Волшебники из Капроны - Джонс Диана Уинн - Страница 18

После школы он удрал от Паоло и двоюродных. Как только они благополучно отбыли в Дом Монтана, Тонино отправился в противоположном направлении – в сторону доков и причалов у Нового моста.

– Что это с Бенвенуто? – час спустя спросила Роза у Паоло. – Посмотри на него.

Паоло стоял рядом с ней на галерее, перегнувшись через перила. Бенвенуто, который сверху казался на удивление маленьким и жалким, метался туда-сюда у запертых ворот и неистово мяукал. Без конца, словно так извелся, что сам не знает, что делает, он садился, выбрасывал заднюю лапу и неистово ее лизал. Потом вскакивал и вновь принимался бегать туда-сюда. В таком состоянии Паоло его никогда не видел.

– Что случилось, Бенвенуто? – окликнул он кота.

Бенвенуто резко повернулся, припав к земле, и пристально на него посмотрел. Его глаза горели, как два желтых сигнальных огня. Он выпустил целую очередь «мяу», таких призывных и требовательных, что у Паоло засосало под ложечкой.

– Что такое, Бенвенуто? – крикнула Роза. Бенвенуто гневно махнул хвостом. Затем сделал большой прыжок и исчез из виду. Роза и Паоло почти повисли над балюстрадой и, вытянув шеи, пытались увидеть, куда он скрылся. Теперь он стоял на водяной кадке и бешено хлестал хвостом. Почуяв, что на него смотрят, он снова устремил на Паоло и Розу горящий взгляд и испустил воистину ужасающий вой:

– Уо-уо-уо, уо-уо-уо!

Паоло с Розой, не мешкая ни секунды, бросились к лестнице и вниз во двор. Но вопли Бенвенуто уже привлекли внимание кошачьего племени дома. Кошки сбегались отовсюду: мчались через двор и падали с крыш, когда Паоло и Роза были еще на полпути. К водяной кадке им пришлось осторожно прокладывать себе дорогу среди моря гладких, покрытых мехом тел и с тревогой смотрящих на них желто-зеленых глаз.

Таким тощим и взъерошенным Паоло еще ни разу не видел Бенвенуто. На левом ухе кота зияла новая проплешина, шерсть стояла дыбом. И выглядел он по-настоящему несчастным.

– Мяу-яу-яу! – беспрестанно неслось из его розовой пасти.

– Что-то стряслось, – встревожился Паоло. – Он пытается нам что-то сказать.

И с чувством вины подумал, что так и не научился понимать Бенвенуто. Впрочем, поскольку Тонино легко с этим справлялся, не стоило тут тратить усилий. Но вот теперь у Бенвенуто срочное сообщение – может быть, от самого Крестоманси, – а он не может его понять.

– Надо позвать Тонино, – решил он. Бенвенуто снова хлестнул хвостом и мяукнул очень громко и многозначительно. Собравшиеся вокруг Розы и Паоло розовые пасти других кошек дома тоже раскрылись. Раздалось оглушительное «мяу-яу-яу». Паоло беспомощно уставился на них.

Поняла кошек Роза.

– Тонино! – догадалась она. – Они говорят – Тонино! Паоло, где Тонино?

Охваченный внезапным беспокойством, Паоло вдруг осознал, что не видел Тонино с завтрака. Как только это дошло до Паоло, спохватилась и Роза. И в тот же момент – так уж повелось в Доме Монтана – поднялась всеобщая тревога. Из кухни выскочила тетя Джина с кухонными щипцами в одной руке и поварешкой в другой. Появились из зала Доменико и тетя Мария, а из музыкальной комнаты на галерею вышли Элизабет и пять маленьких двоюродных. Открылась дверь Скрипториума, и в ней показались встревоженные лица.

Бенвенуто, взмахнув хвостом, устремился к лестнице на галерею и помчался вверх, сопровождаемый всем кошачьим племенем дома. Паоло с Розой, тоже бросившиеся наверх, поднимались по ступеням в окружении кишащего у их ног скопища черных и белых тел. Все сошлись у комнат Антонио. Куча народу высыпала из Скрипториума, Элизабет обежала всю галерею, а тетя Мария и тетя Джина одолели лестницу у кухни, притом с такой скоростью, с какой ни та ни другая в жизни еще не поднимались. Дом наполнился топотом бегущих ног.

Вслед за Розой и Паоло вся семья втиснулась в комнату, где Тонино обычно сидел за книгой. Тонино там не было, только красная книга лежала на подоконнике. От ее глянца не осталось и следа. Страницы были замусолены по краям, а красная обложка покорежилась, словно от пропитавшей книгу влаги.

