Разлучница - Леманн Кристина - Страница 22

Покупатель скривил лицо: «Ну-тогда-и-не-надо».

— Видите ли, — объяснил Фальк, — если человек не хочет продавать судно, но вынужден, то он не торгуется. Если вы ее не покупаете, то, в принципе, меня это устраивает, поскольку я мог бы на ней прокатиться еще раз…

Мужчина прищурил глаза. Казалось, что он все понял.

— Игровые долги — долги чести, да? — Он засмеялся.

— Если бы вы произнесли это в присутствии кого-то еще, — спокойно сказал Фальк, — то я заявил бы на вас в суд за клевету. Вы меня поняли?

— Успокойтесь. Меня это вообще не касается. Когда я могу прийти сюда со своими друзьями и опробовать яхту?

— В любое удобное для вас время.

— Давайте в следующую пятницу. Тогда у нас будут целые выходные.

— К сожалению, меня это не совсем устраивает, — ответил Фальк и пояснил: — Мой брат женится. Но в субботу утром я в вашем распоряжении.

— Хорошо. Я вам позвоню. Если я не ошибаюсь, вы говорили, что в августе я могу получить ее?

Фальк кивнул.

— Договорились. — Покупатель протянул руку, Фальк ударил по ней в знак согласия. С непоколебимым спокойствием он еще раз посмотрел на мужчину, который спускался по трапу.

Пять долгих лет «Santa Lucia» была его домом, его спасением, убежищем, логовом — всем сразу. Шесть лет он вкалывал с утра до вечера, чтобы позволить себе эту яхту. Шесть долгих лет он провел на острове Кос.

Он спал на пляже, в заброшенных обветшалых домах, затерявшихся в зарослях оливковых деревьев, а под конец — у одной вдовы в комнате возле хлева с ослом. Некоторое время у него ничего не было, кроме пары шорт и часов. В те времена Фальк нередко голодал; иногда туристы, которых он учил кататься на паруснике, угощали его крестьянским салатом и кусочками рыбы.

Фальк почти ничего не видел на острове Кос, разве что бухту Мастихари, куда он случайно приплыл в девятнадцатилетнем возрасте. Когда на море был ветер, ему удавалось заработать несколько драхм, давая инструкции по управлению парусниками. Если ветра не было, то Фальк оставался ни с чем. И так было каждое лето. Зимой он помогал в яхт-клубе, шлифовал и красил чужие яхты. Со временем его, сумасшедшего немца, стали ценить. Когда приходили туристы или самоуверенные любители приключений, чтобы взять напрокат двухмачтовое судно, а не какую-то маленькую лодку, в яхт-клубе не раздумывая готовили катер и звали немца, так как тихие воды в бухте были весьма коварны. Отплывать далеко от острова было опасно: южный ветер подхватывал лодку и нес ее в открытое море, и мало кто сумел бы самостоятельно вернуться назад. Тогда и присылали немца на катере, чтобы он брал парусник на буксир и тянул его против ветра. Каждую заработанную драхму Фальк вложил в «Santa Lucia». Он нашел ее в саду одного разрушенного дома и сразу же влюбился в нее. Она была перевернута набок, опущенная мачта чудом уцелела. Эта яхта принадлежала одному греку, которому выгоднее было продать дом или земельный участок. Но когда он заметил, что немец был готов заложить за нее свою жизнь, запросил намного больше, чем стоил его дом.

Возможно, местные жители до сих пор вспоминают странного немца, который был беднее церковной мыши, потому что влюбился в судно, требующее не меньше внимания и самопожертвования, чем красавица-жена. Никто не смеялся над ним — люди только улыбались, качая головой. Вдова, которая отдала ему комнату возле хлева, не уставала молиться за него.

В последний год некоторые знакомые, которым позволялось угощать его едой, расценивали их отношения как семейные. Фальк не пил, не бездельничал. Он не был одним из тех хиппи, которые бесплатно кормились на этом солнечном острове. Целью его жизни было судно.

Когда Фальк наконец с помощью нескольких жителей Мастихари все-таки спустил «Santa Lucia» на воду и поднялся на борт, у него не было ничего, кроме этого судна, пары обрезанных джинсов, запаса воды и продуктов на один месяц.

