противника, с предупреждением, что это в последний раз, когда вы пересечете линию фронта. Вы направляетесь в Центр Боевой Подготовки заместителем командира

по летному пилотажу. Дальше, уже вам товарищи офицеры, - он повернулся к отцу и дядьке, внимательно слушавшим его: - Немедленный вылет в Москву, самолет уже

готовиться. Вас ожидают в Кремле.

- А я? – несколько растерянно поинтересовался Степка.

- Как сказал, товарищ Суворов, вы неплохой пилотажник. Вы так же отправляетесь в Центр, на должность младшего инструктора. Только перед получением звания

младший лейтенант, минимально возможного для инструктора, и значка пилота, нужно будет сдать зачеты и нормативы. Про летные, я уже и не говорю.

- Хорошо, - кивнул Степка, но потом встрепенулся: - А как же война, бои? Меня не отправят на фронт?

- Носителя подобной информации? – иронично приподнял бровь Архипов. Степка насупился, лелеемые им планы показать себя на передовой рассыпались карточным

домиком. Меня перепрыгнуть мечтал.

- В тылу тоже фронт, нужно готовить хороших летчиков, чтобы они не погибали зазря.

- А товарищ подполковник говорил, что все инструкторы два месяца в год проводят на фронте, подтверждают свои умения в боевой обстановке, чтобы не терять

квалификацию, - снова влез Степка.

- Знаю про это, более того один из инструкторов за эти два месяца умудрился сбить восемнадцать самолётов противника, за что получил Золотую Звезду Героя.

Сейчас он имеет на своем счету более тридцати сбитых. Подобное есть в практике Центра, но вас обоих это конечно не касается. Никакого фронта вы больше не

увидите – это распоряжение самого товарища Сталина.

Теперь уже мы вдвоем насупились. Я тоже не терял надежды оказаться на фронте.

- Товарищ подполковник, попрошу до моего прибытия поселить родственников на моей квартире, - попросил я. Про Степку даже разговора не заводил, понимая, что

его дом в ближайшее время это Центр.

- Это исключено. Первое время они будут жить в закрытой гостинице наркомата. Для чего, думаю объяснять не надо.

Самолет уже выгнали на взлетную полосу. Поэтому мы стали прощаться, хоть и на короткое время, но все же.

- Я вас найду при возращении, - крикнул я, когда они по лесенке залезали в салон самолета. Привезли так же Рябинина, и осторожно, стараясь не потревожить

рану, помогли ему взобраться внутрь самолёта.

Заметив, что кто-то машет мне рукой за одним из иллюминаторов, ответил. Самолет взревел моторами, и стал разгоняться. Мы с Архиповым и стояли под деревьями и

наблюдали за огнями взлетающего транспортника. Люди подполковника улетели вместе с моими спутниками, так что мы стояли вдвоем. Только местный особист

топтался неподалёку. Мешки с нашими вещами были загружены в самолет, так что мы избавили его от обеспечения охраны, чему он был явно рад.

- Да не расстраивайся ты так. Через два-три дня увидишься с ними, - хлопнул меня по плечу Архипов.

- Так-то оно так, только все равно тяжело. Не чужие люди, - вздохнул я.

- Самолет к вылету готовиться. Полетишь ты и группа осназа из пятнадцати бойцов. Командир майор Славич. Группа прибудет сюда ночью, перед взлетом и

познакомитесь. Вылет в два часа утра, через четыре часа. Так что иди, выспись, чувствую завтра будет тяжелый день. А я пока в штаб корпуса, там оперативный

отдел разрабатывает операцию отвлечения внимания.

- Хорошо, - согласно кивнул я. Направившись было за местным особистом, остановился и, повернувшись поинтересовался у Архипова: - Как же вы смоли уговорить,

товарища Сталина разрешить мне отправиться в этот вылет?

- Я не уговаривал его разрешать, скорее убеждал, что тебе нельзя лететь, - пояснил он.

- Тогда почему он разрешил? – растерялся я.

- Товарищ Сталин задал только один вопрос: Каковы шансы на благополучный исход операции с вашим личным участием. Я ответил, что очень высокие. Это и решило

вопрос с отправкой.

- Ясно. Но все равно спасибо, - вздохнул я. В выделенную нам с Архиповым землянку я сразу не пошел, подумав, сперва завернул к особисту и через его телефон

сделал пару звонков в Москву.

Через двадцать минут скинув форму, я развалился на лежанке, мгновенно провалившись в сон.

Старшина Суворов, ночная дорога.

Движение продолжалось до середины ночи, пока в баках было горючее. Первым, как ни странно «умер» грузовик. Горючее кончилось. Заправка от «бэтэшки» была

невозможна, из-за разного топлива. Да и у меня в танке оставалось едва ли треть бака. В отличие от грузовика в танке были полные баки.

Когда, в отличие от капитана, бодрствующий Мезенцев сообщил, что грузовик вдруг встал и замигал фарами, я остановил танк, развернул и погнал обратно. У

грузовика уже столпились бойцы и командиры.

Остановившись и заглушив, выключил фары. Откинув люк, легко выскользнул наружу.

- Что случилось, товарищ полковник? – поинтересовался я.

После шумного танка, говорил я несколько громче, чем нужно, поэтому полковник приказал:

- Тише старшина, не на плацу. Горючее у нас кончилось.

- Снова на буксир, товарищ полковник?

- Сколько у тебя горючего?

- Примерно треть бака. С возросшей нагрузкой, километров на тридцать не больше.

- Больше и не надо, через двадцать километров река и охраняемый мост, который мы пересечь не сможем. Будем переправляться. Цепляйте!

С возросшей нагрузкой танк стало водить в стороны, на поворотах немного заносить. Несмотря на почти девять часов за управлением танка, я еще держался, но

понимал еще час-полтора, и «умру». Будем надеяться, к этому времени мы достигнем нужного места. Пользуясь ночью, полковник в этот раз ехал не в грузовике, а

с нами, сидя на башне. Надев шлемофон Вечернего, он говорил, куда и где повернуть. До этого навигатор мне не требовался, дорога тут одна и почти сорок

километров мы ехали по этой прямой трассе, изредка встречаясь со встречными колоннами или одиночными машинами.

- Все, старшина. Видишь кусты? Заворачивая за них… Медленнее, еще медленнее. Нормально, до реки осталось два километра, там самое узкое место.