Школа выживания - Паттерсон Джеймс - Страница 45

— Контаминирована? — помогает ей Игги, и Ангел кивает.

— Ага, это самое, контаминирована. И тогда мы сможем жить, когда все остальные люди исчезнут.

Сказанное Ангелом производит эффект разорвавшейся бомбы. Воцаряется гробовое молчание. Мы все на нее уставились.

— А-а-а где ты это услышала, моя хорошая?

Ангел снова села на колени и водит пальцем по прохладному мокрому песку.

— В Школе. Я не должна была слышать, но ты же знаешь… Они все так думали. — Она, очевидно, не придает своим новостям особого значения и начинает копать ров для песочного замка.

— А кто это собирается мир взрывать? — с негодованием спрашивает Газ.

Ангел пожимает плечами:

— Ой, многие могут. Страны разные и тому подобное. У них есть большие бомбы. Но белохалатники в Школе думали, что взорвет по-настоящему только одна компания. Бизнес-компания. Они думают, что она почти весь мир взорвет. Но только случайно.

Очень интересный поворот событий.

— И что же это за компания? — осторожно спрашиваю Ангела.

Она напряженно всматривается вдаль и сводит брови.

— Нет, не помню. Что-то похожее на название оленя. Или газели. Можно, я пойду купаться?

Даже не понимая, о чем она просит, рассеянно разрешаю:

— Иди, иди.

Она довольно достает из рюкзака купальник и бежит за Тоталом в воду. Не проходит и двух секунд, а он уже вернулся и отряхивается, обрызгав всех нас:

— Вода холоднющая. — Он поднимает нос, нюхает воздух и идет исследовать прибрежные камни.

Газ, вопросительно посмотрев на меня и получив ответный кивок, рванулся к воде, на ходу сбрасывая одежду. Игги и Надж ушли подальше и сели на большой валун у самой воды. Покопавшись в рюкзаке, они выудили оттуда по паре протеиновых брикетов.

— Ну, и как тебе это нравится? — спрашиваю я Клыка, когда мы остались одни.

Он недоуменно трясет головой, запихивая остатки бинтов обратно в рюкзак.

— Да, это сюрприз!

— Интересно, как долго она про это молчала? И почему вся эта история не всплыла раньше?

— Потому что ей всего шесть лет, и ее главная забота — это ее плюшевый мишка и ее собака. Плюс, мы даже не можем точно сказать, понимает она вообще, что именно она там услышала. Велика вероятность, что она все напутала.

Я задумываюсь.

— Даже если она перепутала детали, сама идея, что мир может взлететь на воздух, вполне правдоподобна. И то, что нас создали как образец генотипа, способного пережить катастрофу. Все вполне сходится с тем, что твердит мне Джеб.

Клык глубоко вздыхает:

— И что нам теперь делать?

— Не знаю. Надо подумать.

Мы какое-то время молчим. Руку ужасно дергает.

— Ну а это ты с чего затеяла? — спрашивает наконец Клык.

Притворяться, что я не понимаю, о чем он, бесполезно:

— Я просто страшно устала. Голос мой совершенно меня достал. Трендел без конца про мою судьбу да про рок, и как я должна мир спасать. Вот меня и зашкалило.

Никому другому я бы ни за что в этом не призналась. Я стае все рассказываю. И про Голос, и про все. Но то, что я не знаю, как со всем этим справиться, — ни-за-что и ни-ко-му! Только Клыку.

— Я на одном адреналине, на одном возбуждении живу. У меня никакого плана и в помине нет. Каждый день только одна задача, чтобы мы все живы были и все вместе. А теперь на меня все эта обрывочная информация навалилась, все эти обрывки и обломки. И ничто не складывается. Никакой общей картины не получается. Мне одной все это не по силам.

— Ари, Джеб и Анна, и Голос? Их ты называешь обрывки и обломки?

— Вот именно. Их и все-все, что с нами случилось с тех пор, как мы оставили наш дом в горах. Я совсем не знаю, что делать. Совсем. И даже притворяться больше не могу.

— Давай бросим все к черту. Найдем остров. Отгородимся от мира.

— Звучит, конечно, заманчиво. Но ведь надо и остальных убедить. Младшие, скорее всего, все еще надеются родителей найти. А я теперь еще думаю, что это за компания такая, про которую Ангел слышала. Давай так: ты нам будешь остров подыскивать, справки наведешь, а я сосредоточусь на всем остальном?

