Под солнцем горячим - Сальников Юрий Васильевич - Страница 5

«Семен+Альбина» — написать такое было делом одной секунды. Озираясь, как настоящий преступник, подкрался Швидько.

— Сердце рисуй, сердце, — зашептал он.

Гера нарисовал сердце и проткнул его стрелой. Рука дрожала. Стрела получилась кривая, сердце неровное. Поправлять было некогда. Швидько выхватил мел, подрисовал капли крови, которые вытекали из раненого сердца.

Пригнувшись, ребята пустились наутек. Собственное Геркино сердце стучало так, что отдавалось в пятках.

Зато он ликовал: все-таки отомстил! Пусть теперь знает длинноногий пижон, жалобщик Кипрей-репей, пусть знает!

Бабушкин рассказ

И все-таки радости не было.

Расставшись с Толстым Максом, Гера уныло поплелся домой. Дома он долго слонялся из угла в угол, не находил себе места, ничем не мог заняться.

Он не понимал — отчего? То ли от дурацкой надписи на Семеновой калитке, то ли из-за вожатой. Выставила Гусельникова перед ребятами самым распоследним человеком.

До вечера Гера так и промотался, будто неприкаянный. А вечером пришла бабушка. И Гера понял: не в вожатой дело! И ни в чем другом. А только в записке. Не дает ему покоя партизанская записка из музея, нет, не дает!

Бабушка пришла к ужину, когда сидели за столом. Мама внушала Гере, что он должен съесть еще один бутерброд с сыром. А он не хотел.

— Оставь его, пусть пьет рыбий жир, — сказал папа, разворачивая газету. У папы не хватает терпения воспитывать. И когда он начинает грозить рыбьим жиром, это значит, ему уже надоело уговаривать. Мама обычно возражает:

— Тебе легко отмахиваться, а Герман ничего не ест, совсем тощий. — Так она сказала и сейчас и еще добавила: — Ты вообще ничего не замечаешь, уткнулся в газету.

В этот миг и пришла бабушка.

Если на нее посмотреть — так и не скажешь, что бабушка. Морщин мало, и ходит тоже всегда на высоких каблуках. С ее приходом становится шумно — она громко смеется, рассказывает всякие занятные истории. Вот и сейчас мама поставила на стол еще одну чашку с блюдцем, папа встал, пододвигая бабушке стул, а она сразу объявила, потирая руки, будто с холода, хотя за окном стоял теплый вечер:

— Можете меня поздравить, еду на курорт.

— Ты же собиралась в командировку, — удивилась мама.

— А я и туда и сюда: сначала в Москву, потом к морю. Думала — позже, а предложили сразу. И у меня уже командировочно-курортное настроение.

— Отлично, — сказал папа, глядя в газету, и вдруг воскликнул: — Ого! Доисторическую пещеру открыли.

Он прочитал, как группа альпинистов, забравшись на горы, наткнулась на вход в пещеру. Пещера расположена над глубокой пропастью, войти в нее невозможно, альпинисты подтягивают друг друга на веревках. А пещера оказалась доисторическая — в ней нашли на стенках древние рисунки. И едва папа кончил читать, бабушка мечтательно сказала:

— Эх, хорошо быть путешественником! Даже песенка такая есть, слышали:

Гера засмеялся: здорово! Песенка ему понравилась. А мама испуганно возразила:

— Молчи про туристов-то! Да и ты тоже, — сделала она выговор папе. — Соблазняешь какими-то пещерами.

Он поспешно согласился:

— Конечно, в пещерах нет ничего интересного. Темно и сыро.

— Ну, не скажи, — заспорила бабушка, не учитывая, что у родителей начался «воспитательный» разговор для Геры. — Пещеры бывают сказочно красивы. А потом — это своеобразный памятник истории. И даже не столь далекой. Например, в одной из наших пещер на Кавказе во время Великой Отечественной войны был устроен штаб партизан.

— В Отечественную? — переспросил Гера. — А в гражданскую?

Он спросил так потому, что в этот момент подумал про записку.

— И в гражданскую бывало, — подтвердила бабушка.

— А ты слышала, бабушка, про партизан на хуторе Алюк? — опять спросил Гера.

— Алюк? Конечно. Там погиб большой отряд.

— Погиб отряд? — срывающимся голосом повторил Гера.

— Да. У них в пещере были спрятаны боеприпасы.

— Там есть пещеры?

— Да. Где-то поблизости. Сталактитовая.

— И у них в пещере тоже был штаб?

— Этого я не знаю. Но можно выяснить.

— Мама! — не на шутку заволновалась Герина мама, обращаясь к бабушке. — Ну, зачем и ты разжигаешь в ребенке нездоровый интерес?

— А я тебя не понимаю, — вдруг заспорил папа. — У нас ни о чем нельзя говорить. Ну, чего ты боишься? Надеюсь, сын не пойдет искать хутор Алюк, выслушав эту историю?

Произнося эти слова, папа даже не подозревал, как далек он от истины! Ведь на самом-то деле сын был уже готов хоть сию секунду бежать на хутор Алюк, чтобы искать эту самую сталактитовую пещеру, которая «где-то поблизости». Разговор с бабушкой всколыхнул все беспокойные мысли о партизанской записке. И даже прибавил новые. Пещера… Боеприпасы… Погиб отряд…

— Рассказывай, бабушка, рассказывай. Почему они погибли?

— Их выдали, — ответила бабушка. — Каратели налетели неожиданно. Спаслось всего трое. Один из них написал воспоминания, они хранятся у нас в архиве.

— А среди них был Степан Бондарь?

— Кто?

— Ну, партизан, которого так звали.

— Не помню. Ты откуда о нем знаешь?

— Да в музее записка есть. И в ней написано.

— В музее? — Бабушка посмотрела на внука одобрительно. — Вот это правильно. Заинтересовался, значит? Молодец. Вот что, дружок. Завтра придешь ко мне в архив. Я достану из хранилища эти воспоминания, сядем с тобой и внимательно еще раз прочитаем. Хорошо?

Еще бы не хорошо!

— Конечно, бабушка!

Гера сразу почувствовал, как у него исправилось настроение.

Алюкская трагедия