Лишние Земли лишних - Старицкий Дмитрий - Страница 10

Пока она до меня шла, я вынул из борсетки маленький блокнот и гелевую ручку.

Дальнейшее собеседование вел полушепотом, чтобы другие «пионерки» не услышали, так как некоторые вопросы, которые я задавал, были не совсем уместны для общения вслух. Но весьма и весьма необходимы: по крайней мере, для меня. Мне нужна была информация и определенность: с кем я оказался в этом непонятном месте и что мне от них ожидать.

Дюле было 19 лет, почти 20. Родом она была из Хабаровского края. По национальности эвенка. Она особо подчеркнула, что не эвенкийка, в эвенка.

— Это близкие, но разные народы: как русские и белорусы, к примеру, — заявила она достаточно четко.

Деревенская. Выросла в тайге. В Москве учится на последнем курсе Пищевого колледжа по специальности «ихтиология и рыбопереработка», хотя сама очень хотела учиться на охотоведа, но колхозу — или как он там теперь называется — нужен был рыбный технолог, консервы делать. А так как колхоз же за ее обучение платил, то он и выбирал специальность. И в кредитном договоре прописал, что Дюля обязана отработать после обучения не менее пяти лет в этом же колхозе.

Жила в общежитии колледжа. Эскорт для нее был вполне необременительной подработкой. Но чисто эскорт или промо-акции. Проституцией в общепринятом понимании этого термина она не занималась, но временами бывало, что вступала в интимную связь за деньги. При этом, как красавица, могла выбирать таких партнеров сама.

Второй на собеседование попала Татьяна Бисянка, 17 лет, тоже девочка экзотическая. По национальности оказалась орочанкой. Хотя я сам первоначально склонялся к мысли, что она скорее казачка, с некоторой восточинкой в крови. Однако когда она ко мне подошла, я неожиданно для себя ляпнул:

— Ты не эльфийка ли, случаем, из волшебного леса Средиземья?[84]

А что? Под красивыми черными бровями вразлет ее большие фиолетовые, скорее даже фиалковые, широко расставленные, чуть раскосые глаза с длиннющими ресницами поражали своей необычностью. Такой цвет глаз я видел только у Элизабет Тейлор на широком экране в кинофильме «Клеопатра», и больше ни у кого. Волосы у нее были черные, с благородным антрацитовым отливом, длиной чуть ниже лопаток. Под косой челкой овал лица утоньшался к острому подбородку. Прямой аккуратный носик. Со вкусом прочерченная линия губ. Точеная фигурка на стройных ножках была настолько гармонична, что издали даже не скажешь, что она небольшого росточка — всего где-то метр шестьдесят. А грудь — третий номер.

— Нет, — засмеялась она. — Могу уши показать. Не эльфийка я — орочанка.

Хорошо она смеется. Заразительно, и в то же время мелодично.

— Мы, орочи — маленький народ, — продолжила Таня несколько застенчиво. — Всего-то нас осталось чуть больше тысячи, по последней переписи населения, из которых треть живет уже на Украине. Чуть-чуть в Москве, а все остальные — на Дальнем Востоке. Из родственных народов у нас только манчжуры и чжурджени. Но их тоже немного осталось.

Господи, подумал я, что такой классной девочке делать в дикой тайге? В глухомани. Я просто не понимал. Ей в актрисы идти, а она учится на охотоведа в Тимирязевской сельхозакадемии, заканчивает первый курс и реально желает работать по специальности. Причем только на Сахалине, откуда родом.

Жила в общаге. Сирота. Родители погибли на морской охоте на нерпу, когда ей было семь лет, и потом ее до своей смерти в 2000 году воспитывал дед — промысловый охотник и герой Великой Отечественной войны. Там он был снайпером и заслужил «полный бант» ордена Славы — все три степени.[85]

Потом ее отдали в школу-интернат (других близких родственников не было, а дальним оказалась не нужна — лишний рот), которую она закончила экстерном на все пятерки за год, потому как там ей не нравилось, и она старалась скорее оттуда выбраться. Хоть куда. В академию поступила сама, на «бюджет».