Никогда я еще ни с кем не делила свои лидерские обязанности до такой степени. Но, знаешь что, дорогой читатель, мне такое разделение очень даже понравилось.

— Ладно, давай.

Потом мы смотрели, как Ангел и Газзи играют в прибое. Удивительно, как им только не холодно. Но они даже мурашками не покрылись. Игги и Надж бродят вдоль берега. Надж собирает разные ракушки и дает их Игги — потрогать и понять, какой они разной формы. Мне хочется, чтобы время замерло. Здесь и навсегда.

Мне еще кое-что надо сказать Клыку:

— Прости меня за это и за то, что раньше…

Он смотрит на меня исподлобья. Глаза у него такие же темные и такие же непроницаемые, как и всегда. … И отворачивается к воде. Никакой другой реакции я от него и не ожидаю. Клык никогда…

— У меня чуть инфаркт не случился, — говорит он тихо. — Когда я тебя увидел, всю в крови…

И он запустил камнем далеко-далеко вдоль берега.

— Я больше не буду.

— Пожалуйста, не делай никогда никаких глупостей.

— Не буду, не бойся.

Что-то резко изменилось в это мгновение. Только я еще не знаю, что.

— Эй, — кричит нам Ангел, стоя по колено в воде. — Я могу разговаривать с рыбами.

Еще и с рыбами? Это что-то новенькое.

— Ты можешь что? — Я поднимаюсь на ноги и иду к воде.

— Я могу разговаривать с рыбами! — Вода ручьями стекает с ее длинного тощего тела, и она радостно смеется.

К нам присоединяется Клык:

— Тогда пригласи парочку нам на обед.

А Газзи, как пес, трясет мокрой башкой:

— Врешь! Заливаешь!

— И ничего я не вру. Я вам всем сейчас покажу. Смотрите! — и она ныряет обратно в воду.

Тем временем подгребают и Надж с Игги. Так что мы все в сборе для демонстрации.

— Я издалека не ослышался? — переспрашивает Игги. — Она теперь и с рыбами еще что ли разговаривает?

Вдруг на поверхность воды у самого берега всплывает шестифутовая акула. Пасть разинута, и от Газа она — на расстоянии вытянутой руки. Никто из нас не издал ни звука — так уж мы запрограммированы, не вопить в опасности. Но в глазах у всех застыл ужас.

Прыгаю в воду, хватаю Газзи и тащу на берег. Он окаменел от страха и еле волочится. Меня преследует мысль, что мою ногу вот-вот оттяпают смертоносные челюсти.

Тут и Ангел выныривает. Там не глубоко — всего только по грудь — она вполне сможет взлететь. Сигналю ей молча, давай немедленно вверх. Но она только хохочет.

— Не бойтесь, мы с ней уже подружились. Она просто приплыла поздороваться.

Акула сделала круг и уже совсем близко к Ангелу. Сердце у меня в пятках. А вдруг она только думает, что может разговаривать с рыбами.

— Давай, покажи им! Помаши им плавником! — говорит Ангел акуле, и я готовлюсь взлететь и вырвать ее прямо из страшной зубастой пасти.

Но тут, прямо у нас на глазах, акула буквально ложится на бок, высовывается из воды и слегка шевелит плавником.

— Ни хрена себе! — выдыхает Газман. Решаю признать это выражение восторга вполне допустимым. На сей раз ради исключения.

— Будьте любезны, нельзя ли и меня посвятить в то, что там происходит? — сердится Игги.

— Ангел только что заставила акулу помахать нам плавником, — все еще задыхаясь, объясняет ему Надж.

— А… ка…?

Еще три акулы выплывают к Ангелу на мелководье. И все четыре разом встают на хвост и трясут плавниками.

Ангел веселится:

— Что, здорово? Поверили мне теперь?

Тотал скачет у моих ног, взрывая песок маленькими коготками:

— Ништяк! Клево! Пусть еще разок подпрыгнут.

Колени у меня ватные. Мне бы сесть.

— Очень даже интересно, моя девочка, — говорю я заплетающимся языком. Но стараясь казаться спокойной. — Только лучше попроси их теперь уплыть поскорее.

Ангел наклоняется, что-то говорит акулам, и они медленно разворачиваются мордами в океан.