Пророчество Двух Лун - Ленский Владимир - Страница 13

Пытаясь освободиться, они случайно убили стражника и бежали. Их поймали недалеко от границы и препроводили к замку Вейенто.

С того дня началась их новая жизнь. Как и Радихена они перешли в безраздельное и бесконтрольное распоряжение его сиятельства и сделались исполнителями его воли.

— Что мы должны были сделать? Мы должны были зарезать этого крестьянина, — сказал Сафрак. — Радихена убивает принца, мы убиваем Радихену — и никто ничего не знает. Мы не обязывались пустить кровь принцу. Знаешь, что мне кажется? Мне кажется, это опасно.

— Что опасно? — недовольно поморщился Алатей.

— Прикосновение к его крови. Ну, принца.

— Я тебе объяснял несколько раз, что это обычное суеверие, — сказал Алатей. — Эльсион Лакар умирают точно так же, как и настоящие люди.

Из двоих молочных братьев Алатей один был грамотен; Сафрак упорно не желал обучаться чтению и письму, считая, что это ослабляет руку и делает глаз менее верным.

— Люди попусту не говорят, — стоял на своем Сафрак.

— Люди глупы и часто болтают попусту, — возразил Алатей.

Они ехали по проселку, мимо цветущих садов и виноградников, стекающих по холмам в долину. Талиессин опережал их дня на два. Торопиться смысла не было: след принца хорошо читался на дороге. За годы службы молочные братья выследили для герцога не один десяток человек: некоторых они похищали и доставляли в замок, об иных лишь собирали сведения, третьих попросту убивали, и ни разу еще у них не случалось ошибок.

Не будь Талиессин потомком Эльсион Лакар, он считался бы чрезвычайно простой добычей. Принц не пытался изменить внешность или хотя бы разжиться другой одеждой. Он шел пешком, ночевал в сараях, под заборами — его видели крестьяне. В одном саду он утащил целый мешок яблок. Это тоже видели, да только преследовать не стали. Не такая уж великая ценность мешок яблок, чтобы гоняться за незнакомцем, который может быть вооружен.

— Ты видел когда-нибудь магию Эльсион Лакар? — спросил Сафрак.

— Сам знаешь, что нет, ответил брат рассеянно. Я вообще сомневаюсь в том, что подобная магия существует. В отличие от суеверов я не верю в магию. Только в очевидные и доказанные факты. И тебе советую, громила.

— А в твоих книгах про это что пишут? — настаивал Сафрак. — Ты ведь читал. Даже пересказывал как-то.

— Не помню… Ничего существенного. Легенды, предания, истории любви. Словом, разные глупости.

— Но летать-то они умеют, эти эльфы.

— Эльфы не летают, — сказал Алатей. — Они левитируют. Висят в воздухе.

— Зачем?

— Нравится им. Кстати, это умеют не только Эльсион Лакар. Некоторые аристократы с юга — тоже. Этому даже учат в их академии. Так что ничего магического или особо эльфийского в этом нет.

Сафрак помолчал, а после заметил:

— И все-таки если Ассэ столкнется со Стексэ, будет одна большая луна.

— Вообще никакой луны больше не будет, — сказал Алатей.

Они спорили о лунах с тех самых пор, как их умы смутил торговец книгами. Тот человек, черноусый, с горящими черными глазками, размахивал пачкой тонких книжек и кричал сухим, неживым голосом, точно скрипучее дерево в лесу:

— А вот если Ассэ падет на Стексэ! Новейшие расчеты!

Алатей купил «новейшие расчеты» и изучил их. Из книжки следовало, что столкновение лун неизбежно, после чего — приводились диаграммы — произойдут наводнения, землетрясения, исчезновение обеих лун и прочие бедствия.

Сафрак, с которым брат поделился прочитанным, считал, вопреки расчетам, что после столкновения луна будет одна, но большая. Он немного колебался касательно цвета этой грядущей новой луны. Как-то раз он пригласил брата полюбоваться на научный опыт.

В прозрачный сосуд Сафрак налил воду, окрашенную желтым. Затем из стакана добавил туда синюю воду. Цвет смеси получился отвратительно грязным.

— Вот, — сказал Сафрак, — полагаю, после столкновения единая большая луна приобретет вот такой окрас.

