщина — это крепость. В Академии Коммарши Элизахар читал сонеты, где развивалась эта тема. Он находил их неумными: ни один из попадавшихся ему поэтов никогда не участвовал в настоящей осаде: ни крепости, ни женщины.

А потом оказалось, что нет нужды ни в стенобитных башнях, ни в катапультах, ни в штурмовых лестницах. Не потребовалось ничего: он нашел Фейнне в мире Эльсион Лакар, и для счастья им не пришлось даже долго разговаривать друг с другом. Все случилось так естественно и просто, словно подразумевалось всегда.

Вероятно, тогда Элизахар окончательно уверился в бесполезности поэзии.

В эльфийском мире Фейнне обрела зрение. Слепая от рождения, теперь она видела. Элизахар часто наблюдал за тем, как она расхаживает по траве, то и дело останавливаясь, чтобы насладиться созерцанием какого-нибудь крохотного жучка или пера, оброненного птицей. Ее радовала любая, мельчайшая подробность, доступная ее глазам.

«Странно, что все-таки существует некое подобие справедливости, — думал Элизахар лениво. — Сколько раз мне хотелось вовсе не иметь зрения, чтобы только не видеть того, что я видел. И в детстве — например, когда слуг наказывали. И потом, особенно в армии. Не во время стычек с кочевниками, понятное дело, потому что слепого они бы меня зарубили, а вот когда мы под Толесантом одно стойбище разграбили… И другие разы — тоже. Или, скажем, в каком-нибудь милом городке, в лавке. Иной Раз такие рожи соберутся, что лучше бы ослепнуть прежде, чем их увидеть. А Фейнне едва открыла глаза — и сразу перед ней эта река, полная света, и деревья до неба, и распахнутые навстречу лесу дворцы Эльсион Лакар. И ничего больше. Ну и я еще, конечно, — не слишком приятное зрелище, как утверждают многие, хотя она терпит…»

Они по целым дням ничего не делали. Точнее, они были чрезвычайно заняты: перебирались с места на место и рассматривали все, что попадалось им по пути. Или лежали на берегу реки, обнявшись, и смотрели в небо. Однажды Элизахар взялся перецеловать каждую прядь ее каштановых волос и предавался этой кропотливой работе бесконечно долго, пока оба не проголодались и не отправились на поиски каких-нибудь трапезников.