Дочь регента - Холт Виктория - Страница 24

— Какое недоразумение?

— Принцесса Уэльская принимала в Монтэгю-хаусе людей, которые... которым не подобает водить дружбу с особами королевской крови. Ты меня понимаешь?

— Но как же так? Я встречала там сэра Сидни Смита. Он великий адмирал, который сражался за нашу страну. Вы бы слышали, как он защищал Жанну д'Арк! Сэр Сидни мне об этом рассказывал. Он такой удивительный рассказчик. И он часто носил меня на плечах.

— Может быть, он и храбрый моряк, однако ему все равно не подобает дружить с принцессой. Ты еще мала и не в состоянии это понять.

— Я не мала! — грубо перебила Амелию Шарлотта. — И мне сэр Сидни нравился. А еще там бывал Томас Лоуренс. Он великий художник. Я надеюсь, вы не станете спорить, что умение хорошо рисовать — это большое достоинство.

— Да, разумеется, однако умение рисовать еще не означает, что можно...

— Выходит, моей матери не разрешают видеться со мной, потому что она знает этих людей?

— Когда-нибудь ты поймешь.

— Когда-нибудь! — обиженно вскричала Шарлотта. — Я не хочу когда-нибудь, я хочу сейчас! Почему одни могут все узнавать сразу, а другим приходится ждать! Я привыкла считать, что любое знание — это благо. Вы так не думаете, тетя Амелия?

Тетя Амелия сказала, что Шарлотта все поймет, когда повзрослеет, и закашлялась. И, как обычно, все бросились ее успокаивать, потому что кашель Амелии очень расстраивал короля. Шарлотте пришлось побежать за лечебным сиропом, и разговор прекратился.

«Но, — решила Шарлотта, — им не удастся разлучить меня с мамой. Я люблю ее, а она — меня. Если бы мама меня не любила, она бы не приехала в Виндзор, не стала бы терпеть оскорбления».

Девочка постоянно думала о матери и страстно мечтала с ней увидеться.

Однажды Августа сообщила Шарлотте, что в Виндзорском дворце будет устроен детский праздник и она может пригласить, кого пожелает.

— Я предположила, — добавила тетя Августа, — что тебе, наверное, захочется позвать внука леди Клиффорд, юного Джорджа Кеппела. И, может быть, маленькую Софию Кеппел. Можешь пригласить их обоих.

— А я в самом деле могу позвать всех, кого захочу?

— Да, в самом деле.

— Тогда я приглашаю мою маму, — дерзко сказала Шарлотта.

Тетя Августа посмотрела на нее с таким видом, словно с ней мог вот-вот случиться приступ ипохондрии.

— Право же, — потом сказала она Елизавете, — Шарлотта порой ведет себя просто неприлично.

ВОЛЯ НАРОДА

Шарлотта с радостью вернулась в Карлтон-хаус, ибо это означало, что она снова будет ездить в гости к леди Клиффорд на Саус-Адли-стрит и к миссис Фитцгерберт на Тилни-стрит.

Тут она могла играть с Джорджем и Минни и постоянно приставала к леди Клиффорд, требуя повезти их с Джорджем к Марии Фитцгерберт.

Эти поездки особенно привлекали Шарлотту, поскольку к миссис Фитцгерберт в любую минуту мог явиться принц Уэльский. Как приятно было ехать в карете рядом с Джорджем! А напротив сидела улыбающаяся леди Клиффорд, довольная тем, что сможет побеседовать tete-a-tete с любезной Марией Фитцгерберт. Да и Шарлотта вела себя в доме Марии лучше, чем где бы то ни было.

По сравнению с Карлтон-хаусом у Марии был крошечный домик, однако Шарлотте там нравилось. На втором этаже располагался балкон, с которого можно было обозревать Парк-Лейн, потому что дом находился на углу улицы. Шарлотта любила стоять на этом балконе и представлять себе, что толпа прохожих радостно приветствует ее, ибо ей суждено стать королевой Англии.

Проезжая в карете по улицам и глядя на людей, которые не обращали на нее внимания, девочка частенько думала: «О, вы даже не подозреваете, что в карете сидит ваша будущая королева».

В тот раз миссис Фитцгерберт, похоже, искренне обрадовалась приезду Шарлотты и прошептала ей на ухо, что принц Уэльский обещал сегодня заглянуть в гости.

Шарлотта пожала в ответ руку миссис Фитцгерберт. Казалось, у них есть какая-то общая тайна.

