Славянский сокол - Самаров Сергей Васильевич - Страница 9

– Не пустим… – зашумели все.

Половина дела была сделана. Теперь бы еще донести все эти слова до горожан. И подоспела бы дружина из поместья. Впрочем, и без нее справиться с данами и боярскими дружинами можно. Стены дворца крепки. Их с наскоку не взять. А если рарогчане поймут, они помогут…

– Сотник! – позвал Дражко.

Сотник оказался рядом, посмотрел обиженно. Его не посвятили в отъезд князя. Но своим подчиненным он верил. Привык верить и старому глашатному Сташко, который сейчас распоряжался расстановкой постов. Этот еще с отцом Годослава вместе был. И сына не предаст. Да и Дражко верилось больше, нежели герцогу данов.

– Пошли через задние ворота человек двадцать в город. Самых серьезных, которым верят. Пусть расскажут людям, что в городе творится. Нельзя горожан на площадь пускать. Мы не можем в своих стрелять… Пусть расскажут и возвращаются быстрее. Нам здесь их копья понадобятся…

Сотник побежал выполнять поручение, а Дражко вышел из дворца на крыльцо, где стражники выставляли ночные рогатки. Пустая вечером торговая площадь освещалась только луной. Из города доносился непривычный шум. Но ни горожан, ни данов с боярскими дружинами видно не было. Похоже, герцогу не очень верят. Может быть, не верят даже боярские дружины. Иначе он не стал бы терять время.

– Княже… – внезапно раздался за спиной детский голос.

Дражко обернулся. В дверном проеме стоял Власко, про которого воевода в заботах совсем забыл. Глаза отрока смотрели печально и тревожно.

– Что тебе?

– Княже, у тебя кольчуга плоха. Надень панцирь…

– Что? – переспросил Дражко.

– Кольчуга, говорю, у тебя совсем плоха.

– Кольчуга у меня, Власко, отличная… Ее не любой меч рассечет. Разве что стрела пробить может.

– Княже, я в воду смотрел… Не надо кольчужку. Надень панцирь… Ты сам просил… Как изменить, что видишь… Измени, княже…

И мальчик исчез так быстро, словно его и не было, будто он только приблазнился воеводе, который пощупал кольца своей кольчуги и вздохнул.

С крыльца Дражко отправился осматривать Дворец Сокола на предмет обороны. Искал слабые места и выставлял там дополнительно по несколько человек. Откровенно слабыми в обороне были только крыльцо и дворовые ворота. Здесь и расположилась основная часть стражников. Но после дворовых ворот нападавшим следовало еще войти в сам дворец, где их ждут у каждого входа. Левое крыло, отведенное под различные официальные мероприятия, имело мало возможностей для проникновения и не вызывало беспокойства. Воевода прошел и в крыло правое, где сам жил. Там еще раз вспомнил Власко, зашел в свою комнату и сменил кольчугу на более легкую, поверх которой надел бахтерец[4]. Подумал и прицепил поверх доспехов привычную шкуру рыси. Опустил передние когтистые лапы на грудь. В это время и услышал, как его зовут. Выглянув в узкое окно, он понял, что пора спускаться. На площади, на другом ее конце, появились даны.

Коридоры правого крыла были темными и пустынными. Лучины не зажигали специально, чтобы враг не знал, в каких комнатах их ждут и откуда можно получить в грудь стрелу. Ту самую длинную славянскую стрелу, от которой почти не спасает щит, не спасает кольчуга. И только чудо может спасти, когда стрела попадает не прямо, а под углом. Здесь, в этом крыле, только в отдельных комнатах заняли посты стрельцы и стражники, получившие задачу в случае проникновения в крыло врага отступить и разрушить дощатую лестницу на галерею, через которую можно попасть в верхние этажи крыла противоположного, занимаемого покоями княгини Рогнельды. Весь план обороны был рассчитан на то, чтобы именно покои княгини стали последним местом, в которое врага пропустить нельзя.

Все было продумано раньше, все было знакомо, каждый знал свою задачу, и воевода повторил ее на всякий случай дополнительно. И враг появился. Значит, следует начинать сражение. Не ждать, когда на тебя нападут, а нападать самому, действовать активно.