Стоял сентябрь, когда он покинул насквозь пропитанный солнцем остров Додеканес и вышел в Атлантический океан, взяв курс на Афины, чтобы потом пройти Сицилию, Сардинию и Майорку. У Гибралтара он вытащил из воды пятерых полумертвых марокканцев, среди которых было трое детей (их мать умерла на «Santa Lucia» от истощения). Когда он вместе с беженцами входил в гавань Тарифы, его арестовали за незаконный перевоз иностранцев и отобрали судно.

Месяц он провел в тюрьме, пока не выяснилось, что он не какой-то там бездомный бродяга, а сын очень богатого фабриканта. В середине октября Фалька выпустили на волю и отдали двухмачтовую яхту. У него снова ничего не было, кроме пары брюк, майки и рубашки, полученных в подарок от сердобольного тюремного надзирателя.

Целый месяц он проработал в грузовом порту, чтобы купить себе пальто, обувь и продовольствие. Воды Атлантического океана оказались буйными. Когда в конце января он вошел в Нордерней, было всего около трех градусов выше нуля.

И только в Германии, не имея ни гроша в кармане, Фальк почувствовал, что его путешествие стало поистине несносным.

Фальк спустился вниз и сделал себе кофе. Отпив глоток, он пошел в каюту, чтобы надеть носки и туфли. Он нежно провел рукой по гладкому благородному дереву, из которого была сделана койка.

Это судно пережило вместе с ним самые ужасные моменты его жизни, его страх, его разочарование, его надежды. Он лежал в этой койке и мечтал, чтобы ему дали еще один шанс. Сюда он вернулся после унизительного разговора со своим отцом. Положив руки на штурвал, Фальк старался успокоиться. Сильный ветер поднимал брызги, и казалось, все его проблемы превращаются в серебряную пыль.

Фальк допил кофе, взял куртку, поднялся на палубу, запер кормовую каюту и, проворно спустившись по трапу, покинул судно. Из-за дождя отдыхающие попрятались в ресторанах и кафе. На пляже резвились ребятишки, одетые в дождевики и резиновые сапоги. Фальк поехал на такси в Пеерхаген. Только сейчас он осознал, что продал свою яхту. Стиснув зубы, он тряхнул головой и пробормотал себе под нос:

— Проклятая гордость. Однажды она погубит тебя.

— Прошу прощения, — вежливо отозвался шофер.

На кухне Зиглинда как раз собиралась выпотрошить, посолить, промариновать и обвалять в муке палтуса. Фальк удивился, заметив, что его дочери на кухне не было. Он нашел ее в кабинете деда. Роня сидела за компьютером, изучая шахматные программы.

— Я выиграла, — сообщила она ему. Ее темные глаза блестели от радости. — Я обыграла в шахматы Жасмин.

— Вот здорово! — Фальк подошел к окну.

Внизу, на лужайке за домом, за садовым столиком сидели Жасмин и Северин и вели оживленную беседу. Жасмин была в джинсах, и ее попка округлой формы казалась просто великолепной. Фальк с трудом оторвал от нее взгляд.

— Это действительно здорово! — возбужденно произнесла Роня. — Потому что Жасмин когда-то выиграла какое-то эпо или евро…

Фальк повернулся к ней.

— Скорее всего, ты имеешь в виду Эло. Рейтинг шахматистов?

— Да, Эло. Я это и хотела сказать. А что такое Эло?

— Это такой метод счета очков, названный в честь господина Эло, если я не ошибаюсь. Может быть, попросишь Жасмин, чтобы она тебе это лучше объяснила? Чем ты вообще сейчас занимаешься?

— Жасмин сказала, что можно играть в шахматы по интернету. Мне нужно еще много тренироваться. Папа, можешь купить мне электронные шахматы?

Фальк пожалел, что затеял разговор о шахматах, но с уверенностью сказал:

— Я думаю, что если ты внесешь это пожелание в список подарков на твой день рождения, то оно непременно исполнится.

— Но мой день рождения только в ноябре.

— А мой день рождения в октябре.

— Но ты ведь можешь купить себе все, что хочешь.

— Но я и работаю для этого.

— И что же ты делаешь? Ты не работаешь, а ходишь на вечеринки и везде суешь свой нос. — Фальк услышал в ее словах упреки Лауры и почувствовал, как кровь прилила к лицу и в висках застучало. — Если вдруг ты снова проиграешь все деньги, то бабушка всегда даст тебе еще. А на меня никогда ничего не остается.