Страна желанная(изд.1955)-без илл. - Бражнин Илья Яковлевич - Страница 68

У ненаписанного письма существовал ненаписанный адрес. «Передашь комиссару…» — это были последние слова, какие в силах был сказать и успел сказать сыну Шергин. Что значило это «комиссару» в устах умирающего партизана? Комиссар — это большевик, поставленный партией в авангард армии пролетариев, борющихся за новую жизнь, как боролся за неё сам Шергин. Ему, комиссару, передавал умирающий своего сына. Так прочитал Самарин ненаписанное письмо, после чего медленно сложил листок вчетверо и, вздохнув, спрятал в карман заношенной солдатской гимнастёрки.

— Всё ясно, — сказал он, не выходя ещё из состояния задумчивости и принимаясь медленно шагать по скрипучим половицам.

Потом остановился против сидящего на табурете Глебки и сказал:

— Ну, Глеб, что ж мы с тобой делать будем?

— Мне на Шелексу ладить надо, — тотчас и не задумываясь отозвался Глебка.

— Почему же обязательно на Шелексу?

Глебка помолчал, потом сказал насупясь и негромко:

— Батя так велел.

Самарин хмыкнул и снова принялся расхаживать из угла в угол.

— Что же ты в Шелексе намерен делать?

Глебка снова помолчал и, наконец, сказал решительно:

— Я в партизаны, заместо бати.

Самарин покачал головой и бегло оглядел угловатую Глебкину фигурку.

— Сколько же тебе лет?

— Четырнадцать, пятнадцатый.

— Маловато.

— Чего маловато? В самый раз.

— Может быть, для других дел и в самый раз, например, для того, чтобы учиться, а вот для того, чтобы воевать, маловато.

Глебка помрачнел, но, не оставляя своих решительных намерений и решительного вида, сказал:

— Я ихнего сержанта на месте положил!

— Слыхал. Молодец! Но это не меняет дела. От этого тебе не прибавилось лет.

Глебка не нашёлся, что возразить на это, и замолчал, исподлобья поглядывая на шагавшего по избе комиссара. Молчал и Самарин. Он тоже поглядывал на Глебку. Оба точно присматривались друг к другу, прежде чем продолжить начавшийся спор о Глебкиной судьбе.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ. БУДУЩЕЕ ЗОВЁТ

По глубокому убеждению Самарина, всё, что перенёс и претерпел Глебка, все преодоленные его волей трудности давали ему право решающего голоса при устройстве своей судьбы. Но, с другой стороны, парнишке всего четырнадцать, лет…

Самарин помотал головой, словно его одолевала назойливая мошкара, и остановился возле стола. Рука его легла на кипу газет и брошюр, громоздившихся на самом краю. Он повернулся к Глебке и спросил:

— Ты грамотен?

— А то нет, — откликнулся Глебка, даже чуть обидевшись.

- Хорошо, — кивнул Самарин. — С почерком как? Быстро пишешь?

— Как следует быть пишу.

— Сейчас проверим. Сядь поудобней.

Глебка, сидевший на краешке табурета и боком к столу, повернулся, придвинул табурет и сел как следует. Самарин одним движением руки отодвинул в сторону кипу газет, подал Глебке ручку с пером и раскрыл общую тетрадку без линеек. Потом взял со стола тоненькую брошюру, раскрыл её посредине и положил перед Глебкой.

— Перепиши вот отсюда полстранички.

Глебка, подвинул к себе тетрадку и с минуту нерешительно поглядывал на раскрытую перед ним тонкую книжечку, не зная, с чего начать переписку. Потом взгляд его остановился на строчках, жирно обведённых синим карандашом, и с них Глебка и решил начать. Он осторожно обмакнул перо в водянистые чернила, налитые в обломок стеклянной рюмки, и начал старательно выводить: «Мы, партия большевиков, Россию убедили. Мы Россию отвоевали у богатых для бедных, у эксплуататоров для трудящихся. Мы должны теперь Россией управлять…»

Глебка приостановился и прикинул глазом, ровно ли ложатся строки. Всё как будто было в порядке. Глебка нагнул голову слегка на бок и, шевеля губами, шёпотом прочёл: «Мы Россию отвоевали у богатых для бедных…»

Глебка остановился, словно перед каким-то невидимым препятствием. До сих пор он механически переписывал слово за словом, не вникая в смысл переписываемого. И вдруг случайно повторённая фраза всё переменила, и Глебке открылся внезапно смысл этих слов, которые выходили из-под его пера. Слова перестали быть отдельными и плотно сцепились друг с другом в одно неразрывное целое, в одну ясную и точную мысль. И самое удивительное в этих словах было то, что они были уже знакомы Глебке. Да-да. Несомненно. Он уже их слыхал. Он знает их… «Мы Россию отвоевали у богатых для бедных…» Ну, конечно. Это ж батя говорил их. Ну да. На крыльце сторожки. В день пожара на станции. Выходит, что батя уже тогда знал эти слова, эти мысли…

Это совпадение поразило Глебку, как чудо. Он завертелся на табуретке и чуть не опрокинул высокую пачку брошюр. Самарин вышел зачем-то на другую половину избы, но Глебка не обратил на это никакого внимания. Он с изумлением потрагивал пальцами шершавые серые страницы, на которых мутноватым нечётким шрифтом отпечатаны были сказанные батей слова. Казалось, эти страницы, эта книжка скрывала какую-то тайну… Глебка принялся быстро переворачивать листы один за другим, пока не дошёл до обложки. На обложке крупными буквами было напечатано: «В. Ленин. Очередные задачи советской власти»…

Глебка глядел на книжку, как зачарованный, снова и снова перечитывая её заголовок. Ленин… И батины слова… Может, там и ещё что напечатано, что батя говорил…

Глебка тотчас решил доискаться этих слов, хотя бы для того пришлось переписать всю книжку. А что в самом деле? Что ж тут такого? Возьмёт и перепишет всю, от начала до конца. Он решительно подвинул к себе тетрадку, подвернул обложку, устроился поудобней на табуретке и обмакнут перо в чернила.

Но работа как-то сразу не заладилась. Знакомые слов больше не попадались. Наоборот, Глебка скоро потерялся среди совершенно не знакомых ему раньше слов. Переписка вдруг снова приняла какой-то механический характер. Но Глебка не хотел теперь этого механического переписывания и совсем забыл о том, что надо стараться писать покрасивей. Он торопился, досадовал, ёрзал на табуретке, потел и кончил тем, что в конце второй страницы поставил жирную, ветвистую кляксу.

— Так, — сказал вернувшийся Самарин, останавливаясь за Глебкиной спиной. — Ну и наковырял. А ведь начал было куда с добром.

Самарин показал рукой на первые переписанные Глебкой фразы. Глебка шумно задышал и покраснел до ушей. Он пробежал глазами эти первые строки, и в глаза точно прыгнули знакомые уже слова.

— Это я знаю, — сказал он поспешно. — Это мне батя говорил. Вот: «Мы Россию отвоевали у богатых для бедных…» Ей-богу.

— Добро, — сказал Самарин. — А что ещё тут тебе известно?