Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Лем Станислав - Голос неба Голос неба

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Голос неба - Лем Станислав - Страница 35


35
Изменить размер шрифта:

С самого начала я больше всего опасался недоразумения. Я был уверен, что нам не послали орудия самоубийства; однако все говорило о том, что мы получили описание какого-то орудия, – а ведь известно, как мы умеем его использовать. Орудием у нас бывает даже человек для человека. Зная историю науки, я не представлял себе, что возможны идеальные меры защиты от злоупотреблений. Ведь техника сама по себе нейтральна – и тем не менее мы сумели любую технику нацелить на уничтожение. В период нашей наивной и отчаянной конспирации, наверняка глупой, но инстинктивно необходимой, я решил было, что на Них мы уже не можем рассчитывать: вряд ли Они предусмотрели, что мы сделаем с ложно понятой информацией. Можно обезопасить, – считал я, – то, что планируется обдуманно, но не то, что возникает как результат нашей ошибки. Даже Природа, которая четыре миллиарда лет учила биологическую эволюцию избегать ошибок и действовать со всевозможными предосторожностями, не сумела наглухо закрыть от нее все наклонные плоскости жизни, все ее тупики и закоулки. И если Отправители сумели это сделать, значит, они уже оставили далеко позади это недостижимое для нас совершенство биологических решений. Но я не знал – да и откуда мне было знать, – что их решения, более эффективные, чем решения биологической эволюции, так уж загерметизированы, так всесторонне застрахованы от вторжения непосвященных.

В ту ночь в огромном зале инвертора, над листками исписанной бумаги, я вдруг почувствовал обморочную слабость не только потому, что внезапно исчез ужас, который многие недели висел надо мной, но еще и потому, что в это мгновение я отчетливо ощутил Их величие. Я понял, в чем может состоять и чем может быть цивилизация. Когда мы слышим это слово, то думаем об идеальном равновесии, о моральных ценностях, о преодолении собственной слабости и ассоциируем его с тем, что в нас есть наилучшего. Но цивилизация – это прежде всего мудрость, которая навечно исключает именно такие, обычные для нас ситуации, когда лучшие умы многомиллиардного человечества трудятся над подготовкой всеобщей гибели, делая то, чего они не хотят, чему внутренне сопротивляются – потому что не имеют иного выхода. Этим иным выходом не может быть самоубийство. Разве мы с Протеро хоть сколько-нибудь изменили бы дальнейший ход событий, предотвратили бы вторжение металлической саранчи с неба, если б оба покончили с собой? Если Отправители предвидели такую ситуацию, то я могу объяснить это только тем, что они когда-то были похожи на нас, – а может, и остались похожими…

Я ведь говорил в начале книги, что только существо, по природе злое, может понять, какую свободу оно обретает, творя добро. Письмо существовало, оно было послано, оно упало на Землю, к нашим ногам, оно падало на нее нейтринным дождем, когда мезозойские ящеры еще бороздили брюхом болота в юрских лесах, и тогда, когда палеопитек, прозванный прометейским, обгрызая кость, вдруг увидел в ней первую дубину. А Лягушачья Икра? Я угадываю в ней фрагменты того, на что указывал сам факт отправления Письма – но фрагменты, карикатурно искаженные нашим неумением и незнанием, а также и нашим знанием, уродливо скособоченным в сторону разрушения. Я убежден, что Письмо не было просто брошено в космический мрак, как камень в воду. Оно было задумано как призыв, эхо которого вернется обратно, – если он будет услышан и понят.

