Девушка, которую ты покинул - Мойес Джоджо - Страница 58

— Должна заметить, что для семьи Лефевр единственным приемлемым решением является возможность получить свою картину обратно, — произносит она.

— Но это не их картина, — не выдерживает Лив.

— Согласно положениям Гаагской конвенции, картина принадлежит им, — невозмутимо парирует Джейн.

— Чушь собачья!

— Это закон.

Лив снова поднимает глаза и замечает, что Пол по-прежнему смотрит прямо на нее и выражение глаз у него слегка виноватое. Словно он просит у нее прощения. Интересно за что. За неприличную перебранку за полированным столом красного дерева? За украденную ночь? За украденную картину? Она не знает. «Не смотри на меня», — говорит ее взгляд.

— Может быть… — вмешивается в разговор Шон Флаерти. — Может быть, прислушаемся к совету Генри и, по крайней мере, наметим пути решения проблемы.

— Ради бога, намечайте сколько угодно! — взрывается Лив.

— Существует множество прецедентных дел. Так, миссис Халстон может выплатить искомую сумму. Это означает, миссис Халстон, что вы выплачиваете семье Лефевр стоимость картины и оставляете ее у себя.

— Как я уже отметила, семья не заинтересована в деньгах. Они хотят получить картину, — не отрывая взгляд от блокнота, произносит Джейн Дикинсон.

— Прекрасно, — не выдерживает Лив. — Вы что, думаете, я раньше никогда не вела переговоров? И не знаю, что существуют особые условия?

— Лив, — останавливает ее Генри. — Если бы мы могли…

— Я отлично понимаю, что здесь сейчас происходит. «О нет, какие деньги! Нам не надо никаких денег». И так до тех пор, пока речь не заходит о сумме, равной крупному выигрышу в лотерею. И тогда все сразу забывают о своих задетых чувствах.

— Лив… — прерывает ее Генри. Она тяжело вздыхает, руки под столом ходят ходуном. — Существует возможность достичь соглашения о совместном владении картиной. Хотя подобные дела, когда речь идет о так называемых неделимых вещах, таких как эта, чрезвычайно сложны. И тем не менее имели место случаи, когда сторонам удавалось договориться о поочередном праве использования произведения искусства в течение определенного срока или о совместном пользовании, но при условии экспонирования работы в крупной художественной галерее. Естественно, вещь должна быть снабжена соответствующей табличкой, информирующей посетителей об истории экспроприации картины, а также о великодушии предыдущих ее владельцев, — заканчивает Генри, но Лив молча качает головой. — Кроме того, существует возможность продать картину и разделить полученную сумму…

— Нет, — одновременно говорят Лив и Лефевр.

— Мисс Халстон?

— Миссис Халстон, — поправляет она.

— Миссис Халстон… — В голосе Пола появляются металлические нотки. — Я обязан вам сообщить, что наше дело имеет хорошую судебную перспективу. У нас собрано достаточно доказательств того, что имела место незаконная экспроприация, существует также ряд прецедентных дел, и это увеличивает наши шансы на успех. Поэтому советую вам, в ваших же интересах, подумать о заключении соглашения.

В комнате снова повисает тишина.

— Вы что, запугиваете меня? — спрашивает Лив.

— Нет, — медленно говорит он. — Я просто хочу вам напомнить, что в наших общих интересах решить вопрос полюбовно. Так как на этом дело не закончится. Я… Мы не намерены отступать.

И она вдруг видит его руки на своей обнаженной талии, его спутанные каштановые волосы у себя на груди, его улыбающиеся в полутьме глаза.

— Картина не ваша, и не вам ее забирать у меня, — вздергивает она подбородок. — До встречи в суде.

Они в кабинете у Генри. Она уже выпила приличную порцию виски. Она еще никогда в жизни не пила днем виски, но Генри, не спрашивая, наливает ей, будто так и положено. Он ждет, пока она допьет, и только потом говорит:

— Должен вас предупредить, что это дело обойдется вам недешево.

— Насколько недешево?

— Ну, в ряде случаев приходится продавать произведение искусства, просто чтобы покрыть судебные издержки. Не так давно у меня был истец из Коннектикута, которому возвратили украденные работы стоимостью двадцать два миллиона долларов. И одному только адвокату ему пришлось заплатить более десяти миллионов. Нам придется платить официальным экспертам, в частности французским, учитывая историю картины. И имейте в виду, что подобные дела обычно тянутся долго.

