Ловушка на умников - Аверин Владимир Владимирович - Страница 22

— Кем работать? — спросил Вадик.

— Ты что, блин, до сих пор ничего не понял? — удивился Паша и посмотрел на Вадика как на несмышленого младенца. — Я, блин, менял деньги на вокзале. Каждый день брал в камере хранения партию фальшивых пятисоток и менял их на мелкие, но на настоящие купюры. Подходил к вагонам и просил у пассажира разменять пятисотку. Лохи-пассажиры меняли деньги и уезжали в свои Задрищенски с фальшивыми пятисотками, а я оставлял себе двадцать процентов, а остальные, уже настоящие деньги, возвращал в камеру хранения. Потом Мирон или Кристина открывали ячейку, забирали настоящие бабки и снова оставляли партию фальшивок.

— Так вот что значили числа в записке, которую я вырвал из блокнота Кристины. Она записывала даты и сумму, которую оставляла в камере хранения, — догадался Вадик. — А кто такой Мирон?

— Знакомый Кристины, у которого башка как крутое яйцо. Тот, кто подобрал вас в Сергиевом Посаде, когда ты со своей подругой тащил чемодан с бабками и с бумагой для печатания фальшивых денег. Неужели ты и впрямь не догадывался, что деньги фальшивые, а бумага — специальная, тоже для подделки денег?

Вадик отрицательно покачал головой. Он не нашел подходящих слов, чтобы выразить свои чувства, ведь целый день он подвергался опасности, таская чемодан с фальшивыми деньгами, нося в кармане пачку поддельных пятисоток.

— Любой мент мог остановить меня и посадить в тюрьму за изготовление фальшивых денег, — задумчиво сказал Вадик, представляя себе обыск, экспертизу, суд и колонию для несовершеннолетних преступников.

— Обычный, блин, мент не отличит нашу фальшивку от настоящей купюры, — уверенно сказал Паша, достал из кармана пятисотрублевую банкноту и предложил Вадику сделать то же самое.

Ситников вынул пятьсот рублей.

— Посмотри ее на свет, — предложил Блин. — Водяные знаки видишь?

— Вижу, — сказал Ситников.

— А теперь взгляни на эту. — Паша передал Вадику другую купюру, которую он достал из своего кармана. — Видишь, в чем разница? И там, и там есть водяные знаки, но на настоящей пятисотке Петр Первый нарисован темными линиями, а на фальшивке — светлыми. Помнишь этот детский прикол: масляное пятно на бумаге кажется темным, если смотреть на темный фон, и светлым, если смотреть на свет. Если не знать этого фокуса и не сравнивать купюры, то ни за что не догадаешься, где подлинная, а где фальшивая. Кристина использовала специальную бумагу и какую-то чумовую краску для водяных знаков, она не печатала деньги на ксероксе, а делала их с помощью офсетной печати и какой-то там электрографии, что ли. Я в эти дела не въезжаю, но однажды проследил за Кристиной до ее дома, узнал, где она штампует бабки, и подслушал ее разговор с Мироном.

— А потом ты решил ее ограбить?

— За кого ты меня принимаешь? Я честный пацан. Просто сегодня утром я заметил, что меня пасут, ну, хвост увидел, врубаешься? Менты за мной стали следить, короче. Видать, кто-то из пассажиров все-таки пожаловался, накапал ментам, что на Ярославском вокзале какой-то малолетка обменивает фальшивые пятисотки. Ну вот, слушай дальше. Я-то пацан прыткий, от ментов увернулся, убежал и оставил записку в камере хранения — предупредить Мирона о слежке, чтобы он меня на свалке не искал. А менты, видать, к тому времени уже и за ним следили. Я своими глазами видел, как они его скрутили прямо у стоянки, когда он из своего джипа вышел.

— Хоть убей, я все равно не понимаю, зачем ты бросил пятисотку из окна, — помотал головой Вадик.

— Когда я увидел, что Мирона повязали, позвонил Кристине, чтобы сказать ей об этом. А она попросила приехать: мол, не телефонный это разговор. Я, как последний лох, попался на ее уловку, примчался к ней домой, а она меня заперла в четырех стенах, сказала, что не выпустит, пока с Мироном не встретится.

— Почему?

