Девушка, которую ты покинул - Мойес Джоджо - Страница 44

«Они должны видеть, что существует альтернатива тесным коробкам, в которых они сейчас живут, — объяснял Дэвид. — Они должны понимать, что окружающая их среда влияет на их самочувствие».

После смерти Дэвида с благословения Свена она взяла на себя обязанности мужа, встречалась с директорами компаний, договаривалась с ними о посещении зданий, в которых расположены их фирмы, терпеливо объясняя значение данного мероприятия. И это помогло ей держаться на плаву и жить дальше именно в те минуты, когда она уже переставала видеть смысл в своем существовании. И теперь такие экскурсии раз в месяц оставались единственной вещью, которую она с нетерпением ждала.

— Мисс? А можно потрогать рыбу?

— Нет. Руками ничего не трогать. Ну что, все в сборе? — спрашивает она и ждет, когда Абиола сосчитает детей по головам. — Хорошо. Начинаем прямо здесь. Я хочу, чтобы вы десять минут постояли спокойно и рассказали мне, как на вас влияет то, что вы видите сейчас вокруг себя.

— Здесь очень спокойно, — произносит кто-то, когда смех прекратился.

— Почему?

— Не знаю. Вода. И водопад. Умиротворяет.

— И что еще вас здесь умиротворяет.

— Небо. Похоже, здесь нет крыши. Да?

— Да. Почему, по-вашему, здесь нет крыши?

— Наверное, деньги кончились. — И снова взрыв смеха.

— А когда вы отсюда выйдете, то что в первую очередь сделаете? Нет, Дин. Я знаю, что ты хочешь сказать. Не это. Попробуйте вдохнуть побольше воздуха. Дышите полной грудью.

— Но в воздухе полно всякого дерьма. Похоже, они здесь просто пропускают воздух через фильтр.

— Здесь открытое пространство. Они не могут пропускать воздух через фильтр.

— А я и правда дышу. Полной грудью. Терпеть не могу маленькие помещения. У меня в комнате нет окон, и приходится спать с открытой дверью, чтобы не чувствовать себя как в гробу.

— У моего брата в комнате тоже нет окна, и маме пришлось повесить на стенку постер с нарисованным окном.

И они начинают наперебой сравнивать свои спальни. Лив любит этих детей и боится за них, так как через них сталкивается с изнанкой жизни. Все они в основном вынуждены обитать в пределах одной-двух квадратных милей, где они заперты, или в силу каких-то физических ограничений, или из-за страха перед местными молодежными бандами, или из-за провинностей перед законом.

Казалось бы, такая малость. Но участие в этом благотворительном проекте дает ей ощущение того, что Дэвид не зря прожил свою жизнь, а его идеи находят свое продолжение. Иногда встречаются действительно талантливые дети — те, кто сразу понимает замыслы Дэвида. И тогда она пытается им как-то помочь: беседует с учителями, помогает получить стипендии. Пару раз она даже встречалась с их родителями. Один из протеже Дэвида сейчас получает степень по архитектуре, а фонд оплачивает его обучение.

Но для большинства детей — это просто шанс хоть ненадолго заглянуть в другой мир, применить свои способности в области паркура на других ступеньках и перилах, причем не на улице, а в роскошном мраморном вестибюле, возможность заглянуть в обитель Мамоны, хоть и под недремлющим оком богатых людей, которых Лив уговорила пустить их к себе.

— Несколько лет назад было проведено специальное исследование, в ходе которого было установлено, что, если уменьшить площадь, приходящуюся на одного ребенка, с двадцати четырех до пятнадцати квадратных футов, дети становятся более агрессивными и менее контактными. Что вы думаете по этому поводу?

Кэм, который продолжает висеть на перилах, отвечает:

— Мне приходится делить комнату с братом, и у меня просто руки чешутся как следует ему накостылять. Он вечно залезает со своим барахлом на мою половину.

— Итак, где ты себя хорошо чувствуешь? Вот здесь, например, тебе хорошо?

— Я чувствую себя так, будто у меня вообще нет проблем.

— А мне нравятся растения. Вон те, с большими листьями.

— Блин! Так бы сидел и смотрел на рыб. Здесь как-то успокаиваешься, — под одобрительный гул голосов говорит один из мальчиков и, подумав, добавляет: — А потом я поймаю одну и попрошу маму поджарить ее на ужин. Правильно?

