Наемники - Андреев Николай Ник Эндрюс - Страница 61

Однако аланцы не очень доверяли тасконцам. Порленцы явно недолюбливали соседей.

Лишь француз серьезно отнесся к словам унимийцев о могуществе церкви и тысячах сожженных людей, но переубеждать товарищей не стал. Взволнованно покачав головой, де Креньян отправился на корабль.

Судно встало на якорь неподалеку от маленькой неказистой деревеньки. То было ужасное захолустье, находящееся в сотнях километрах от столицы. Воины насчитали около сорока домов. В центре поселка располагался деревянный храм.

Листонцы встретили чужаков с холодной неприязнью. Вступать в беседы с иноземцами они не собирались. Словно чего-то боясь, тасконцы, всячески уклонялись от расспросов путешественников.

В какой-то момент маркиз отвлекся, но Белаун тут же дернул его за рукав.

– Взгляни! – дрожащим голосом произнес аланец, указывая на обгоревший столб. – Здесь действительно казнят людей на костре.

– Я в этом и не сомневался, – спокойно ответил Жак. – Скажу больше, на Земле я и сам участвовал в расправах над ведьмами и колдунами. Довольно распространенное явление в религиозных государствах. Особенно когда наука и образование подменяются фанатизмом и мракобесием. Человек, выступающий против веры, должен быть немедленно уничтожен.

– Ты серьезно? – изумленно спросил Вилл.

– Более чем… – с горечью вымолвил француз. – Я родился и вырос в стране, где обычная медицина подвергается жесточайшим гонениям. А Линду давно бы сожгли за пособничество дьяволу. Любая операция рассматривается как происки темных сил. Лекарь в лучшем случае зашьет рану. Копаться во внутренностях не станет ни один сумасшедший. Кому же хочется гореть в огне…

– Дикий, кошмарный мир, – проговорил Белаун.

– Увы, – развел руками де Креньян. – Законы выживания суровы. В моей биографии немало трагических эпизодов. Я бы и рад выбросить их из памяти, да не получается.

– Но как ты мог? – выдохнул аланец.

– Очень просто, – пожал плечами маркиз. – На Земле подобных вопросов не задают. Это норма жизни. Сжечь иноверца считается величайшим благом. Ради двух слов в Священном Писании убивают тысячи ни в чем неповинных женщин и детей. Мораль общества сурова. Человека лишают жизни и за гораздо меньшие прегрешения. На моей планете истребляют целые народы лишь потому, что они поклоняются другому богу. Огонь и меч – вот главные средства борьбы за идею.

– Невероятно! – произнес Вилл.

Между тем, к друзьям подошел седовласый священник в серой сутане из грубого домотканого материала. Изобразив улыбку на лице, унимиец твердым уверенным голосом сказал:

– Добро пожаловать в благословенный край. Вы наверное устали с дороги и проголодались. Приход всегда готов помочь путникам и страждущим. Не побрезгуйте разделить со мной скромную трапезу.

– Благодарим за приглашение, – вымолвил Белаун. – Признаться честно, мы уже не рассчитывали здесь перекусить. Люди сторонятся чужаков, не желают с нами разговаривать, а таверны нигде не видно…

– Неудивительно, – кивнул головой листонец. – Деревня находится вдали от больших дорог. Путешественники редко сюда забредают. Народ беден, живет тихо, скромно. Иноземцы пугают моих соотечественников. Слишком много зла приносят чужестранцы. В них нет глубокой веры…

– Полностью с вами согласен, – вставил Жак. – Корабль совсем недавно побывал в двух соседних графствах. Мы наблюдали ужасное падение нравов. Порленцы абсолютно не верят в бога и не выполняют его заповеди. Они поддались дьявольскому пороку. В душах отступников поселилась тьма.

– Вы действительно это заметили? – удивленно спросил тасконец.

– Сделать такое открытие несложно, – произнес француз. – Вино, разврат и непрерывные развлечения. У жителей даже нет времени на молитву. Надеюсь, господь сурово накажет еретиков.

Воины и служитель церкви прошли в небольшую пристройку к храму. Убранство помещения выглядело по-нищенски убого. Деревянный стол, длинные скамьи и несколько вертикальных полок. Бея посуда была из глины. И надо отметить, листонские гончары особым мастерством не отличались.