— Не будет никакой единой большой луны! — закричал Алатей. — И хвала небесам за это, потому что лучше жить вовсе без луны, чем с эдаким кошмаром над головой!

— Да? — Сафрак посмотрел на сосуд, который держал в руке, поболтал его. И добавил не без отеческой гордости за свое творение: — А мне даже нравится.

Спор о двух лунах был единственным вопросом, где мнения братьев расходились. Необходимость убить одного из Эльсион Лакар стала второй такой темой.

— Положим, я боюсь, — сказал Сафрак с некоторым вызовом. — Ну и что? Я этого не скрываю. По крайней мере от тебя. Эта ядовитая гадина, принц Талиессин, — настоящая отрава для королевства. Все так говорят, и его сиятельство — первый.

— И поэтому мы обязаны избавить от него нашу прекрасную страну, — заключил Алатей. — Коль скоро дурак Радихена не справился с работой.

— Как вышло, что он провалил дело? — с досадой проговорил Сафрак. — Чума на его пегую башку! Я всегда подозревал, что этот недоносок ни на что не годен.

— Если подозревал, почему не предупредил?

— Я предупреждал, да кто меня слушает? Ты же сам громилой называешь, — заметил Сафрак.

Алатей рассудительно произнес:

— Его сиятельство все предусмотрел. Так?

Сафрак кивнул.

— Если мы не будем верить в предусмотрительность его сиятельства, — продолжал Алатей, — мы закончим свои дни так же, как Радихена.

— А как он закончил свои дни? — заинтересовался Сафрак. На его широкоскулом лице появилась насмешливая ухмылка. Он сощурил глаза, по лбу пробежали густые морщинки. — Тебе и это известно, умник?

— Полагаю, его уже удавили, — уверенно сказал Алатей.

— Полагаешь?

— Он попался на месте преступления, его схватили прямо над трупом девчонки — и с тех пор о нем ничего не известно. Как ты сам-то думаешь, что с ним сделали?

Сафрак молчал.

— Ну вот лично ты — что бы ты с ним сделал? — уточнил Алатей.

Сафрак сказал:

— Зарезал бы в тюрьме, без лишних слов и огласки… Мне другое непонятно: как вышло, что он испортил все дело? Держался вроде бы хорошо, действовал правильно. Узнал о жертве все. Изучил его привычки. Выводил из себя, преследовал, нарвался на драку… Ну, убил он по глупой случайности эту девицу. Что ему мешало после этого ткнуть ножом принца и сбежать?

— Ты же сам сказал: глупость, — фыркнул Алатей. — Глупость и ничто иное. Холопом он был, этот Радихена, холопом и подох. Все южане одинаковы, рабство у них в крови. Хоть сколько лет в герцогстве проведут, все равно рано или поздно вылезет холопское мурло. А нам теперь доделывать за него работу. Спасибо Талиессину, удрал из столицы. Здесь нам будет проще до него добраться.

— Мы умрем, — помолчав, сказал Сафрак. — Я это чувствую.

— Ты суеверен, как крестьянин, — поморщился Алатей. — Талиессин, братишка, — просто-напросто мальчишка-выродок. Мы без особых хлопот отправим его под землю. Тебе лишь не следует видеть в нем человека, только и всего.

Сафрак поморщился. Любой, кого они с братом убивали, никогда не представлялся им человеком в полном смысле слова, ровней им самим: это была добыча.

— Да ведь он и не человек, — сказал Сафрак, — в этом-то все и дело… Нетрудно представить себе человека — не человеком; а как быть с нелюдью?

— С нелюдью будет еще легче, — уверенно произнес Алатей.

— Не уверен, — пробормотал Сафрак.

Они остановились на краю леса. Здесь отчетливые следы Талиессина терялись, но так было еще интереснее.

Пока молочные братья шли за Талиессином по проселкам, они успели многое узнать о своей будущей жертве. Алатей особенно любил эту часть их работы. Буквально из ничего, из ничтожных мелочей, подхваченных по пути, складывать в пустоте некий мозаичный образ, а после при встрече смотреть, как восполняются недостающие части картины, — и в тот миг, когда все встает на свои места, когда образ делается полнокровным и живым, нанести смертельный удар. Создание целостности — и окончательное завершение.