Нитка кораллов - Котовщикова Аделаида Александровна - Страница 3

Тема зажмурился.

Морщинистая мягкая рука легла на Темин лоб.

— Светик, головка болит?

Бабушкин голос встревожен.

Тема открыл один глаз. Бабушка склонилась над ним, высокая, полная, в темно-вишневом до полу платье из какой-то тяжелой шелковой ткани. Черные, слегка припорошенные сединой косы коронкой возвышаются на голове. В молодости бабушка была красавицей, «звездой Еревана», как назвал ее однажды кто-то из знакомых.

— Который час, бабушка?

— Начало седьмого. Чаю хочешь? Выпей с малиновым вареньем.

— Не хочу! — Тема безнадежно вздохнул: «Не идти, что ли, к Саше? Скажу, не мог — и все…»

— Мы с мамой идем в театр. Ужинай с папой без нас. Голова как будто не горячая…

Бабушка уплывает из комнаты.

«Идти или не идти?» Размышления Темы прервал испуганный возглас:

— Ты не заболел? Щеки у тебя красные!

Теперь над ним шуршат черные шелка. И что-то сверкает перед глазами: брошка, серьги… Большие темные глаза матери с нежным беспокойством вглядываются в лицо Темы. Мать — та же бабушка, только моложе лет на двадцать. «Звезда Еревана номер два», — мелькает у Темы непочтительная мысль.

От надушенной руки, трогающей его лоб, Тема дергается в сторону.

— Пристали! Щупают меня каждую секунду.

— Но ты лежишь, Темочка! — жалобно говорит мать. — V тебя что-нибудь болит? Прими на всякий случай аспирин.

Тема вскакивает и начинает торопливо зашнуровывать ботинки.

— Еще аспирин! Техника на грани фантастики!

Мать стоит и смотрит ка него обожающим взглядом.

— Идите вы поскорей в театр, — говорит Тема. — Мы с папой как-нибудь сумеем поужинать без вас.

Не замечая иронии в его голосе, мать сокрушенно вздыхает:

— У папы заседание в институте. Он придет очень поздно. Эти заседания! Как они его утомляют! Если ты уйдешь, не возвращайся позже десяти.

«Вечные два пунктика! Не болен ли я и — слишком много работает папа. Всегда то же самое! Хоть бы правда заболеть хорошенько. Вот сейчас, сию минуту! Лишь бы не тащиться к Мятликову! К несчастью, я здоров, как бык!» — с досадой думает Тема.

Он одергивает смятую рубашку, засовывает в карман тетрадь и карандаш и, мимоходом щелкнув по носу статуэтку какой-то греко-римской дамы в тунике, стоящую в столовой на круглом столике, идет в переднюю.

Саши не оказалось дома. Вот так номер! А Тема был уверен, что Мятликов подстерегает его, как леопард свою жертву.

— Он просил, чтобы вы подождали. Он сейчас придет. В аптеку побежал.

Миловидная женщина в синем фланелевом платье и белом вязаном платке, накинутом на плечи, стояла перед ним, приветливо улыбаясь. Малыш лет трех выглянул из-за ее подола и опять спрятался.

— Садитесь, пожалуйста.

Женщина опустилась на стул у швейной машинки и взяла в руки шитье. Малыш, топоча, убежал из комнаты.

Тема сел у стола и с любопытством огляделся. Ему ни разу не случалось бывать у Мятликова.

На окнах — цветы в горшках, кружевные занавески. На чистом крашеном полу валяются волчок и кукла.

«Это того малыша, — подумал Тема. — Странно, что у мальчика кукла. А это, должно быть, Сашина старшая сестра, — поглядел он на женщину, склонившуюся над шитьем. — Не похожа. У Сашки выражение такое, точно он вот-вот кого-нибудь отругает или поднимет на смех, а у этой… В общем, красивое лицо. Впрочем, женщина и должна быть красивее мужчины».

— Я просила Сашу не ходить в аптеку, раз к нему должен товарищ прийти. — Голос у женщины был мягкий, довольно низкий.

«Добрая, должно быть», — подумал Тема.

— Вы с Сашей в одном классе учитесь? А то к нему, случается, и из других классов заходят товарищи.

Вдруг в комнату ворвался мальчуган, очень похожий на давешнего малыша, но постарше.

— Мама! Генька не умеет делать трубочку!

Увидев незнакомого, он замолк, с ходу остановился и уставил на Тему любопытные глаза.