— Как вы думаете, он будет рад меня увидеть? — шепотом, так чтобы Джордж и Минни не услышали, спросила Шарлотта.

— Принц будет в восторге. Он мне так прямо и сказал. Какая прекрасная новость! Теперь, когда он появится, она не будет нервничать; может быть, ей даже удастся справиться с заиканием и блеснуть умом, как на уроках.

Шарлотта подумала, что пока пышногрудая миссис Фитцгерберт, похожая на добрую фею из сказки, будет царить в этой гостиной, можно чувствовать себя в безопасности.

Когда принц Уэльский выходил из Карлтон-хауса, намереваясь отправиться на Тилни-стрит, его обуревали противоречивые чувства. Ему пришлось признаться себе в том, что за время тяжбы с Сеймурами он очень тесно сблизился с Хертфордами, и больше того, влюбился.

Любовь была для принца, разумеется, важнее всего на свете, однако, вернувшись к Марии, он искренне верил, что теперь, вновь обретя Марию, он больше не будет серьезно увлекаться другими женщинами.

Как же он ошибался! Но откуда ему было знать, что в мире есть такое совершенство, как Изабелла Хертфорд?

Он уже признался ей в своих чувствах, однако она оставалась безучастной.

— Я очень ценю доброту Вашего Высочества и надеюсь, что мы и впредь будем оставаться хорошими друзьями.

— Но мне нужна не только дружба. Леди Хертфорд улыбнулась.

— Позвольте напомнить Вашему Высочеству, что я замужняя женщина, а вы женатый мужчина... поговаривают, что вы даже дважды женаты.

Ее холодность приводила принца в восторг; он и сам толком не знал, действительно ли ему хочется, чтобы она наконец сдалась? Принца до сих нор с души воротило от воспоминаний о любвеобильной леди Джерси. Как разительно отличалась от нее Изабелла! Она твердо заявила, что никогда ему не уступит. Ну что с этим можно поделать? Принц не мог ей предложить ничего такого, о чем она могла бы мечтать. Леди Хертфорд была так же богата, как и он — а может, еще богаче! — и обожала политику, причем поддерживала тори. Раздумывая о том, сколь многое их разделяет — политические пристрастия и ледяная холодность леди Хертфорд, которую она называла добродетелью, — принц понимал, что дело совершенно безнадежное. Однако именно безнадежные предприятия всегда неудержимо манили принца Уэльского, тем более что леди Хертфорд, не подавая ему никаких надежд, в то же время не проявляла недовольства попытками принца ее соблазнить.

И даже предъявляла некоторые требования: ей хотелось получить доказательства того, что принц действительно в нее влюблен.

— Неужели вы сомневаетесь? — возмутился принц.

— Да, — ответила Изабелла. — Вы так часто бываете в обществе одной весьма добродетельной дамы, которая — по уверениям молвы — никогда не стала бы себя компрометировать, если бы не считала вас своим мужем.

— Мария Фитцгерберт уже много лет — мой очень близкий друг.

— Но, Ваше Высочество, если вас так удовлетворяет эта дружба, зачем вы добиваетесь моей?

— А затем, — заявил принц, — что она самое прелестное, элегантное и чарующее существо на свете, и только в ее обществе он может обрести истинное счастье. Он мечтает устроить в Карлтон-хаусе бал в ее честь. Она позволит?

Изабелла призадумалась. Ей не очень хотелось появляться с принцем на людях. Она гордилась тем, что ее репутация не запятнана, и совершенно не собиралась становиться одной из тех, кого молва причисляла к любовницам принца. Леди Хертфорд не сомневалась в том, что в начале романа принц и им делал такие же страстные признания, как ей сейчас. Конечно, пока он был всего лишь принцем Уэльским, который не обладал и, до тех пор, пока король находился у власти, не мог обладать политическим влиянием, однако, как правильно сказала леди Хертфорд своему мужу, здоровье короля никуда не годится и в любой момент страна может получить нового властелина... или хотя бы регента. И тогда Хертфорды смогут вертеть королем или регентом, как захотят. Нельзя об этом забывать. Но в таком случае принц должен попасть в зависимость от нее. Однако не следует забывать и о том, что пока принц считает себя мужем Марии Фитцгерберт, на серьезную привязанность надеяться нечего. Эта женщина держит его очень крепко, и если они, Хертфорды, желают извлечь какую-то пользу из дружбы с принцем, следует добиться его разрыва с Марией. Когда-то Френсис Джерси это удалось, и леди Хертфорд была уверена, что сама она в состоянии справиться с подобной задачей еще успешней.