Грозовой Сумрак - Самойлова Елена Александровна - Страница 38

– Иногда даже этого «немного» оказывается более чем достаточно.

Рей медленно сел, осторожно расправил плечи, скользнул кончиками пальцев по тоненькой гладкой коже на месте сквозной раны в груди, недоверчиво покосился на меня, щурясь от лучей яркого летнего солнца, пробивающихся сквозь густую листву и золотистыми пятнами света ложащихся на бледную, чуть отливающую перламутром кожу фаэриэ. Я смотрела на него во все глаза, с трудом удерживаясь, чтобы не дотронуться до этой мерцающей отблесками драгоценных камней красоты, – ведь даже перемазанный засохшей кровью, измученный пребыванием в ледяных пустошах, Рейалл оставался живой стихией, скрытой внутри оболочки из плоти и крови. С текучей грацией движений, с клубящимися в глубине радужек грозовыми свинцово-сиреневыми облаками, с аметистовым отблеском на спутанных, неровно обрезанных лезвием ножа темно-серых волосах.

– Я хотела бы увидеть, каким ты можешь быть свободным…

Тихий восторженный шепот, сорвавшийся с губ.

Рей вздрогнул, резко обернулся, волосы взметнулись в воздухе косо срезанным веером – и опали на плечи тонкими прядками-лезвиями цвета седых облаков.

– Тогда освободи меня, маленькая ши-дани.

Где-то запела птица, зашелестела листва под порывами летнего ветерка.

Напряженная тишина в ожидании ответа – как перед первым раскатом грома в затянутых темными грозовыми тучами небесах. Я покачала головой, отвернулась, ища в ворохе сброшенной одежды нижнюю рубашку. Где-то негромко журчал ручеек – стоит попробовать умыться и хоть как-то соскрести с себя засохшую кровь, чтобы не пугать встречный народ до ближайшей реки или мало-мальски чистого пруда.

– Я не знаю как.

– Знаешь, – возразил он, хватая меня за плечи и разворачивая лицом к себе. – Но можешь не понимать. Ты уже освободила меня однажды.

– Полагаешь, этого недостаточно? Я не Королева Мечей и не могу обещать тебе свободы от Условий. Хотя бы потому, что никогда не смогу выполнить такое обещание.

Мне почудилось, что пальцы фаэриэ на моих плечах превратились в стальные прутья, глубоко, до боли, вдавившиеся в плоть, так сильно, что еще немного – и кровь потечет из-под глубоко впившихся в кожу ногтей. Дымчатые глаза Рея потемнели, стали цвета аметистового шарика, что мерцал сиреневым огоньком в серебряной оправе.

– Моя маленькая ши-дани, твой прелестный язычок порой является твоим злейшим врагом. Я. Не хочу. Повторения. Той истории. – Он чеканил каждое слово, как маленький удар грома, как резкий удар клинка. – И я говорю о другом… – Он резко прижал меня к себе, задирая мою голову к небу, к солнечным пятнам, пробивающимся сквозь густую листву. – Ты столь невинна, что не понимаешь этого?

– Не понимаю. Не хочу понимать! – Свет жег глаза даже сквозь плотно сомкнутые веки, выбивал непрошеные слезы, горячими капельками стекающие по щекам. Невольно вспомнилась бешеная гроза, плясавшая в небесах над западным Холмом двести с лишним лет назад, вспомнилась неровная прореха, заполненная непроглядной тьмой, ожившей бездной.

Холодные плети ливня, безжалостно хлещущие ши-дани, слепящие росчерки молний в грозовых облаках, платье Мэбвэн, пропитанное кровью…

И багряные капли на пожухлой траве, величественные зимние звери, снежными сугробами лежащие на земле, зажатая в кулаке Королевы Мечей сиреневая звезда, оброненная где-то на склоне Холма в ночь Самайна…

Такая же, как та, что висела на груди Рейалла.

– Я вспомнила тебя. Я тебя уже видела, ты был той грозой, что роняла на склоны осеннего Холма слепящие молнии… А у нее в руке была аметистовая звезда в серебряной клетке… и платье, пропитанное кровью… как краской… Отпусти! – Я ударила по его плечу пораненной рукой, боль стрельнула в порезах, разъяренным зверем вцепилась в плоть, отрезвляя лучше холодной воды, с размаху выплеснутой в лицо. – Пожалуйста… – уже тише попросила я.