Эскорт — подработка, потому как кроме стипендии у нее других доходов нет. И то она попала на такую работу во второй раз, а весь первый курс прожила впроголодь, на стипендию. Проституцию отрицала.

Третьей была Галина Антоненкова из Екатеринбурга, точнее — его пригорода Верхняя Пышма; по метрике русская, а так — полная смесь разных кровей. Чалдонка, в общем. Видно, что даже фамилия переделана из украинской. 19 лет. Голубоглазая шатенка. Впрочем, это видно только по корням волос, если приглядываться, а так — окрашена в радикальную блондинку. Очень высокая девушка — метр восемьдесят четыре. Длинноногая. С острыми коленками.

Учится в Московском институте стали и сплавов за счет акционерного общества «Уралэлектромедь», где ее отец работает ведущим инженером. Специальность — инженер-технолог ферросплавов.

Эскорт — подработка. Проституция — да, но элитная. По панели не ходит. В Интернете объявления не вешает. Был узкий круг клиентов, которые постоянно приглашали ее на эскорт.

Далее отвечала Анфиса Иванова, 20 лет, зеленоглазая рыжеватая чувашка. Из деревни под названием Три избы, что под городом со смешным названием Кошки. Колхоз развалился. Все пьют. Школу не закончила, уехала в Москву. Нигде больше не училась. Плетет разные народные фенечки,[86] которые продает реконструкторам средневековья на их фестивалях. Учит их носить онучи[87] и лапти[88] на мастер-классах. Шьет и вышивает им аутентичные рубашки и порты. Тем по большому счету все равно, какой орнамент на рубашке — русский или чувашский; да и похожи они, если внимательно не приглядываться. Ну и тусуется с ними для души. Но это все проходит по графе «хобби и подработка», реально на жизнь зарабатывает эскортом и проституцией. Снимает с подругой двухкомнатную квартиру у метро «Нахимовский проспект». Путанили парой.

За ней были две татарочки.

Сюембюль Айзатуллина, 19 лет, из Казани. Откликается также на Бульку. Маленькая, черненькая, с глазами-маслинами темно-орехового цвета, миниатюрная, с маленькой грудью. Очень красивая. Очень улыбчивая. О родителях и прочем говорить не захотела категорически.

— Достаточно того, Жора, что я не скрываю, что проститутка. И этого достаточно. Все остальное никого не должно интересовать.

И ее подружка Альфия Вахитова, 18 лет, мещера, пепельная сероглазая блондинка, из крепкой татарской деревни под Касимовом. Высокая — метр семьдесят семь ростом, с длиннющими ногами и осиной талией.

Обе они после школы нигде не учились.

Эскорт — профессия. Проституция — подработка.

Снимают они одну квартиру на двоих на «Соколе».

Седьмой подошла чеченка Сажи Радуева, 17 лет. Темная шатенка с длинными вьющимися локонами. Глаза темно-темно-зеленые, почти карие. Ее я запомнил еще с конкурса, как раз из-за национальности. В эскорте чеченка — экзотика, да еще такая юная. Все чеченские проститутки, которые попадались на моем пути, были уже лет за двадцать пять и, как правило, вдовы с детьми.

Сажи — беженка из Грозного, еще в первую войну. Потом, уже в России, родители по-глупому погибли в автокатастрофе под Воронежем. Дорога была скользкой, и перед их «мерседесом» развернуло фуру дальнобойщика. Скорость была высокой, и тормозного пути им не хватило. Так и живет с пятнадцати лет одна, благо от родителей осталась в Москве хорошая трехкомнатная квартира.

Школу бросила, образование — семь классов.

— И как? РОНО[89] тебя с милицией не ищет, почему в школу не ходишь?

— А мы оттуда документы на перевод в другую школу, в Грозный, взяли, и с концами.

— Значит, родственники на Кавказе есть?

— Родственники есть, но лучше бы их вообще никогда не было. Они все мной торговать хотят. А я второй или третьей женой к козлобородому амиру,[90] который вроде как племенной вождь половины аула из сорока домов, не пойду ни за какие коврижки. Что я в этих горах забыла? Стирать его грязные подштанники без горячей воды? Или доить его тощих коров? В шахидки тоже не собираюсь. Я специально крестилась, чтобы они все от меня отстали.