Мечи против смерти - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 43

Фафхрд кивнул, не отрывая глаз от башни.

– Сегодня мы потеряли целое состояние и верного охотника. Однако ночь еще не кончилась. Меня очень заинтересовали эти смертоносные тени.

– Что ты хочешь сказать? – удивился Мышелов.

– Что за угол этой башни нетрудно зацепить кошку с привязанной к ней веревкой, и как раз такая веревка обмотана у меня вокруг пояса. С ее помощью мы поднялись на крышу Муулша, и я хочу опять ею воспользоваться. Не трать лишних слов, малыш. Муулш? Нам нечего его опасаться. Он видел, что камень унесла птица. Зачем же ему посылать стражников, чтобы те обыскали крышу? Я знаю, что при моем появлении птица улетит. Но она может уронить камень, или тебе удастся сбить ее пращой. К тому же у меня свое мнение насчет всех этих дел. Отравленные когти? На мне будут перчатки и плащ с капюшоном, а в руке кинжал. Вот что, малыш, не спорь. Нам подойдет вон тот угол башни, на противоположной стороне от дома Муулша и реки. Вон тот, с маленьким обломанным шпилем. Берегись, башня, мы идем!

И он потряс кулаком.

Натягивая веревку, по которой Фафхрд лез на стену башни. Мышелов мурлыкал что-то под нос и настороженно поглядывал по сторонам. Он чувствовал себя явно не в своей тарелке: ему не нравилась и дурацкая затея Фафхрда, и молчаливый, заброшенный древний храм, и то, что, судя по всему, этой ночью удача отвернулась от них.

Заходить в подобные места было запрещено под страхом смерти, никто не знал, какое зло может там таиться, копя в одиночестве свой яд. Кроме того, луна светила слишком уж ярко: Мышелов даже поморщился, когда подумал, какие прекрасные мишени представляют собой они с Фафхрдом на фоне светлой каменной кладки.

В ушах у него гудело от низкого и мощного рева, издаваемого водами Хлала, которые неслись и бурлили у основания противоположной стены. В какой-то миг Мышелову даже показалось, что весь храм вибрирует, словно Хлал вгрызается в его внутренности.

У ног Мышелова чернела тьма – пропасть шириною футов шесть, отделяющая склад от башни. Внизу можно было разглядеть обнесенный стеной сад храма, заросший какими-то бледными полусгнившими травами.

Но посмотрев туда, Мышелов увидел нечто, из-за чего его брови поползли вверх, а по затылку побежали ледяные мурашки. По залитому лунным светом саду скользила на первый взгляд человеческая, но при этом совершенно бесформенная фигура.

У Мышелова создалось впечатление, что у этой странной фигуры нет утолщений и сужений, свойственных человеческому телу, лицо совсем гладкое, и вся она до отвращения напоминает гигантскую лягушку ровного темно-коричневого цвета.

Существо скрылось в направлении храма. Что это было такое, Мышелов и представить не мог.

Желая предупредить Фафхрда, он взглянул вверх: варвар уже втискивался в узкое окно, находившееся на головокружительной высоте. Кричать не хотелось, и Мышелов начал было уже подумывать, чтобы тоже взобраться на стену по веревке. Все это время он продолжал мурлыкать песенку, которую любили напевать воры, полагая, что она навевает сон на обитателей намеченного для ограбления дома. Мышелову страшно хотелось, чтобы луна скрылась наконец за облаком.

Затем, как внезапное воплощение его страхов, какой-то предмет чиркнул его по уху и глухо ударил в стену храма. Мышелов сразу понял, что это было – выпущенный из пращи глиняный шарик.

Он пригнулся, и еще два снаряда просвистели у него над головой. По силе удара о стену Мышелов понял, что пращник находится где-то неподалеку и стремится его убить, а не просто оглушить. Мышелов окинул взглядом освещенную луной крышу, но никого не заметил. Бросившись на колени, он мгновенно сообразил, что ему надо делать, если он хочет помочь Фафхрду. Был только один быстрый путь к отступлению, и Мышелов его тут же и избрал.

Схватившись покрепче за веревку, он нырнул в пропасть между строениями; еще три глиняных шарика ударились о стену.

