Мечи в тумане - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 13

В то же самое время он начал смутно догадываться, что каким-то образом прикреплен к тому, на чем спал, в особенности в районе кистей, плеч и груди.

Впрочем, ноги его казались сравнительно свободными, хотя у коленей что-то мешало. Поскольку же, перевернувшись вместе с кроватью, Фафхрд оказался частично лежащим на низком столике и упирался головой в стену, он с помощью очередного могучего поворота и рывка встал на ноги с кроватью на спине.

Оказавшись в вертикальном положении, он огляделся. Занавешенная дверь выделялась на фоне мрака более светлым пятном, и Фафхрд устремился к ней. Кровать застряла в дверном проеме, не давая ему пройти, однако в конце концов, покрутившись так и сяк, Северянин одолел и это препятствие и двинулся вперед со шторой на лице. Он смутно подумал, что выпитое вино, должно быть, парализовало ему руки или какой-то колдун наложил на него заклятие. Уж больно унизительно было Фафхрду идти с руками, поднятыми к ушам. К тому же его голове, щекам и подбородку почему-то было прохладно, – вероятно, и тут не обошлось без черной магии.

В конце концов штора сползла с его головы и он увидел перед собой довольно низкую арку, а за ней – что, впрочем, не произвело на него особого впечатления – толпу коленопреклоненных и раскачивающихся из стороны в сторону людей.

Опять наклонившись, Фафхрд пролез под аркой и выпрямился. Свет факелов буквально ослепил его. Северянин остановился и заморгал ресницами. Когда его глаза немного привыкли к свету, он увидел Серого Мышелова – это было первое, что хоть как-то возвратило Северянина к действительности.

Он тут же вспомнил, что Мышелов был последним человеком, с которым он пил. А значит – в этих делах затуманенный ум Фафхрда работал на удивление быстро, – значит, Мышелов и увел у него из-под носа кварту или даже больше столь ценного снадобья. Северянина обуял неистовый, но праведный гнев, и он набрал в легкие как можно больше воздуха.

Это пока все о Фафхрде и о том, что он увидел.

А вот толпа – впавшая в экзальтацию, поющая и рыдающая толпа – увидела нечто совершенно иное.

Она увидела мужчину божественного сложения, его руки были высоко подняты, а сам он привязан к какой-то раме. Могучего, мускулистого мужчину в одной набедренной повязке, с бритой головой и лицом мраморной белизны, которое казалось на удивление юным. И на этом мраморном лице застыло выражение невыразимой муки.

Если толпе и нужно было еще доказательство (хотя вряд ли), что перед ней стоит бог, всеблагой Иссек, которого она призывала в своих страстных криках, то такое доказательство тут же было представлено: семифутовое видение заорало громовым басом:

– Где кувшин? Кувшин где?

Тут уж даже те несколько человек, что до сих пор оставались стоять, рухнули на колени, а кое-кто из них даже простерся ниц. Стоявшие на коленях лицом в другую сторону принялись поворачиваться на месте, словно перепуганные крабы. Несколько десятков людей, включая и Бвадреса, потеряли сознание, причем у пятерых из них сердце прекратило биться навеки. Около дюжины, и в их числе семь философов и племянница ланкмарского сюзерена, сошли с ума, хотя в данный момент они ничем не отличались от остальных. Толпа прямо как один человек пришла в экстатический ужас: люди ползали по земле, корчились, били себя в грудь и по голове, закрывали ладонями глаза и в страхе смотрели сквозь щелочку между пальцами, как будто перед ними сиял нестерпимо яркий свет.

Нам могут возразить, что хоть несколько человек все же могли узнать в видении рослого служку Бвадреса. Ведь рост у того и у другого был один и тот же. Но ведь сколь разительны были и различия: служка был бородат и космат, видение – безбородо и лысо и, как ни странно, даже безброво; служка всегда ходил в балахоне, видение было почти голым; служка пел приятным высоким голосом, видение хрипло ревело примерно на две октавы ниже.

И наконец, видение было на чем-то растянуто (не иначе как на дыбе) и, мучительно рыча, требовало свой кувшин.

Словом, толпа, как один человек, покорилась.

