Люди и нелюди - Бубела Олег Николаевич - Страница 71

– Может, от любования друг другом перейдем к делу? – невинно поинтересовался я. – А то у меня завтрак стынет.

В ответ Папа задумчиво покачал головой:

– Ник, ты либо очень смелый человек, либо очень глупый. Разве ты не осознаешь, что в данный момент я должен решить твою судьбу? А если осознаешь, то почему продолжаешь вести себя столь вызывающе?

Отбросив маску, я со всей серьезностью ответил:

– Я веду себя так, как считаю необходимым, и своей судьбой привык распоряжаться сам. Не буду отрицать, ума мне действительно не хватает, раз я до сих пор не могу понять, по какой причине столь уважаемого человека, не выходящего из дома без верных телохранителей, заинтересовала моя скромная персона. Но любопытства мне не занимать, поэтому я все еще готов выслушать твои предложения или имеющиеся ко мне вопросы.

Взгляд толстяка стал пронзительным:

– Что ж, как пожелаешь. Не так давно до меня дошли слухи, что на моей территории объявился некий мастер, не пожелавший следовать законам. Вместо того чтобы, как все уважающие свое ремесло специалисты, доложить мне о своем прибытии, рассказать о причинах, побудивших его сменить место жительства, планах и всем прочем, он взбаламутил город, умудрившись за краткое время нанести существенный урон воровской гильдии, оскорбить гильдию искателей и побывать в остроге, тем самым бросив тень на нашу честь. А куда побежали обиженные воры, к кому поспешили с жалобами ходоки на Проклятые земли, у кого мастера потребовали удержать их пошатнувшуюся репутацию? Разумеется, все они обратились ко мне! «Папа, плати за выходки своего работника! Папа, приструни своего шалопая! Папа, устрани недоумка, не способного справиться даже с нарядом стражи!» И что, мне теперь всем и каждому объяснять, что я не способен не то, что одернуть подавшегося на вольные хлеба мастера, но даже найти его в своих владениях не могу? Ведь он тщательно ото всех скрывается, уплывает так глубоко, что и пузырей не видно, выныривая только ради очередной сумасбродной выходки. А в последнее время вообще обнаглел сверх всякой меры. Видимо, хлебнув славы народной, почувствовал вседозволенность, а потому проигнорировал мое приглашение, словно и не ощущал за собой никакой вины!

Ну, теперь уже и ежу понятно, что Папа принадлежит к гильдии убийц. Хреново, блин, поскольку он так и не понял свою ошибку и в итоге поставил себя в глупое положение. А мне теперь нужно так извернуться, чтобы, с одной стороны, устранить все непонятки, а с другой, не вызвать у толстячка желания устранить невольного свидетеля его позора. Полный вперед! Похоже, мой хреновый день, неудачно начавшись, дальше делался только хуже.

– Весьма любопытная история, – кивнул я. – Можешь считать меня идиотом, но я все равно не понял, каким боком она относится ко мне. Или ты отчего-то полагаешь, будто я и есть тот таинственный мастер, который не пожелал следовать вашим законам? Так могу поклясться, что перед законом я чист, за свой единственный проступок, ставший причиной весьма увлекательного визита в острог, расплатился в полной мере, гильдию искателей оскорблять и не думал, просто дал по яйцам одному зарвавшемуся наглецу… дважды. А если тебя сильно оскорбило мое нежелание воспользоваться приглашением, то поставь себя на мое место – подошел незнакомец, без объяснения причин велел следовать за ним в неизвестном направлении неизвестно к кому. Тут надо быть законченным кретином, чтобы согласиться на подобное, а у меня голова, хоть самую капельку, но все же работает.

Папа долго рассматривал мое честное-пречестное небритое лицо и размышлял, видимо, находя подтверждение своим догадкам. Я не прерывал затягивавшуюся паузу, безуспешно пытаясь понять, к какому выводу может прийти глава местного отделения гильдии убийц.

– Значит, ты пытаешься утверждать, что не имеешь никакого отношения к мастерам? – наконец произнес толстяк.

– Не пытаюсь, – поправил его я. – Я прямо заявляю, что никогда не носил этого звания и до этого момента не пересекался с членами вашей гильдии.