— Мама, Геня не умеет! — с таким же криком вбежала девочка, беленькая, с крошечными косичками, тоже замолкла и уставилась на гостя.

— Саша придет и покажет Гене, как делать трубочку, — спокойно сказала женщина.

— Какую трубочку? — спросил Тема.

Ребятишки молча смотрели на него. Девочка, пухленькая, в передничке, с ясными глазами, носом-пуговкой и словно надутыми губами, переступила с ноги на ногу. Такая маленькая, она была удивительно похожа на мать, и это показалось Теме забавным: разобрать по чертам — совсем другое лицо, а сразу взглянешь — такое же, только ребячье, а не взрослое. Тема улыбнулся девочке, и ответная улыбка сейчас же заиграла на ее лице.

Мальчуган еще некоторое время изучал Тему, потом решительно подошел и взял его за руку:

— Пошли, сделаешь трубочку. Ты тоже большой.

— Вася, мальчику некогда, наверное. Что ему твоя трубочка? — слабо запротестовала мать им вслед.

Вернувшись из аптеки, Саша застал в кухне шумное общество: Васю, Маню, Никитку и соседнего восьмилетнего Геню. Тема сидел на полу рядом с мыльницей, наполненной пеной, и бумажной трубочкой пускал разноцветные пузыри. Каждый пузырь вызывал крики восторга.

— Ты извини, что я так задержался, — сказал Саша. — Очередь была.

— Саша! Саша! — закричали дети, бросаясь к брату. — Тема умеет пузыри какие пускать!

— Подряд семеро штук! — округляя глаза, баском сообщил Вася.

— Цепочкой летят! — радостно говорил Геня.

— Вот он покажет тебе! Покажи, Тема! — подпрыгивала и хлопала в ладоши Маня.

— Подружились, я вижу, — сказал Саша. — В другой раз, ребята, он с вами поиграет. Нам надо заниматься. — Он снял с гвоздя полотенце и подал его поднявшемуся с пола, несколько смущенному Теме. — Вымой руки и пойдем.

— Чего тебе в конце концов от меня надо? — Тема смотрел на Сашу исподлобья, нахмурив густые брови. В глазах горело возмущение. Полные губы Темы дрогнули, как у обиженного ребенка. — Уже полторы недели у меня не было ни одной двойки.

— Тебя это огорчает? — прищурился Саша. Он сидел с подчеркнуто хладнокровным видом, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Лишь в уголках рта да где-то в глубине глаз бродила затаенная усмешка.

Тема отвернулся с досадой. Взгляд его наткнулся на чисто выбеленную стену. Тема чуть не показал стене язык. В эту минуту он ненавидел и стену, и аккуратный листок расписания уроков на ней, и карты, висевшие справа и слева от стола, и стопки учебников, и даже настольную лампу под абажуром из зеленой гофрированной бумаги.

Скоро три недели, как он вынужден через два вечера на третий любоваться невыносимым порядком на Сашином письменном столе. Они сидят в этой белоснежной кладовке без окон, превращенной Сашкой в «кабинет», отрезанные от всего мира с его радостями. И он, Тема, обливаясь потом, выкарабкивается из лабиринта задач и примеров. Саша старательно выбирает самые трудные задачи и задает ему на дом столько, сколько никогда в жизни не задавал ни один школьный учитель.

— К следующему разу снова все повтори о квадратном уравнении!

В невозмутимо спокойном голосе Саши Теме слышится издевательская нотка, и ему хочется пнуть ногой стол.

— Следующего раза не будет! — гордо заявляет Тема. — Ты деспот проклятый!

За дверью, на которую накинут крючок, послышался шорох, какая-то стукотня, точно кто-то нетерпеливо притопывал каблуком об пол, потом явственно донесся вздох, и в замочную скважину раздалось протяжное:

— Те-ема-а!

— Вася, уходи от двери! — строго сказал Саша. — Иначе Тема никогда больше не придет!

За дверью утихло. Тема пробубнил, не глядя на Сашу:

— Замашки у тебя самые тиранские. Как все равно у… Бирона какого-нибудь. Дышать не даешь.

— Историей ты занимаешься самостоятельно, и, я бы сказал, превосходно, — отозвался Саша. — Тем не менее твое мнение о Бироне меня не интересует. Зато представление об органах дыхания у тебя самое неопределенное.

Вчера, когда Георгий Иванович тебя вызвал, ты спутал бронхи с трахеей.