В поисках бриллиантовой диадемы - Аверин Владимир Владимирович - Страница 7

Глава V «ПОДАРОК НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА»

Вадик проснулся и, положив руки за голову, ждал, когда родители уйдут на работу. В этот час он не любил вертеться у них под ногами. Он лежал и смотрел на стену, где колыхались зеленые тени. Тихое утреннее солнце заглядывало в его комнату на первом этаже, окно которой выходило в палисадник.

Если бы в этот момент он встал и выглянул на улицу, то очень удивился бы, увидев Дину. Она в этот ранний час шла в магазин за продуктами. Ее родители удивились бы не меньше Вадика, узнав, что их дочь, которая обычно в свободные от занятий и репетиций дни нежилась в постели до десяти часов, отправилась за продуктами в такую рань.

Но Дина знала, что делает. Ведь она согласилась сниматься для рекламы духов, а для этого ей надо было побыстрее избавиться от домашних хлопот и весь день быть свободной. Дине еще предстояло взять диадему из тайника и успеть положить ее обратно до того, как родители вернутся с работы (они работали в одном цирке), иначе могли возникнуть семейные разборки.

Дина знала, что диадему в двадцатых годах подарили ее прабабушке. На внутренней стороне обруча была выгравирована дарственная надпись: «Первой наезднице первого советского цирка Динаре Кирсановой от Народного Комиссариата Просвещения».

Диадема считалась семейной реликвией и, кроме того, была очень дорогим ювелирным украшением. Она хранилась в маленьком сейфе, который отец Дины вделал в стену и закрыл от любопытных глаз картиной.

Если бы в квартиру проник вор, то сначала он должен был догадаться снять картину и только после этого подбирать ключи к стальной дверце сейфа. Но ключ он все равно не подобрал бы, потому что ключа не было. Сейф был, дверца была, замок, замочная скважина — все как полагается. А ключа не было. Сейф открывался нажатием кнопки, которая находилась за стенкой книжного шкафа и приводила в действие сложную систему инфракрасных лучей.

Дина никогда не достала бы диадему. Но однажды она случайно увидела, как ее отец просовывает руку за шкаф, а потом открывает сейф. В тот день в цирке отмечали день рождения Дининой мамы, и отец решил показать диадему друзьям. Именно тогда в первый и последний раз Дина надела это бесценное ювелирное украшение, а Вадик сделал фотоснимок, который потом опубликовали в журнале.

Купив продукты, Дина быстро пошла обратно. Она поднялась в лифте на пятый этаж и открыла дверь своей квартиры.

В прихожей она замерла, прислушиваясь. И хотя Дина точно знала, что в доме нет никого, кроме нее, она все равно несколько секунд постояла, не двигаясь и напрягая слух.

В квартире было тихо, так тихо, что она с ужасом представила, как открывается дверь и в прихожую входят родители.

Дина волновалась, слышала учащенный стук своего сердца. Она прислушивалась еще несколько секунд и вдруг заметила, что стоит в неудобной позе: одна нога согнута в колене, тело немного наклонено, шея вытянута.

Ее удивило это состояние напряженного беспокойства. Когда вчера вечером она согласилась на предложение Вадика, то не предполагала, что будет так страшно вынести диадему из собственной квартиры.

Она закрыла глаза, набрала полные легкие воздуха, потом медленно выдохнула и, немного успокоившись, сняла босоножки, оставила сумку с продуктами в прихожей и направилась к гостиной. Дверь скрипнула, девочка вздрогнула от скрипа, вошла в комнату и на цыпочках приблизилась к книжному шкафу.

«А чего это я так боюсь? Я возьму диадему только на время, а потом положу обратно в сейф. У родителей сегодня днем репетиция, вечером представление, вернутся они поздно, значит, я успею вернуть диадему на место до их прихода. Ничего с ней не случится, если я один раз в ней сфотографируюсь», — рассуждала Дина и постепенно совсем успокоилась.

Она сняла картину, поставила ее на пол, затем просунула руку за шкаф, нашарила на его задней стенке маленькую кнопку и нажала на нее. В сейфе что-то тихо щелкнуло, провернулся механизм замка, и стальная дверца на несколько миллиметров приоткрылась.