Добравшись до узкого оконного проема и ощутив под ногами твердую почву, Фафхрд понял, почему ему не давали покоя полустертые непогодой древние резные изображения на стенах: каждое из них так или иначе было связано с птицами, главным образом с хищными, и даже в каждой фигурке человека присутствовало что-нибудь птичье – голова с клювом, или крылья, как у летучей мыши, или когти на ногах и руках.

Оконный проем, в котором он стоял, был окаймлен изображениями этих существ, а камень наверху, за который зацепилась кошка, представлял собою искусно вырезанную голову охотничьего сокола. От столь неприятного совпадения мощная преграда внутри Фафхрда, которая сдерживала страх, чуть подалась, и трепет, даже ужас стал просачиваться в его мозг, притупляя гнев, вызванный страшной смертью Кускры. Но в то же время Фафхрд утвердился в кое-каких предположениях, пришедших чуть раньше ему на ум.

Он огляделся. Черная птица, похоже, скрылась внутри башни; в скудном свете луны Фафхрд видел замусоренный чем-то каменный пол и приоткрытую дверь, за которой зияла чернота. Вытащив длинный кинжал, Фафхрд осторожно двинулся вперед, ощупывая ногой каждый камень старинной кладки.

Сначала вокруг было совсем темно, но потом глаза Северянина немного привыкли к полумраку. Камни под ногами постепенно становились все более скользкими. И все сильнее бил в ноздри едкий и отдающий плесенью птичий запах.

Кроме того, чуткие уши Фафхрда улавливали какие-то мягкие непрерывные шорохи. Он уговаривал себя, что нет ничего удивительного в том, что птицы, быть может, голуби, гнездятся в заброшенной постройке, однако что-то смутно подсказывало, что верны его худшие предположения.

Миновав выступающие каменную панель, Фафхрд вступил в верхнее помещение башни.

В проникавшем через два отверстия в высоком потолке лунном свете слабо вырисовывались стены с нишами, уходившие далеко влево. Рев Хлала звучал приглушенно, словно доносился сюда не по воздуху, а сквозь камень. Постепенно Фафхрд приблизился к полуоткрытой двери.

В ней было прорезано небольшое зарешеченное окошко, словно это была дверь тюремной камеры. В более широкой части помещения у стены высился алтарь, украшенный какими-то резными изображениями. А по обе стороны алтаря, на спускавшихся ступенями уступах, виднелись маленькие черные пятна.

И вдруг Фафхрд услышал пронзительный фальцет:

– Человек! Человек! Убить его! Убить!

Несколько черных пятен снялись со своих мест и, расправив крылья, стали быстро приближаться к нему.

Поскольку Фафхрд опасался именно чего-то в этом роде, он накинул на обнаженную голову капюшон и принялся размахивать перед собою кинжалом. Теперь он мог как следует рассмотреть эти существа: черные птицы с грозными когтями, как две капли воды похожие на тех, с которыми сражался Кускра, с клекотом набрасывались на него, словно научившиеся летать бойцовые петухи.

Поначалу Фафхрд решил, что ему легко удастся отбить их атаку, но на деле это оказалось все равно что сражаться с вихрем теней. Нескольких он вроде бы зацепил, кто его знает, да это и не было важно. Фафхрд почувствовал, как острые когти вонзились ему в левую кисть.

Оставалось одно: Фафхрд бросился в приоткрытую дверь, захлопнул ее за собой, и, заколов птицу, мертвой хваткой вцепившуюся ему в руку, отыскал на ощупь ранки от ее когтей и принялся высасывать яд, чтобы тот не проник ему в кровь.

Прижавшись спиною к двери, он слышал, как птицы в бессилии хлопают крыльями и злобно каркают. Убежать отсюда было практически невозможно: внутренняя комнатка и впрямь представляла собою камеру, освещаемую лишь слабыми отблесками луны, падавшими сквозь зарешеченное окошко. Фафхрд никак не мог придумать, каким образом ему добраться до проема в стене и спуститься вниз: когда его руки будут заняты веревкой, он окажется во власти чудовищных птиц.

Он хотел было криком предупредить Мышелова, но передумал: с такого расстояния тот вряд ли разберет слова и может оказаться в точно такой же ловушке. В бессильной ярости Фафхрд пнул ногой убитую птицу.

Но мало-помалу его страх и ярость улеглись. Птиц больше не было слышно, они не бились о дверь и не цеплялись с клекотом за решетку.