– Зачем же ты тогда ворам в остроге представился мастером?

– Я этого не делал.

– То есть трое твоих сокамерников в один голос лгали, утверждая, что им довелось провести ночь в компании с моим специалистом? – уточнил Папа, слегка прищурившись, от чего его взгляд сделался острее шила.

– Я не знаю, что им привиделось в темной камере, не представляю, за кого они меня приняли по глупости или недомыслию, но уверен в одном: я никогда не называл себя мастером и не говорил, что имею честь состоять в вашей гильдии! Готов хоть сейчас повторить свои слова под амулетом правды.

Толстяк, выждав театральную паузу, медленно кивнул и весомо произнес:

– Я верю тебе.

Ясен пень! Ведь проводимая им все эти дни проверка так и не принесла результатов, никто из гильдейцев в окрестных городах не слышал о сбежавшем мастере, ориентировки на меня до Папы не доходили, а мое поведение не было характерно для матерого убийцы. Как тут не поверить! Странно только, что для этого ему понадобилась личная встреча.

– Но что нам тогда делать с командой ночных охотников, которую ты лишил жизни? Воровская гильдия так просто этого не оставит.

– Ну, мою причастность к данному случаю еще нужно доказать, – усмехнулся я. – Но, как мне кажется, гильдию мастеров она не должна волновать, ведь воры сами оплошали, выбрав добычу, которая оказалась им не по зубам. За что и поплатились.

– Верно, – толстяк улыбнулся краешками губ. – А разве ты не опасаешься, что они станут мстить?

– Конечно, опасаюсь. Но месть – дело весьма убыточное, поэтому я все же рассчитываю, что у руководства гильдии хватит ума забыть обо всем и оставить меня в покое. Им ведь не нужны дальнейшие потери рабочего состава, как и дурная слава. А уж шумиха, которая может подняться после моей удачной ликвидации, так и вовсе ни к чему.

Папа задумчиво почесал бородку. Бросив взгляд на сидевших неподвижно телохранителей, я оставил мысль о том, что это был хитрый сигнал, и понадеялся, что мои слова достигнут ушей воров, которые вскоре должны прийти к толстяку с намерениями выяснить детали нашей встречи. А он, думаю, не упустит случая позлорадствовать над ними и процитировать того, кто долгое время водил за нос их гильдию.

– А ты довольно странный человек, Везунчик, – пробормотал убийца.

– Мне это многие говорят, – скромно сказал я.

– Играешь со смертью, водишь дружбу с нелюдями… Почему?

– Ну, один мудрец когда-то сказал: человек рождается для того, чтобы умереть, а его жизнь – всего лишь отсрочка неизбежного. Так почему бы не сделать ее ставкой в увлекательной игре с поистине достойным противником? А насчет дружбы… Как же иначе, если люди меня совсем разочаровали? Одни пытаются убить и ограбить, вторые посылают прямиком на смерть, третьи обманывают и пытаются использовать втемную, четвертые обзывают трусом и смеются в лицо. Но на Проклятых землях одному выжить сложно, вот и пришлось набирать себе в команду представителей иных рас. И это оказалось куда легче, ведь мне, в отличие от прочих жителей Пограничья, нет никакого дела до их цвета кожи или строения ушей.

– В команду? – лукаво переспросил Папа. – Как я вижу, с одним из бойцов этой команды тебя связывают более крепкие отношения.

Уже привычным жестом пощупав сережку, я ухмыльнулся:

– Глупо отказываться, когда умелая мечница предлагает безвозмездно, то есть даром, каждый день согревать твою постель своим великолепным телом.

Толстяк добродушно хохотнул, окинув взглядом орчанку, а я подумал, что моя ликвидация, похоже, откладывается на неопределенный срок. Иначе с чего бы еще Папа начал болтать о пустяках? Явно пытается наладить контакт, чтобы сгладить впечатление.

– Да уж, Ник, прозвище тебе подходит! А сам ты откуда?

– Как гласит протокол дознавателя, валяющийся где-то в недрах острога, из маленькой деревушки на крайнем севере, – ответил я, рассчитывая, что этот совсем непрозрачный намек удержит главу мастеров от дальнейших нескромных расспросов.