Этим своеобразным побочным продуктом правильного понимания должен был стать обратный сигнал, извещающий Отправителей о том, что связь установлена, и одновременно указывающий, где это произошло. Я могу только смутно догадываться о механизме, с помощью которого это должно было осуществиться. Энергетическая автономность Лягушачьей Икры, замкнутость на себя ее ядерных реакций, которые ничему не служат, кроме самоподдержания, – все это говорит о допущенной нами ошибке, указывает на промах. Тут мы вторглись глубже всего – и натолкнулись на загадочный эффект, который способен в совершенно иных условиях высвободить, сконцентрировать и швырнуть обратно в пространство импульс огромной мощности. Да, при правильной расшифровке сигнала эффект Экстран, открытый Дональдом Протеро, мог бы осуществиться в виде обратного сигнала, в виде ответа, посланного Отправителям. Об этом говорит его фундаментальный механизм – переброска воздействия с максимальной в природе скоростью, перенос сколь угодно большой энергии на сколь угодно большое расстояние. Только энергия эта, разумеется, должна служить не уничтожению, а пересылке информации. Та форма, в которой нам предстал Экстран, была результатом искажения, которому подверглась в процессе синтеза информация нейтринного потока. Ошибка возникла из ошибки, иначе быть не могло, это только логично. Но меня по-прежнему изумляет их всесторонняя предусмотрительность, которая нейтрализовала даже потенциально опасные последствия ошибок, нет, хуже, чем ошибок, – сознательных попыток превратить неисправный инструмент в разящий клинок.

Метагалактика – это необъятное скопище психозоиков. Цивилизации, отличающиеся от нашей лишь несколько особым направлением собственного развития, но не объединенные, погрязшие во внутренних конфликтах, сжигающие свои запасы в братоубийственных схватках, тысячелетиями пытались и будут снова и снова пытаться расшифровать звездный сигнал – так же неуклюже и так же весьма неумело попытаются превратить добытые столь тяжким трудом причудливые обломки в оружие, – и так же, как нам, им это не удастся. Когда укрепилась во мне уверенность, что именно так оно и есть? Затрудняюсь сказать.

Только самым близким людям, Айвору и Дональду, я рассказал это, – да еще перед окончательным отъездом из поселка поделился этой своей «личной собственностью» с желчным доктором Раппопортом. Удивительно, – все они сначала поддакивали с нарастающей радостью понимания, а потом, поразмыслив, заявляли, что если поглядеть на мир, который нам дан, то уж слишком распрекрасное целое складывается из моих рассуждений. Возможно. Что мы знаем о цивилизациях, которые «лучше» нас? Ничего.

Я не могу привести никаких неопровержимых доводов в пользу моего убеждения. У меня их нет. Но можно ли, будучи в здравом уме, допустить, что нам шлют загадки, какие-то там тесты для проверки интеллекта, галактические шарады? Такая точка зрения кажется мне абсурдной: непонятность сигнала – это не просто внешняя оболочка. Послание не предназначено для всех, так я это понимаю и не могу иначе. Прежде всего – оно не для тех цивилизаций, которые находятся на низкой ступени чисто технологической лестницы; ведь ясно же, что шумерийцы или древние франки даже не заметили бы сигнала. Но можно ли ограничивать круг адресатов, исходя только из критерия технических возможностей?

Оглянемся вокруг. Сидя здесь, в глухой комнате бывшего атомного полигона, я не мог отделаться от мысли, что огромную пустыню за стенами, и нависающий над ней небосвод, и всю Землю неустанно, час за часом, столетие за столетием, эпоха за эпохой пронизывает безбрежный поток невидимых частиц, несущий с собой весть, точно так же приходящую и на другие планеты солнечной системы, и на другие галактики, что поток этот выслан в незапамятные времена из невообразимой бездны и что все это действительно так.

Я не мог принять этого факта без внутреннего сопротивления, – он слишком противоречил всему привычному для меня. И в то же время я видел наш Проект, громадные коллективы ученых, незаметно контролируемые государством, подданным которого я являюсь; нам, опутанным сетью подслушивания, предстояло установить связь с разумом, обитающим в космосе. А в действительности мы были ставкой в глобальной игре, наш Проект вошел в ее фонд. В скоплении несчетных криптонимов, переполняющих бетонное нутро Пентагона, в каком-то сейфе, на какой-то полке, в какой-то папке с оттиснутым знаком «совершенно секретно» появилось еще одно сокращенное обозначение – шифр операции «Голос Неба», уже в зародыше пораженной безумием. Ибо безумна была попытка засекретить и упрятать в сейфы то, что миллионы лет заполняет бездну Вселенной, попытка извлечь из звездного сигнала информацию, обладающую смертоносной ценностью.