Охотник за головами - Манасыпов Дмитрий Юрьевич - Страница 53

…На городской площади, между большим собором и ратушей, находился серый каменный столб с навесом. Четырехугольный, бросающийся в глаза и украшенный поверху плохо сохранившимся, но зато постоянно подкрашиваемым городским гербом. На его шершавых и ноздреватых от времени боках постоянно вывешивались куски вощеной кожи, покрытые тщательно выписанными строками и всякого рода картинками. Зеленовато-черные краски, не боящиеся воды, варились на заказ в одной-единственной аптекарской лавке и стоили немало. Все объявления писались в канцелярии бургомистра, и, соответственно, драли за них немилосердно. Специальная мзда называлась маркингом, ведь меньше марки никому платить не доводилось. Зимой и летом, утром и вечером куски выделанной кожи доносили жадному до новостей населению официальные сплетни и слухи. Все распоряжения городского совета, сводки о переменах цен на основные товары, объявления о развлечениях, списки разыскиваемых преступников и все прочее, что возникало в большом и многолюдном городе. Хорошее и правильное изобретение, уже перенимаемое в прочих Вольных городах.

Тут же, у столба, находились безотлучно трое городских стражников, следящих за порядком и за самим столбом, на котором местное хулиганье любило выписывать непристойности, вгонявшие бургомистра в малиновую краску. Стражники стояли под навесом, скучая, позевывая от безделья и почесываясь от одолевающих вшей. Ладно, что хоть навес, под которым можно было укрыться от проливного дождя, зарядившего с утра, постоянно латали. Служба была не самой легкой, спать-то не завалишься, но и не такой уж сложной. Это не на городской стене торчать, прохаживаясь взад-вперед, хоть в зной, хоть в град вперемежку со снегом. А здесь… синекура, одним словом. Стой себе, приглядывая за спокойными горожанами, мелкими нахальными карманниками или очень уж не часто попадающимися буйными гуляками. Сейчас так тем более, с неба лило словно из дырявого корыта. Изредка мимо проходил редкий прохожий, с легкой жалостью поглядывая на тройку с алебардами. Правильно, кому бы хотелось торчать на улице по такой погоде? То-то, что никому.

От непогоды, равно как и от безделья, стражники сообразили на троих и сейчас украдкой потягивали, оглядываясь вокруг, опасаясь проверки. Поэтому, увидев в конце площади хромающего парня с костылем, никто из них не удостоил его лишним взглядом, после того как поняли, что он им и столбу вреда-то точно не причинит. А тот доковылял до столба, постоял, читая, да и пошел назад, куда-то там восвояси.

Освальд хромал, хлюпая жирной грязью. Костыль изредка стучал по остаткам брусчатки. Провощенный плащ, подаренный купцами, не пропускал воды. Но он специально откинул глубокий капюшон, и холодная морось воспользовалась этим на славу. Струйки дождя бежали по шее, скатываясь за воротник теплой рубахи из шерстяного некрашеного полотна. Приходилось мотать головой, когда по отросшим волосам дождь добирался до глаз, мешая смотреть. Охотник старался успеть в гостиницу, понимая, что в случае чего не сможет защитить себя, беспомощный, как слепой котенок. В памяти перекатывались прочитанные строчки:

«Городским советом вольного города Вилленген сказано и установлено:

В ознаменование дружественного союза с его королевской милостью, властителем земель Бретоньер и Лиможан, Жилем де Рен, и учитывая сложившиеся добрососедские отношения, славный и почтенный город Вилленген принимает на себя меры по розыску преступников, посягнувших на власть вышепоименованного величества…»

Длинный список всевозможных прегрешений Освальд опустил, пропустил также и первые имена, не встречая знакомых. А потом замер, пораженный.

«Принять меры по розыску бывшего ландграфа Гастона де Брие, государственного преступника (приметы). Принять меры по розыску девицы Агнессы де Брие, государственной преступницы (приметы).

Разыскать и уничтожить на месте ввиду особой опасности для задержания: лучника и приближенное лицо Гастона де Брие некоего Хорсу (приметы). Также участвовавшего в заговоре де Брие вольного охотника за головами Освальда по прозвищу Преследователь либо Странник (приметы)».