Дина распахнула ее настежь, взяла с полки небольшую плоскую квадратную коробку, обшитую голубым бархатом, ногтем подцепила застежку золотого замочка, открыла и залюбовалась — диадема была необыкновенно красивая. Время не состарило ее. За сто лет платина не потускнела, она не сияла и не пускала солнечных зайчиков, как это делает надраенное серебро, а благородно и ровно блестела, подчеркивая чистую, прозрачную яркость бриллиантов.

Дина вынула диадему из коробки, прочитала выгравированную на внутренней стороне обруча дарственную надпись, осторожно надела диадему на голову и подошла к зеркалу.

А тем временем Александр Венедиктович держал в руке с виду такую же диадему, которая на самом деле была искусной подделкой, сделанной из серебра и фальшивых бриллиантов.

Он сидел в кожаном кресле за столом, перед ним стояла чашка с горячим кофе и лежал толстый каталог самых известных ювелирных изделий двадцатого века, раскрытый на странице с черно-белой фотографией подлинной диадемы, которая сейчас сверкала на голове Дины.

В правой руке Никольский держал фальшивую диадему, внимательно рассматривал ее через лупу, а потом переводил взгляд на фотографию с изображением подлинной драгоценности. Каждый раз, придирчиво сравнив очередную деталь, он удовлетворенно кивал и убеждался, что копия на вид ничем не отличается от настоящей диадемы.

Если даже я, профессионал, не могу отличить фальшивку от подлинника, то что же тогда говорить об этом недоумке Ситникове, — вслух подумал Александр Венедиктович.

Он закрыл каталог и положил лупу в ящик письменного стола, напевая песенку, которая привязалась к нему со вчерашнего дня: — «Какое небо голубое, мы не сторонники разбо-о-оя, на дурака не нужен нож...»

Зазвонил телефон. Никольский поднял трубку и услышал голос Макса, тот каждое утро подъезжал в джипе к дому Никольского и ждал Александра Венедиктовича у подъезда.

Але! Доброе утречко! Это я! Я туточки! — доложил Макс.

Здравствуй. Ты выполнил мое поручение?

Это вы насчет того паренька? Все сделал на высшем уровне!

Жди, я скоро выйду.

Александр Венедиктович положил трубку и стал одеваться, продолжая напевать:

«Ему с три короба-а-а на-аврешь и делай с ним — что хошь!» Тьфу, черт ее побери, вот привязалась, мерзкая песенка!

Никольский оделся, расчесал свою бороду, положил в «дипломат» фальшивую диадему, вышел из квартиры, спустился на улицу и сел в джип рядом с Максом:

Докладывай, Шерлок Холмс, — обратился он к своему лысому телохранителю.

Все сделал так, как вы велели. Проследил за пареньком от начала до конца. Значится так: когда вы ушли, он тоже ушел домой. Потом вышел и встретился с той девчонкой, которая на фотке в журнале. Тут уж я с них глаз не спускал. Куда они, туда и я. Они в магазин, я к магазину, они на пляж, и я на пляж, они с пляжа, и я за ними. А потом они разошлись по домам, паренек пошел в свой подъезд, а девчонка в свой.

Ты, конечно, не узнал, где она живет?

Обижа-а-аете, — протянул Макс. — Как только она от паренька ушла, я, значит, сразу за ней, в ее подъезд. Вместе с ней вошел в лифт, посмотрел, на каком этаже она вышла, выглянул из лифта и засек ее квартиру. А потом обратно вниз. Вот так-то. — Макс вынул из кармана замусоленный фантик от жвачки и передал его Никольскому: — Вот ее адресок, пожалуйста. Записал, чтоб не забыть.

Молодец. Впрочем, ее адрес мне, скорее всего, не понадобится. Это так, на всякий случай. — Александр Венедиктович брезгливо взял мятый, пахнущий апельсином фантик, вложил его в свою записную книжку и сказал: — А теперь отвези меня в магазин.

В какой?

Разумеется, в мой, в «АНТИК»!

Ясненько, — сказал Макс, вырулил со двора и помчался по дороге.