Действуй, Принцесса! - Климова Юлия - Страница 2

Лиза оказалась права. Утром ко мне пришла мать Павла и потребовала немедленно прекратить отношения с ее сыном. Кем я была в ее глазах? Самой обыкновенной деревенской девчонкой, не блещущей красотой, носившей старую одежду, малообразованной, простой. А еще Мария Александровна Акимова считала меня хитрой и ловкой пронырой, готовой на все, лишь бы пролезть в их семью и хорошо устроиться в Москве. Но в моей душе была лишь искренняя любовь… И больше ничего.

«Ты для меня значишь очень, очень много. Но я должен… Должен поступить так, как просит она! У меня есть обязательства…» – вот что сказал Павел, когда мы встретились на развилке дорог и судьбы. Я видела в его глазах боль, но гордость и отчаяние развернули меня на сто восемьдесят градусов и подтолкнули к дому. Мы расставались на годы.

Из города тетя Тома вернулась не одна, а в обществе статной черноволосой женщины по имени Карина Филипповна – моей настоящей тети. Она практически сразу увезла меня в Москву, насмешливо объяснив по дороге, какое положение занимают мои родственники. «Ланье – одна из самых известных фамилий, глупышка. Нашей семье принадлежит весь ювелирный мир. Принадлежит вместе с потрохами, прошлым, настоящим и будущим. Теперь ясно?»

Карина Филипповна вела машину по шумным городским улицам, а я и не догадывалась о том, что ждет меня впереди.[1]

Вот так я оказалась в богатом доме моей бабушки – женщины властной и высокомерной, не склонной к иллюзиям и сомнениям, точно знающей, как кому жить, что можно делать, а что нельзя. Это она, Эдита Павловна, много лет назад отправила меня в деревню «на вечное заточение», «на радость» тете Томе, но потом передумала. Я слишком походила на мать, а не на отца, и бабушке было трудно простить мне постоянное напоминание о той, что посмела полюбить другого человека и попросила развод. Развод… О, такое не должно происходить в семье Ланье! Особенно если оставить собираются сына Эдиты Павловны… Но годы шли, и тяжесть совершенной несправедливости не давала бабушке покоя, к тому же срочно требовалась наследница, способная со временем принять на себя ответственность за Ювелирный дом Ланье.

Родственников я не помнила, и пришлось с ними знакомиться. Еще одна тетя – Нина Филипповна, дядя – Семен Германович Чердынцев и двоюродная сестра – Валерия. Очень разные люди.

В честь моего возвращения бабушка устроила званый ужин, который, наверное, правильнее назвать светским приемом. Я надела красивое платье, туфли и ожерелье, найденное под подушкой, чем шокировала всех, кого только можно. Оказалось, это не дешевая безделушка, а украшение, ранее принадлежавшее Екатерине Второй и впоследствии, спустя много лет, ставшее символом Ювелирного дома Ланье. Символом, исчезнувшим давным-давно. Кто же подарил мне его на тринадцатилетие? Разгадка ждала своего часа.

В конце августа меня отправили в частную школу, где я провела три интересных, счастливых и спокойных года. Эдита Павловна навещала меня редко, но это не мешало ей внимательно следить за моими оценками и планировать мою жизнь. Временами она посылала пакет гостинцев со своими служащими – то одним, то другим. Чаще всего приезжал Тим. Высокий, независимый, красивый, он сводил с ума моих одноклассниц – они считали нас парой и не верили моим заверениям, что отношения у нас приятельские, не более того. Когда я вернулась в дом Эдиты Павловны, Тим признался, что я ему нравлюсь, но в моей душе по-прежнему жила любовь к Павлу. Я не могла справиться с этим чувством, ругала себя за категоричность, гордость и мечтала, мечтала, мечтала…

Бабушка решила сразу ограничить мою личную свободу – я имела право встречаться только с достойным молодым человеком из хорошей семьи, за которого после окончания университета должна выйти замуж. Шаг вправо, шаг влево – преступление, вечный позор, пятно на истории семьи Ланье.