— Но ведь, если мы выиграем, судебные издержки оплачивают они. Так?

— Не обязательно.

— Так о какой цифре идет речь? — пытается переварить полученную информацию Лив. — О пятизначной?

— Я бы сказал, что о шестизначной. Все зависит от того, что они смогут предъявить. Тем более что имеются прецеденты, — пожимает плечами Генри. — Мы можем доказать, что у вас имеется подтверждение права собственности. Но в истории картины есть существенные пробелы, и если они найдут доказательства, что картина была изъята во время войны, то…

— Значит, говорите, шестизначная… — нервно меряет Лив шагами кабинет. — Поверить не могу. Поверить не могу, что кто-то может просто так вторгнуться в мою жизнь и потребовать мою вещь. То, что всегда мне принадлежало.

— Их дело не такое уж бесспорное. Но не могу не отметить, что в данный момент политический климат благоприятен для тех, кто предъявляет права на перемещенные произведения искусства. В прошлом году «Сотбис» продал уже тридцать восемь подобных работ. А еще десять лет назад — ни одной.

Лив до сих пор не отошла от переговоров. Ее нервные окончания обострены до предела.

— Он… Они ее не получат, — хмурится она.

— Но деньги… Ведь вы сами намекали, что находитесь в стесненных обстоятельствах.

— Я перекредитуюсь, — говорит она. — Что я могу сделать, чтобы уменьшить плату?

— Вы очень много можете сделать, — перегибается через стол Генри. — Самое главное, чем больше вы найдете о провенансе картины, тем сильнее будут наши позиции. В противном случае мне придется озадачить этим кого-нибудь другого и включить вам в счет почасовую оплату его трудов, и это не считая оплаты услуг экспертов, которые понадобятся нам в суде. Полагаю, что если вы справитесь, то будет понятно, на каком мы свете, и я смогу проинструктировать барристера.

— Тогда я начинаю поиски.

У нее до сих пор в ушах звенят их уверенные голоса. «Наше дело имеет хорошую судебную перспективу. У нас собрано достаточно доказательств того, что имела место незаконная экспроприация, существует также ряд прецедентных дел, и это увеличивает наши шансы на успех». Она словно видит лицо Пола и слышит его полной притворной заботы голос: «В наших общих интересах решить вопрос полюбовно».

Лив делает глоток виски и чуть-чуть расслабляется. Внезапно она чувствует себя страшно одинокой.

— Генри, а что сделали бы вы? Я хочу сказать, если бы были на моем месте.

Он опять складывает руки домиком и задумчиво произносит:

— Мне кажется, что все это чертовски несправедливо. Но, Лив, я бы хорошенько подумал, прежде чем передавать дело в суд. Подобные тяжбы иногда становятся… отвратительными. Так что вам стоит хотя бы подумать о возможности все как-то урегулировать.

У нее перед глазами до сих пор стоит лицо Пола.

— Нет, — упрямо говорит она. — Он ее не получит.

— Даже если…

— Нет.

И, чувствуя на себе его взгляд, она берет сумочку и выходит из комнаты.

Пол уже четвертый раз набирает номер, кладет палец на кнопку вызова, но потом передумывает и засовывает телефон в задний карман. Через дорогу какой-то мужчина в деловом костюме, отчаянно жестикулируя, спорит с равнодушно взирающим на него дорожным инспектором.

— Ты идешь на ланч? — появляется в дверях Джейн. — Столик заказан на час тридцать.

Похоже, она только что надушилась. Резкий запах чувствуется даже на расстоянии.

— А мое присутствие обязательно? — Он не в настроении вести застольную беседу.

Ему вовсе не хочется быть очаровательным, описывая потрясающие достижения их компании в деле поиска пропавших ценностей. Не хочется сидеть рядом с Джейн, которая словно случайно будет к нему прислоняться, под столом прижимаясь коленом к его ноге. И ему все больше не нравился Андре Лефевр, с его бегающими глазками и брюзгливо поджатым ртом. Пол еще никогда не испытывал подобной антипатии к клиенту.