За исключением, естественно, Серого Мышелова, Грилли, Виггина и Кватча. Они очень хорошо знали, кто стоит перед ними. (Пульг, конечно, знал тоже, однако он, человек вообще-то очень проницательный и теперь твердо обратившийся в иссекианство, просто решил, что Иссек счел нужным явиться им в облике Фафхрда и что им, Пульгом, двигало само провидение, когда он готовил тело Северянина для этой цели. Он даже немножко гордился тем, какое важное положение ему удалось занять в процессе перевоплощения Иссека.)

Однако трех его соратников религиозный экстаз обошел стороной. Правда, Грилли пока не мог ничего предпринять: Пульг все еще лихорадочно цеплялся за его руку.

Но вот Виггину и Кватчу никто не мешал. Несмотря на известное тупоумие и отсутствие привычки действовать по собственной инициативе, они сразу поняли, что гигант, которого нужно было убрать с дороги, может испортить всю игру их странноватому хозяину и его ловкому помощнику в сером одеянии. Более того: они прекрасно знали, что за кувшин с такой яростью требует Фафхрд и кто этот кувшин стянул и опорожнил, поэтому ими, кроме всего прочего, двигал и страх, что Фафхрд может их увидеть, вырваться из своих оков и отомстить.

Молодчики поспешно взвели свои арбалеты, вложили стрелы, встали на одно колено, прицелились и выстрелили прямо в обнаженную грудь Фафхрда. Кое-кто в толпе заметил это; послышались крики ужаса, вызванного таким злодейством.

Стрелы ударились Фафхрду в грудь, отскочили и упали на булыжники. В этом не было ничего удивительного, поскольку это были стрелы для охоты на мелких птиц (с деревянными шишечками на конце), которыми предусмотрительный Мышелов заполнил колчаны своих соратников.

Толпа охнула при виде такой неуязвимости Фафхрда и тут же разразилась криками радости и удивления.

Но, хотя такими стрелами поранить человека невозможно даже с близкого расстояния, укусы их тем не менее весьма чувствительны и для одеревеневшего тела человека, выпившего недавно не одну кварту вина, Фафхрд зарычал, задергал руками и сломал раму, к которой был привязан.

Толпа истерически завизжала: ее глазам был явлен еще один акт драмы Иссека, которую так часто декламировал нараспев его служка-великан.

Кватч и Виггин, увидев, что их арбалеты почему-то стали совершенно неопасными, однако из-за тупости или опьянения не усмотрев в этом ничего сверхъестественного или подозрительного, схватились за мечи и бросились к Фафхрду, дабы сразить его, прежде чем он освободится от обломков кровати. Северянин с весьма озадаченным видом как раз этим и занимался.

Итак, Кватч и Виггин бросились вперед, но почти сразу остановились как вкопанные, очень напоминая при этом людей, которые пытаются поднять себя в воздух за собственные пояса.

Их мечи ни за что не хотели выходить из ножен. Мингольский клей – средство вполне надежное, а Мышелов твердо решил, что приспешники Пульга не нанесут никому вреда.

Но вот обезвредить Грилли ему не удалось: крошечный человечек и сам был не промах, да и к тому же Пульг все время держал его рядом с собой. Брызжа пеной, словно разозленная лисица, Грилли наконец вырвал руку из пальцев своего впавшего в религиозный экстаз хозяина, выхватил бритву и ринулся к Фафхрду, который к этому моменту уже понял, что ему мешало, и под приветственные крики толпы с наслаждением расправлялся с остатками докучливой кровати.

Но Мышелов среагировал еще быстрее. Завидев, что человечек в сером бросился к нему, Грилли мгновенно сделал в его сторону два ложных выпада и один настоящий, который едва не достиг цели. После этого, правда, он резко утратил интерес к фехтованию, поскольку стал быстро терять кровь: лезвие у Кошачьего Когтя было хоть и узкое, но вполне пригодное для перерезания глоток (ни загнутого острия, ни зазубрин на конце этот кинжал не имел – вопреки утверждениям кое-кого из ученых педантов).

После короткой схватки с Грилли Мышелов оказался совсем рядом с Фафхрдом. И тут до него дошло, что он все еще держит в левой руке сделанное Фафхрдом золотое изображение кувшина. В голове у Мышелова тут же промелькнула вереница идей, которые мгновенно воплотились в действия, последовавшие одно за другим, словно фигуры танца.