Прилюдная казнь в случае непослушания мне, правда, не грозила (Эдита Павловна не выставляла напоказ семейные «трагедии»), но какие-нибудь суетливые карлики наверняка бы замуровали меня в подвале на веки вечные или великаны-горбуны засунули бы меня в бочку, засмолили ее и бросили в Москву-реку. Иногда по взгляду и тону бабушки я вполне могла предполагать нечто подобное.

Ее выбор пал на… Павла Акимова. Я испытала шок! Судьба плотно сжимала кольцо вокруг нас, подкидывала то одно испытание, то другое и терпеливо не ставила точку, предлагая шанс, надежду, веру, и не торопила. Да, Эдита Павловна решительно выбрала мне в мужья именно того, о ком тосковало мое сердце! Наша встреча получилась необычной, взволнованной, терпкой, острой, холодной, теплой… Мы, казалось, потерявшие друг друга навсегда, вдруг перешагнули все мыслимые и немыслимые запреты и смешали прошлое, настоящее и будущее. И неоткуда было ждать проблем – наши отношения были одобрены и моей бабушкой и матерью Павла. У Марии Александровны моя персона больше не вызывала резкого «Ни за что на свете!» – теперь я была наследницей Ланье, а перед этим меркло даже мое деревенское детство. И дорога к счастью (о чудо!) измерялась смешными метрами.

Так случилось, что тайну ожерелья мне помог разгадать отец Павла. Он рассказал о том, что моя мама полюбила другого человека, но папа и бабушка не позволили ей забрать меня и уйти. Я вспомнила некоторые факты, слова, хорошенько поразмыслила и поняла, кто много лет назад положил украшение под подушку, – Клим Шелаев, сын любимого человека моей мамы и враг нашей семьи. Отправившись к Шелаеву, я хотела услышать подтверждение моей догадки, хотела посмотреть в его глаза в тот момент, когда я скажу правду. Но, увы, в этой игре я не стала победителем. Оказалось, бабушка разорила отца Клима, и тот вскоре умер от инфаркта. Эта история буквально стоит у меня за спиной, время от времени хлопает по плечу и не дает покоя.

Шелаев, похоже, считает меня оружием в своих руках. Нет, не так. Он считает, что даже без его особого участия я рано или поздно взорву спокойную размеренную жизнь дома Ланье. А он будет сидеть в партере и с улыбкой наблюдать.

События и открытия навалились на меня с такой силой, что я устремилась к Павлу – только он мог утешить, только он мог спасти. Мы бросились в объятия друг друга и долго не замечали ничего вокруг. Детская обида таяла, душа успокаивалась, но настойчивые вопросы кружились в моей голове и требовали внимания.

«Ты говорил, что ездил с отцом к бабушке в прошлом году… А ты заходил в мою деревню? Искал меня?» Я предчувствовала ответ, боялась его… «Нет… У меня есть обязательства перед семьей, и ты это знаешь…» Вот так. В стоптанных босоножках, в выцветшем сарафане он не мог принять меня (такую партию не одобрила бы его мать), но если я – внучка Эдиты Павловны Ланье… Тогда другое дело.

Сердце ныло, горело, гибло, но я нашла в себе мужество сказать «прощай». Мне нужна другая любовь. Настоящая. Не предательская. Которую не кладут на полированную полку с надписью: «Проверено. Одобрено. Удобно».

«Прощай». Хорошее слово. Сильное. Нужно только не забывать его и не оглядываться назад.

Мне хотелось чуть-чуть счастья, совсем немного… Я нуждалась в поддержке, в добром, чутком человеке, готовом заслонить меня собой, если придется. Меня измучили одиночество, а также сдержанность, строгость и холодность мира Ланье, в моей душе было слишком много нерастраченного тепла.

Дома, выпив на кухне чай, я окончательно и бесповоротно простилась с прошлым – и ноги сами понесли меня на третий этаж, к Тиму.

В дверь я постучалась смущенно и робко. Еще на предпоследней ступеньке моя решимость пошла на спад. Удивительно, с какой скоростью и силой обостряются чувства в минуту отчаяния и с какой поспешностью они рассыпаются чуть ли не в пыль, лишь потребуется совершить пусть маленький, но подвиг. Мне предстояло преодолеть смущение и страх – ни того ни другого я никогда не испытывала рядом с Тимом, а вот теперь… Хотя, надо признать, неловкость изредка присутствовала в наших приятельских отношениях…