Когда завидуют мертвым - Цормудян Сурен Сейранович "panzer5" - Страница 3

— Стой, кто идет! Пароль! — крикнул Эмиль, наводя автомат на снежный тоннель, из которого они сюда пришли.

— А я пароля не знаю! Это я, Третьяков! Голос мой не узнаете, что ли? — послышался из коридора возглас.

— Имя-отчество назовите свое, — сказал Гусляков.

— Михаил Вениаминович. Адрес говорить?

— Заходите, профессор, — вздохнул капитан.

В помещение вошел седой человек в очках и старой, бывшей когда-то весьма солидной, заячьей шубе. На голове вязаная шапочка. На ногах валенки с калошами.

— Михаил Вениаминович. — Гусляков покачал головой, — опять вы режим нарушаете? Вам же совет запретил покидать центр, тем более в ночное время.

— Ну, пока еще не ночь, а вечер. Да и сколько можно под домашним арестом находиться? — Профессор присел на пустующий ящик.

— Ну какой домашний арест, что вы говорите, ей-богу. Это же для вашей безопасности. Вы носитель стольких знаний и обладатель такого ума. На вас вся наша общеобразовательная система держится. Совет за вас беспокоится и правильно делает. Ваша жизнь и здоровье очень важны для нашей общины.

— Каждый человек важен, — вздохнул старик. — Разве ты, Василий Михалыч, менее важен с твоей военной подготовкой? Или ребята вон? Они разве не важны? Я, кстати, котлет вам горячих принес и чай в термосе.

Он достал из-за пазухи пакет и емкость с чаем.

— Спасибо, конечно, вам большое, — улыбнулся капитан, — но и мы не с пустыми руками тут. Сдается мне, вы не просто покормить нас пришли?

— Да нет, конечно, — хмыкнул старик. — Я слышал, ваши предшественники засекли группу волков, шедших из леса.

— Однако быстро слухи распространяются. — Гусляков покачал головой. — Действительно, были волки. Они вышли к реке и пошли по тому берегу на запад.

— Вот то-то и оно. — Профессор оживился. — Миграцию мы уже третий год наблюдаем. Сначала, как вы помните, единичные особи из леса в город приходили. Потом многие лоси да кабаны обосновались в пустынных районах города. Поначалу мы радовались. Дескать, на охоту далеко ходить не надо. Но охота на животных не отпугнула их из города. Они почему-то предпочитают соседствовать с людьми, но леса избегают. И миграция нарастает, сами знаете. А теперь еще и хищники.

— Ну так они за добычей следуют. Это логично, — пожал плечами Эмиль.

— Логично, конечно. Но в чем первопричина? Я очень хочу поглядеть на этих волков, если они появятся. Или на других. Мне интересно заметить что-то в их поведении. Почему звери уходят из леса? Что может заставить животных идти к самому страшному существу в природе?

— Что еще за страшное существо? — Сквернослов удивленно посмотрел на профессора.

— Человек, разумеется.

После этих слов все молча взглянули на старика.

— Кто-то возразить хочет? — вздохнул профессор. — Разве я сказал неправду? Или кто-то забыл, что произошло на планете, населенной людьми, двадцать лет назад? — Старик говорил с горечью в голосе. — Мы самые страшные чудовища в природе. И это факт. Мы планомерно шли к той развязке, которая в итоге и случилась. Теперь, конечно, мы ближе к природе стали. Женщины уже не борются с целлюлитом. — Он усмехнулся. — Вспомнили, что это вовсе не болезнь или дефект, а защитная система для выживания в суровых климатических условиях. Природа берет свое. Делает так, как ею и было задумано. Включает защитные механизмы человеческого организма. Словно второй шанс на выживание дает. Больше полагаться на инстинкты стали люди. Хватаются за тонкую соломинку выживания. Да только кто виноват в том, что стало с миром? Конечно, человек и есть самое страшное существо. А теперь выходит, что там, — он кивнул в сторону леса, — появился кто-то пострашней. Нашей хищнической монополии кто-то теперь угрожает. И я, если честно, удивлен, что так долго этот кто-то не появлялся.

— Вы сгущаете краски, профессор. И пугаете молодежь. Я, как офицер, вынужден вам напомнить, что паникерство очень даже не поощряется в нашей общине.