– Присаживайтесь, – сказал священник. – Я на секунду отлучусь, надо отдать необходимые распоряжения.

Как только унимиец вышел, аланец изумленно вымолвил:

– Жак, что за чепуху ты городишь? Какие отступники? Какое падение нравов? Люди в Рочере и Порлене живут в сто раз лучше и богаче. Посмотри внимательно на лица местных крестьян! На них печать боли и страха.

– Знаю, – бесстрастно отреагировал де Креньян. – Я должен был подыграть тасконцу. В его словах отчетливо чувствуется фальшь. Он не случайно пригласил нас в дом. Спорить с фанатиком занятие бесполезное. Нужно выбираться из деревни. Интуиция редко меня подводит. Здесь ловушка.

– Ты всюду видишь подвох, – снисходительно улыбнулся Вилл. – Старик не представляет ни малейшей опасности. Я уверен, мы спокойно покинем поселок и без проблем дойдем до корабля. Намерения служителя церкви самые доброжелательные. Листонец проявил обычное гостеприимство…

Именно в этот момент дверь открылась, и в комнату вновь вошел священник. Губы унимийца были чуть поджаты, плечи подрагивали, а в глазах сверкала злоба.

Маска учтивого хозяина оказалась сброшена. Внимательно взглянув на расслабившихся путешественников, тасконец громко произнес:

– Зря вы вернулись в нашу страну. В Листоне нет места раскольничьим сектам. Мы глубоко преданы богу, церкви и графу. Один раз вам удалось вырваться из столицы, теперь вернетесь в город в кандалах. Там преступников подвергнут допросу и справедливой казни…

– То есть сожжению на костре? – уточнил маркиз.

– Совершенно верно, – подтвердил священник. – Другого способа изгнать дьявола из тела человека не существует. И ваши лживые речи не введут меня в заблуждение.

Неожиданно для унимийца землянин нагло и искренне расхохотался.

Тем временем, в помещение протиснулись четверо мужчин крепкого телосложения. Двое были вооружены арбалетами, двое держали в руках кинжалы. Они лишь ждали сигнала для нападения.

Жак повернулся к товарищу и иронично проговорил:

– И это ты называешь порядочностью? Перед нами – обезумевшие, озверевшие изуверы. Ради бредовых идей они готовы убить кого угодно. Но прежде чем прикончить несчастную жертву, палач вдоволь поиздевается над ней. Выкалывание глаз, вырывание ногтей, прижигание каленым железом – вот любимые пытки борцов за веру. И в конечном итоге на радость толпе полуживого беднягу поджарят на огне.

– Господи, откуда в них столько жестокости? – вымолвил аланец.

– Не поминайте имени Господа! – истерично завопил тасконец. – Вы шпионы и раскольники, а потому должны быть наказаны! Святая церковь не прощает оскорблений! А к посланникам дьявола листонцы беспощадны!

– Но мы лишь сегодня ступили на землю графства, – возмущенно произнес Белаун. – Неужели беседовать с людьми – столь тяжкий грех?

– Опять ложь! – злорадно выкрикнул служитель храма. – Даже сейчас, на краю гибели, еретики не хотят признать свою вину. А ведь покаяние могло облегчить ваши страдания! Только при полном согласии с обвинением палач проявит снисхождение.

– Хватит болтать ерунду! – резко оборвал старика француз. – Мне надоело слушать бредни сумасшедших. Либо вы уберетесь, либо отправитесь на тот свет. И не рассчитывайте на жалость и сострадание. С убийцами я поступаю по справедливости.

– Взять негодяев! – скомандовал фанатик в сутане.

Мужчины рванулись вперед, однако де Креньян опередил унимийцев. Вскинув автомат, маркиз открыл огонь на поражение.

Не прошло и десяти секунд, а на полу уже лежали пять изрешеченных пулями трупов. Жак с ненавистью и презрением смотрел на мертвые тела. В этот миг он уничтожал не тасконцев, а собственное прошлое.

Всюду валялись пустые гильзы. Магазин давно опустел, а землянин по-прежнему продолжал нажимать на курок.

– Будьте вы прокляты! – воскликнул француз, перезаряжая оружие.

Вилл до сих пор еще не пришел в себя и удивленно оглядывался по сторонам. События развивались чересчур стремительно.