– Нет, – возразил он, ловя мою руку и прижимаясь к ней губами. А затем – кусая ее, легонько, словно зверь, предупреждающий о том, что дальше все будет еще серьезнее и больнее. – Нет. Трижды нет. Похоже, что ты знаешь больше, чем знаю я сам, Фиорэ… А знаниями, как и всем хорошим, нужно делиться. Особенно если тебя очень просят. Я – прошу… поделись со мной. Освободи меня хотя бы от незнания?

– Я видела только то, что показал мне король Самайна в своем времени, и знаю только то, что он соизволил мне рассказать. Твое имя я тоже когда-то давно узнала от него – и, честно говоря, уже жалею, что ему иногда хотелось поболтать со мной на запретные темы. – Я покачала головой, утыкаясь лицом в жесткое плечо фаэриэ, чувствуя, как его пальцы стискивают мое запястье стальной хваткой. – Ни одно стоящее знание не дается просто так, Рей.

– Да. И что ты хочешь за это знание? – спросил он, касаясь губами моей кожи. – Король Самайна вряд ли рассказывал тебе все это просто так…

– Он рассказывал только то, что сам хотел рассказать. – Я улыбнулась, вспоминая темные холодные вечера, проведенные у жарко горящего камина в охотничьем доме Габриэля. – От меня требовалось только слушать… только быть рядом… Сидеть по другую сторону жаркого костра или в плетеном кресле у камина и просто слушать его рассказы. Чувствовать прикосновения ветра. Как снежинки тают на губах, как капли дождя скользят по щекам. И принимать его руку, когда он провожал меня по тропинке в солнечную середину осени. Не больше – но и не меньше…

А еще танцевать с ним на заметенной снегом и палой листвой поляне, бежать наперегонки с ветром в черном, оголенном Самайном лесу, протягивать к нему руки через снежный вихрь – только чтобы найти его в прозрачно-синем звездном небе, в последнем луче заходящего солнца, в зеленых волчьих глазах…

Габриэль…

Почему ты позволил мне вручить Кармайклу верную смерть под видом спасения?

– Он играет тобой, маленькая ши-дани, – ответил Рей, чуть отстраняясь. – Но в этом он не прав… – Не закончив фразы, он поцеловал меня в уголок губ. – Совсем.

Рейалл замолчал, взяв мое лицо в чашу ладоней, жестких, шершавых, и рассматривая меня, как будто впервые увидев. Серьезно. Сосредоточенно. Так смотрятся в зеркало, стремясь отыскать изъяны в собственном отражении, оценить изменившиеся за годы черты, поймать выражение глаз. Взглянуть на себя со стороны.

А потом он просто поцеловал меня. Крепко. По-настоящему.

Привкус крови на языке – соленый, металлический. Я словно пила его жизнь через этот поцелуй, жаркую, настоящую, молодую и порывистую, трепещущую от нетерпения в преддверии свободы, и это меня пугало и одновременно притягивало. Как некоторых людей тянет под открытое небо во время грозы или отправиться в море перед началом бури, несмотря на извечный страх перед молниями и штормом, так и я стремилась к этой неизведанной, непонятной жизни, по ошибке или недосмотру заключенной в тиски почти человеческого тела. Фаэриэ вздрогнул, по его спине пробежала легкая дрожь, кончики пальцев закололо крошечными иголочками, будто бы внутри тела Рея возникла небольшая молния, пока он испивал этот поцелуй до дна как чашу, наполненную хмельным вином.

– Видишь… – Голос его был неожиданно хриплым, чуть дрожащим и очень низким, с рокочущими нотками. – Ты всё можешь, моя маленькая ши-дани. Всё.

– Но я… больше ничего не буду делать… пока ты хотя бы не отмоешься от крови, – с трудом выдохнула я, чувствуя, как колотится сердце Рея под моей ладонью, будто бы едва удерживается от того, чтобы не выпрыгнуть из груди прямо мне в руки. – Мне не нравится вкус крови на губах.

– Как пожелает прекрасная госпожа. – Фаэриэ торопливо разжал руки, поднялся с земли, натягивая изгвазданные темными пятнами от земли, травы и холодной крови брухи штаны. – Надеюсь, ты дождешься моего возвращения?

– И куда ты собрался в таком виде? – поинтересовалась я, вытаскивая из сумки небольшой отрез тонкого белого полотна, которое с равным успехом можно было пустить как на бинты, так и на нижнее белье, кое-как откромсала небольшой кусок и направилась к шелестящему под корнями раскидистого дерева ручейку. Хотя бы умоюсь и промою порезы – всяко легче будет.