Дражко, торопясь возглавить передовой отряд, который уже дожидался его перед парадными дверьми, прошел к лестнице и уже ступил на площадку, когда услышал за спиной шорох. Не оборачиваясь полностью, он только глянул на ходу через плечо, и тут почувствовал удар в спину между лопаток. Бахтерец был прикрыт шкурой, и предатель не видел, куда бьет. Сталь бахтерца выдержала, хотя занесенная над лестницей нога заставила воеводу пошатнуться и шагнуть вперед, едва сохраняя равновесие. Он успел все же обернуться и попытался отмахнуться, но отвести чужую, летящую вперед руку не успел. Предатель свое дело знал хорошо. Следующий удар пришелся туда, где бахтерец кончается и начинается кольчуга. Длинная и тонкая мизерикордия[5], специально сделанная для такого удара, легко прошла через защитное кольцо и пронзила плечо, углубляясь в грудь. Дражко упал, но еще успел услышать знакомый сиплый голос боярского слуги:

– Не в ту сторону ты, воевода, смотрел…

Глава 4

Весь вечер и всю ночь после ухода Ставра Годослав проспал, не просыпаясь, и, когда Далимил разбудил его утром, поднялся свежим и бодрым, без тяжелого давления тревожных дум. Уже давно князь не чувствовал себя так прекрасно, уже давно забыл, как выглядит приподнятое настроение и что оно несет. Уже давно дела и заботы не позволяли ему просто посмотреть на только что взошедшее солнце и порадоваться ему, как, бывало, радовался он еще год или три года назад. Ведь только сутки прошли, как он смотрел на это же солнце, разговаривая на галерее с князем-воеводой Дражко. И не заметил тогда утра, не заметил восхода, не заметил свежей прелести неба. Трудно быть князем и оставаться одновременно человеком, потому что давит на плечи постоянное беспокойство. А как, оказывается, прекрасна жизнь без него!

– Свежий воздух да лечение волхва Ставра… – объяснил Далимил князю его приподнятое состояние духа. – Тебе, князь, следует почаще со Ставром общаться. Сдается мне, такое лечение даже мне, самому здоровому человеку из всех, кого я знаю, пошло на пользу. Я тоже такой свеженький, что хоть в турнире принимай участие. А ведь я только со стороны слушал, как с тобой Ставр говорил…

– Кто-то из наших сегодня участвовать будет?

– Ставр привез с собой Барабаша, – Далимил сказал это так, словно выложил перед Годославом сюрприз, который загодя подготовил.

– Того стрельца, который всегда вздыхает, как болотная кикимора? – поинтересовался князь с улыбкой, такой редкой на его лице в последнее время, и Далимил сам заулыбался, радуясь хорошему настроению Годослава.

– Да. У нас лучше Барабаша в дружине никто не стреляет. Франки и саксы с ним тягаться не могут. Правда, Бравлин привез своих стрельцов. Посмотрим, что они покажут. Но лучники[6] у вагров, насколько я знаю, всегда были отменные. Хотя он тебе, княже, сам об этом расскажет. Обещал утром прийти, и я слышу, как гремит чья-то кольчуга. Местные рыцари вчера допоздна пьянствовали с герцогом Трафальбрассом и проспят до самого начала завтрашнего турнира. Они сейчас не ходячие. А кто-то идет. Слышишь, шаги к нам приближаются…

В самом деле, кто-то трижды стукнул в щит Годослава, вывешенный у входа в палатку.

– Входи, княже, если ты один, – сказал Далимил. И добавил вполголоса: – А если он не один, то спутник прилетел по воздуху, иначе я услышал бы его шаги.

Полог осторожно дрогнул, и из-за него в самом деле появился князь Бравлин Второй. Насупленный, озабоченный, чем-то недовольный. Но, увидев перед собой сияющего князя Годослава, улыбнулся и обнял его.

– Я рад, что ты добрался до Хаммабурга невредимым.

– Я благодарю тебя, старший брат, за заботу о моей жизни, – ответил Годослав. – Мне рассказали, что ты сам приезжал на переправу, чтобы предупредить меня.

– Граф Ксарлууп, хоть иногда и бывает моим гостем из-за любви к славянскому меду, не всегда придерживается правил чести. Я боялся, что даны просто застрелят тебя на дороге. И потому рекомендовал не ездить.