— Сгущаю краски? — Глаза старика расширились. Он снял очки и протер их мятым носовым платком. Затем снова одел и, подойдя к щели бойницы, посмотрел на падающий снаружи снег. — Что может быть гуще этого холода? Этих бесконечных туч? И той безысходности, в которой мы живем? Существуем, вернее. Подумайте. Первое время на нас чаще нападали бандиты. Потом на нас чаще нападали людоеды. Потом — мутировавшие крысы и прочие твари. Последняя война у нас была три года назад. Вам не кажется, что мирная пауза затянулась? Вопрос только в том, чьего нападения нам теперь ждать.

Снаружи стал дуть ветер. Как это обычно случалось, резко и с все нарастающей силой. Как будто совсем рядом включили огромную реактивную турбину и постепенно увеличивали ее тягу. Снег перестал падать вертикально и завертелся в вихре, не в силах достичь поверхности. Он залетал в бойницы и хлестал сидящих там людей по лицам. Капитан опустил стеклянные заслонки. Видимость стала практически нулевой, и эффективность наблюдения с блокпоста сошла на нет. Однако можно быть точно уверенным, что в такую погоду никто на город не нападет. Во всяком случае, никто из людей. А если и нападет кто-то, то это будет… Все сейчас думали о словах Третьякова. Чего боятся животные, бегущие из леса? И спасались ли от этого нечто прошедшие днем волки, или они просто расширяли свой охотничий ареал? Было очевидно, что под воздействием радиации и климатического хаоса должны появиться новые виды. Люди в Надеждинске уже сталкивались с крысами-мутантами. Крысы быстро двигаются, быстро живут, быстро размножаются. Естественно, что за прошедшие со времени того рокового дня годы уже сменилось множество поколений этих грызунов. И естественно, что они по этой причине лучше приспосабливаются, так как быстрее эволюционируют. Новые крысы были крупнее. Шерсть у них была гуще. Хвосты короче и толще, для экономии тепла. Носы шире, для согрева вдыхаемого воздуха. Они нападали на одиноких людей, бродячих собак и даже на лосят. Они селились в снегу, выкапывая разветвленную сеть нор и галерей. Но едва ли они могли стать причиной все нарастающей миграции животных. Люди уже сталкивались и с новым видом волков. С широкими лапами для лучшего передвижения по снегу. С большими ноздрями и укороченными мордами. Они потеряли свой стайный инстинкт и по повадкам больше походили на росомах. Это были свирепые звери, но и они не могли глобально влиять на расстановку сил в пищевой пирамиде обширных лесов вокруг Надеждинска.

— В такую погоду, профессор, волков вы не увидите, даже если они пройдут в паре метров от нас, — сказал наконец Гусляков.

Все были рады, что хоть кто-то заговорил. Воющий снаружи ветер подавлял людей, словно напевая им жутким басом песню о том, что человек ничтожен пред силами природы и давно уже отжил свое на этой планете. Ветер затягивал в сумасшедший вихрь не только снежинки, но и мысли о том, что действительно нет ничего гуще этого холода, отчаяния и безысходности. Но слова капитана подействовали на замолчавших людей ободряюще.

— Так что зря вы пришли, Михаил Вениаминович. Но и уходить теперь вам нежелательно. Дождитесь, пока непогода утихнет. Либо когда смена наша кончится. Одного я вас не отпущу.

— А я и не спешу никуда, — устало вздохнул старик.

Лучина догорела, и в бункере стало совсем темно. Завывания урагана продолжали усиливаться, словно он задался целью усилить апатию и страх людей, слышавших его. Теперь к ним прибавился еще и рев.

— Что это было? — встревоженным голосом спросил Николай.

— Да это ветер, — послышался ответ Эмиля.

— Черта с два это ветер, — возразил Слава.

Рев повторился совсем рядом. Это был жуткий клич, должно быть, очень большого зверя. Все прильнули к стеклам, но они уже были залеплены снегом. Капитан осторожно поднял одно стекло. По лицам, как плетка, хлестнул ледяной ветер с острыми, будто осколки хрусталя, снежинками. В безумном хаосе кружащего снега прямо перед блокпостом виднелась огромная белая фигура. Может, это кучу снега просто намело? Нет. Фигура двигалась. И тут в ней разверзлась огромная черная бездна раскрытой пасти, и снова раздался рев. Даже такой бывалый и видавший виды человек, как капитан Гусляков, испуганно отпрянул от бойницы, отпустив стеклянную заслонку. Она хлопнула по смотровой щели, и только волчий мех, которым было отделано помещение, не дал стеклу разбиться от удара.