Дальше он не читал. Доковыляв обратно в гостиницу, собрав вещи и заплатив хозяину, Освальд спустился в конюшню, собираясь седлать Серого. В это время его окликнули сзади.

…Когда люди из городского совета пришли в гостиницу, они не нашли Освальда, охотника из Старой Школы. Хозяин, за которого фигуры в темных закрытых балахонах и шляпах с широкими полями взялись сразу и основательно, сказал правду. Ему не поверили и спросили еще раз, настойчивее. Шамкая через разбитые зубы с губами, толстяк катался по полу, цеплялся за сапоги следователей, пачкал их кровью и плачущим голосом повторял, что охотник уехал еще утром, и он ничего не скрывает.

Широкополые шляпы сошлись голова к голове, тихо пошептались, дали отмашку начинающим скучать дюжим стражникам. Те разом обрадовались, предвкушая обыск и его последствия для собственных карманов и кошельков. За дело парни в красно-черных накидках поверх кафтанов взялись дотошно, не пропуская ничего. С треском и рвением разобрали по доскам полы в тех местах, где сумели простучать пустоты. Нашли много интересного, в том числе и запрещенного, но охотника там не было. Под шляпами начали ворчать, разглядывая на свет цветные похабные гравюры с изображением святого отца-причетника, прислуживающего бесам, голых грудастых ведьм, завлекающе и бесстыдно изгибающихся перед паладинами ордена Восставших учеников святого Мученика и прочее непотребство. Листы с запрещенными картинками изъяли и отправили в канцелярию при местной Огненной палате. Через сутки безуспешных поисков следователи пошли сдаваться на милость начальства, и своего, и приезжего, начавшего устанавливать бретоньерские порядки в городе.

А Освальд тем временем смотрел в небо, думая о людях, так и не ставших его друзьями, и в очередной раз кляня себя за неправильно принятое решение. Под ним, плавно потряхивая на редких выбоинах, ехала добротная телега дождавшегося наконец-то барыша торговца, увозившего его в сторону Карвашских гор. А над горами, там, где стояли пограничные посты, поднимались в голубое и неожиданно чистое небо жирные прямые столбы дыма. Сестра Волков, показавшая ему будущее, была права. Огонь, сталь, кровь и боль вновь возвращались. Только Освальд, охваченный жаром после прогулки под дождем, всего этого не ощутил.

Больше месяца, то валяясь колодой, то вертясь волчком на промокавших насквозь простынях, охотник умирал. Потом воскресал, чтобы к вечеру снова провалиться в пустое и черное небытие, в котором оставался наедине со своими страшнейшими врагами. Одиночеством и самим собой.

Выпал первый снег, хрустящий, как сладкое, приготовленное в масле и посыпанное мелким молотым сахаром печенье. Купчик, привезший его к себе, рассказал все, что знал. Но Освальд уже знал, что произошло. Он видел это во время своих странных и тянущих из жизни снов в пустой черноте.

Outro

Война входила в бытие каждого человека грубо и нагло, как разбойник врывается в беззащитный дом. Безжалостная, беспощадная и ненасытная, требовавшая все больше и больше людей, сгорающих в горниле ее громадной топки. Лютый страх проникал в сердца тех, до кого она еще не добралась и кто ждал ее в испуге и безнадеге. На дорогах росли, как грибы после дождя, колонны беженцев. Города запирали перед ними ворота, боясь впустить лишние рты, армейские подразделения гнали их в тылы, пропуская вместе со стариками, женщинами и детьми и шпионов, лазутчиков, мародеров, трепавших потом их сзади.

Этой осенью вдруг заполыхала восточная часть Вольных городов. А по соседству, еле выдержав натиск нежданных степняков, трещали по швам объединенное королевство Древальт, Речное графство, Валлия и Грац. Магистратура Тотемонда огребала барыши на поставках оружия и захвате близлежащих земель. В союзе с кочевыми племенами пробовал захватить ее самозваный правитель северного имперского номеда – архонт Лигоон. Но ушел не солоно хлебавши, лишь обломав зубы на хребтах наемной бронированной пехоты. Бретоньер опять потерял недавно присоединенный Лиможан. Трещало и ломалось все, что устоялось с момента последнего набега степняков. Пожар, начавшийся на востоке, смог перекинуться на леса и на долины с горами, не жалея ничего на своем пути.