— Боялась, что меня менты тоже поймают и я им расскажу про нее и про станок, на котором она бабки шлепает. Подделка и сбыт денежных знаков — это, браток, дело серьезное. За это в тюрягу упекут всерьез и надолго. А ведь Кристину-то ни в чем не подозревают, о ней менты до сих пор ничего не знают. Всю черную работу делали Мирон и я, а она только руководила и делила бабки. Вот она и заволновалась, что меня повяжут и я во всем признаюсь.

— И ты решил вызвать Службу спасения, чтобы они взломали железную дверь и освободили тебя? — спросил Вадик.

— Ну да. А сам я позвонить не мог, потому что эта хитрая девка, Кристина, когда ушла, трубку радиотелефона с собой прихватила.

— А куда она ушла, ты не знал?

— Утром по ящику и по радио объявили, что Мирон сбежал. Я думаю, что он позвонил ей и договорился о встрече. И все было бы ништяк, если бы твой приятель не стал со мной спорить. Вызвал бы он Службу спасения и спокойно пошел бы домой чай с тортом пить. А вместо этого он, упрямый пень, сказал, что вызовет милицию. И как только он это сказал, вернулась Кристина. Что ей оставалось делать? Она навела на него пистолет, заперла вместе со мной в квартире, а потом вызвала Мирона, чтобы он помог от нас избавиться, ведь мы свидетели, особенно я.

— Так что же с Пузырем?!

— Кристина созвонилась с Мироном и велела ему подъехать к подъезду, но из машины не выходить, чтобы не засветиться. Потом достала свою пушку, вывела нас из подъезда и впихнула в машину к Мирону. Я вообще-то по жизни не трус, но, честно тебе скажу, малость струхнул, когда она на меня пистолет наставила и предупредила, что выстрелит, если я попытаюсь убежать. Я как в ее глаза посмотрел, сразу понял, что она сдержит свое слово и нажмет на курок — она чумовая девка, она смогла бы. Короче, впихнула нас в машину, но сама не поехала, видать, опасалась, что ее увидят в одной машине со мной и с Мироном, ведь мы-то с ним уже, считай, подозреваемые, а она, типа, ни при чем и нас первый раз видит. А потом Мирон повез нас к гаражам. Ну я-то пацан увертливый, сбежал, как только Мирон поднял блокираторы на дверях и выволок нас из машины. А твой толстый дружок, по-моему, тогда круто в штаны наложил. Короче, я убежал, а что с ним стало — не знаю. — Паша Блин достал из пачки сигарету, закурил и, покашляв, спросил: — Как ты думаешь, для чего я тебе все это рассказал?

— Ясно, для чего, — вздохнул Вадик. — Хочешь, чтобы я сказал тебе шифр и номер ячейки, в которой чемодан с деньгами лежит.

— Правильно мыслишь, — кивнул Паша. — Ты отдашь мне деньги, а я обменяю твоего приятеля на матрицу.

— На какую матрицу? — не понял Вадик.

Паша сунул руку под сиденье и достал завернутый в масляную тряпицу продолговатый тяжелый цилиндрический предмет, напоминающий большую скалку. Сняв с цилиндра тряпку, Паша несколько раз ударил им по своей ладони.

— Узнаешь этот звук? Утром я тебя этой железякой по руке ударил, — ухмыльнулся Паша и объяснил: — Это матрица, клише. Самая важная часть в механизме, который шлепает деньги. Можно достать специальную бумагу, можно раздобыть специальную краску, но без этой штуковины ничего не получится. Это как бы печать, которая штампует деньги. Я подслушал, что Кристина потратила целый год, чтобы вырезать на металле эту матрицу, она ведь училась на художницу по металлу. В общем, она собирается уехать из Москвы, но не уедет до тех пор, пока не вернет себе это клише. Предлагаю обмен: ты отдаешь мне деньги, я отдаю Кристине матрицу, а она отпускает твоего друга.

— Согласен. Но я слышал, как Кристина говорила по телефону, что никуда не поедет без Петра. Может, ты ошибся, может быть, ей нужен Петр, а не эта матрица.

— Ну, братан, ты полный валенок. С тобой разговаривать — мучение. Ты когда-нибудь смотрел кино про дореволюционную жизнь? Вспомни, как в то время называли сто рублей?

— Катя, — вспомнил Вадик, — потому что на сторублевке была изображена императрица Екатерина. А на наших пятисотках — Петр Первый, — догадался Ситников. — Поэтому пятьсот рублей называют Петром?

— Или Петей. Ведь не станет же Кристина говорить по телефону открытым текстом, мол, привези мне чемодан с пятисотками.