Бенвенуто, у которого шерсть по хребту стояла дыбом, а хвост ходил туда-сюда, как у лисы, опустился на подоконник рядом с книгой и опрометчиво поднес к ней нос, чтобы обнюхать ее. И тут же отскочил, тряся головой, припадая и рыча по-собачьи. Из книги повалил дым. Люди закашляли, кошки зачихали. Книга корежилась в клубах дыма, словно бы горела. Но вместо того чтобы почернеть, она превращалась – с того края, откуда шел дым, – в серовато-голубую раскисшую массу. Комната наполнилась запахом тления.

– Фу! – вырвалось у всех, кто в ней был. Старый Никколо, растолкав членов своей семьи направо и налево, добрался до подоконника. Встав над книгой, он сильным тенором, почти таким же чистым, как у Марко, пропел три ноты. Он пропел их дважды, прежде чем прервался, закашлявшись.

– Пойте! – прохрипел он с залитым от кашля слезами лицом. – Все, все.

Все Монтана послушно спели в унисон три длинные ноты. И снова спели. И снова. Тут многие закашлялись, хотя дым явно шел на убыль. Старый Никколо, который уже оправился, замахал руками, как хормейстер. Все, кто мог, запели опять. К этому времени книга превратилась в съежившийся треугольник, от нее осталась половина. Антонио, соблюдая осторожность, нагнулся над ней и открыл окно, чтобы выпустить из комнаты остатки дыма.

– Что это было? – спросил он Старого Никколо. – Кто-то пытается нас всех удушить?

– Мне казалось, эта книга от Умберто, – нерешительно сказала Элизабет. – Я никогда бы…

Старый Никколо покачал головой:

– Нет, не от Умберто. И я не думаю, что ею хотели убивать. Посмотрим, какого рода чары в ней заключены.

Он щелкнул пальцами и протянул руку, подобно хирургу за операционным столом. И тетя Джина мгновенно, не дожидаясь приказания, вложила ему в руку кухонные щипцы. Старый Никколо осторожно и медленно откинул щипцами обложку книги.

– Пропали хорошие щипцы, – вздохнула тетя Джина.

– Ш-ш! – сказал Старый Никколо. Съежившиеся страницы книги слиплись в клейкий ком. Старый Никколо снова щелкнул пальцами и протянул руку. На этот раз Ринальдо положил в нее перо, которое держал.

– И хорошее перо, – сказал он, подмигнув тете Джине.

Вооруженный пером и щипцами, Старый Никколо получил возможность разъединить страницы книги, не прикасаясь к ним, и разобрать их одну за другой. На оба плеча Паоло легли подбородки любопытствующих, а на их плечи – еще подбородки. Вытянулись шеи. Не было слышно ни звука, кроме дыхания.

Почти на всех страницах печать полностью исчезла, оставив склизкую кожистую поверхность, совсем не похожую на бумагу, и только посередине виднелось нечто вроде водяного знака. Старый Никколо, близко рассмотрев каждый знак, проворчал что-то себе под нос. И снова что-то проворчал, дойдя до первой картинки, такой же смытой, как и печать, но с более четким знаком. После картинки, хотя ни на одной странице печать не сохранилась, знак выделялся все яснее и яснее вплоть до середины книги, после чего начал постепенно блекнуть и на последней странице стал едва видимым. Старый Никколо отложил перо и щипцы. В комнате стояла гробовая тишина.

– Вот так-то, – сказал он наконец.

Среди собравшихся произошло легкое движение, кто-то закашлялся, но никто не проронил ни слова.

– Я не знаю, – сказал Старый Никколо, – из какого вещества этот предмет сделан, но знаю, что это. Приворот. Я всегда распознаю такое, когда вижу. Тонино, надо полагать, попал под гипноз, если все это прочел.

– Он был какой-то странный за завтраком, – прошептал Паоло.

– Еще бы не странный, – сказал его дед, устремив задумчивый взгляд на остатки книги, а затем обвел им теснившихся вокруг членов семьи. – Так кому, – тихим голосом спросил он, – кому понадобилось наслать приворот на Тонино Монтана? Кто так низок, чтобы гипнотизировать ребенка? Кто?.. – И вдруг повернулся к Бенвенуто, в боевой позе сидевшему рядом с книгой, и Бенвенуто весь съежился, задрожал, рваные уши прижались к гладкой голове. – Где ты был вчера ночью, Бенвенуто? – спросил Старый Никколо, и голос его прозвучал еще тише.