И все дружно смеются в ответ. Лив смотрит на Абиолу и неожиданно для себя тоже начинает хохотать.

— Ну как, все нормально? — встает из-за письменного стола ей навстречу Свен.

Лив целует его в щеку, кладет сумочку и садится в белое кожаное кресло по проекту Чарльза и Рэй Имз. Для нее уже стало традицией после каждой экскурсии приходить в «Солберг-Халстон», чтобы за чашечкой кофе рассказать, как все прошло. И каждый раз она чувствует себя очень усталой.

— Великолепно. Когда мистер Конахи понял, что мы не собираемся нырять в расположенные в атриуме бассейны, то явно воодушевился. Он даже остался, чтобы поговорить с детьми. Надеюсь, мне удастся уговорить его оказать им спонсорскую помощь.

— Прекрасно. Хорошие новости. Присаживайся, я организую нам кофе. А как ты сама? Как твоя смертельно больная родственница? — спрашивает он и, встретив ее непонимающий взгляд, уточняет: — Твоя тетя?

Лив чувствует, что начинает краснеть:

— О! О да, неплохо, спасибо. Уже лучше.

Свен протягивает Лив кофе, задерживая на ней взгляд чуть дольше, чем надо. Потом под мягкое поскрипывание кресла садится.

— Ты должна простить Кристен. Иногда ее заносит. Я ей прямо сказал, что считаю того парня идиотом.

— Боже! — растерянно моргает Лив. — Неужели было так заметно?

— Только не для Кристен. Она даже не знает, что вирус Эбола не лечится хирургическим путем, — говорит Свен и, услышав, как ахнула Лив, снимает очки и с улыбкой добавляет: — Не бери в голову. Роджер Фолдс — настоящий осел. Хотя в любом случае было приятно лишний раз с тобой повидаться. Правда-правда. Ты должна чаще выходить в люди.

— Хм, что я недавно и сделала.

Она снова краснеет, подумав о ночи, проведенной в доме Пола Маккаферти. Лив вдруг обнаруживает, что воспоминания о том дне засели в ней, точно заноза, и она вольно или невольно постоянно к ним возвращается. Что заставило ее себя так вести? Что он о ней подумал? А тот поцелуй до сих пор вызывает у нее дрожь. И, холодея от стыда, она все еще ощущает его на своих губах. Словно какая-то частица ее души начинает возрождаться к жизни.

— Итак, как дела с Голдштейном?

— Мы пока не слишком продвинулись. У нас проблемы с новыми строительными правилами, но мы их решаем. В любом случае Голдштейны счастливы.

— У тебя есть фотографии?

Голдштейн-билдинг был для Дэвида проектом мечты: просторное здание из органического стекла, растянувшееся вокруг площади на окраине города. Он работал над ним последние два года их семейной жизни, в течение которых уговаривал состоятельных братьев Голдштейнов принять его смелое решение и позволить ему создать нечто отличное от приевшихся угловатых бетонных замков. Но Дэвид умер, не успев реализовать задуманное. Свен продолжил работу над проектом, провел все стадии проектирования и теперь приступил к возведению здания. Здесь, правда, возник ряд трудностей: задержки поставок из Китая, низкое качество стекла, проблемы с фундаментом, не подходящим для лондонской глинистой почвы. И сейчас общий вид здания наконец начинает вырисовываться: стеклянные панели блестят на солнце, напоминая свернувшуюся кольцами гигантскую змею.

Свен роется в лежащих на столе бумагах, находит фотографию и протягивает ее Лив. Она видит окруженную синим строительным забором гигантскую конструкцию, в которой даже в таком виде можно безошибочно узнать творение Дэвида.

— Это будет нечто потрясающее, — не в силах сдержать улыбку, говорит она.

— Я собирался тебе сказать, что они согласились установить в память Дэвида мемориальную доску.

— Неужели? — От волнения ей становится трудно дышать.

— Да, на прошлой неделе Джерри Голдштейн сообщил мне, что они хотели бы так или иначе почтить память Дэвида. Они сохранили о нем самые теплые воспоминания.

— Это было бы… замечательно, — отвечает Лив, пытаясь до конца осознать слова Свена.