Мечи против смерти - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 34

Раскачивая свое могучее тело над пропастью, Фафхрд закончил стишок:

– Но вкуснейшее яство – он сам.

– Тише, Фафхрд! – наклонясь и к чему-то прислушиваясь, прошипел Мышелов. – Кажется, я слышал звук удара.

Фафхрд рассеянно присел на краю обрыва.

– Не мог ты ничего слышать, даже если высота здесь вдвое меньше, чем когда мы в последний раз заглядывали в эту пропасть, – заверил он приятеля.

– Но кто это был? – нахмурившись, спросил Мышелов. – Он похож на уроженца Клеша.

– Ага, особенно если учесть, что до клешских джунглей отсюда как до луны, – ухмыльнувшись, напомнил Фафхрд. – Какой-нибудь обмороженный до черноты полоумный отшельник, наверное. Говорят, в этих горушках встречаются всякие странные типы.

Запрокинув голову. Мышелов принялся изучать головокружительную вершину в милю высотой и заметил нишу над тропой.

– Интересно, есть там еще кто-нибудь? – с тревогой спросил он.

– Тронутые обычно ходят в одиночку, – вставая, успокоил его Фафхрд. – Пошли, ворчунишка, раз тебе нужен горячий завтрак, нам пора идти. Если древние предания не врут, мы к восходу достигнем Стылых Пустошей, а там по крайней мере есть хоть какие-то деревья.

В этот миг в нише, откуда спрыгнул их противник, вспыхнуло зарево. Оно пульсировало, становясь то фиолетовым, то зеленым, то желтым, то красным.

– А это еще что? – задумчиво проговорил Фафхрд, в котором наконец пробудился интерес к происходящему. – О том, что в гряде Бренных Останков бывают огненные сполохи, древние предания умалчивают. Если б мне хотелось тебя подзадорить, я предложил бы тебе подняться на этот холмик и самому….

– Ну уж нет, – перебил Мышелов, таща гиганта за рукав и проклиная себя за то, что начал задавать вопросы. – Я хочу, чтобы мой завтрак был приготовлен на нормальном огне. И я буду далеко отсюда, прежде чем это зарево увидят еще чьи-нибудь глаза.

– Да никто его не увидит, – с улыбкой ответил Фафхрд, покорно идя вслед за другом по тропе. – Вот уж любитель тайн на мою голову. Смотри, сияние уже почти погасло.

Но разноцветные сполохи увидел по крайней мере еще один глаз – размером с осьминожий и яркий, как Сириус.

– Гляди-ка, Фафхрд! – несколько часов спустя, уже утром, весело закричал Серый Мышелов. – Это знамение, чтобы отогреть наши замерзшие сердца! Зеленый холм подмигивает окоченевшим путникам, он строит нам глазки, словно умащенная зелеными притираниями смуглая клешская куртизанка!

– Должно быть, он и не менее пылок, чем клешская куртизанка, – в свою очередь обходя громадный валун, добавил могучий Северянин. – Видишь, он растопил весь снег.

Так оно и было. На горизонте снега и ледники Стылых Пустошей светились зеленовато-белым сиянием, но совсем рядом виднелось небольшое незамерзающее озерцо. И хотя воздух вокруг был студеным и дыхание путешественников вырывалось изо ртов облачками пара, на коричневатой тропе, по которой они шли, снега не было.

У ближайшего берега озерца высился холм, который имел в виду Мышелов, а на склоне холма, отражая лучи утреннего солнца, ослепительно блестела какая-то точка.

– Может быть, – не стал возражать Фафхрд. – Не знаю, клешская это куртизанка или холм, но у него несколько лиц.

Фафхрд попал в самую точку. При богатом воображении, бугристые склоны холма можно было принять за какие-то чудовищные лица с закрытыми глазами – кроме одного, который мерцал перед ними. Ближе к подножию холма лица, словно восковые, стекали вниз каменными ручейками – или это были слоновьи хоботы? – впадая в зеркальную, похожую на кислоту воду. Тут и там на фоне зелени краснела небольшая скала; это напоминало то ли о пятнах крови, то ли о красногубых ртах. Округлая вершина холма разительно отличалась по цвету и, казалось, была сделана из розовато-телесного мрамора. И она тоже что-то напоминала – скорее всего лицо спящего великана. Ее пересекал пласт ярко-красного камня – это могли быть великаньи губы. Из щели в красном пласте поднимался легкий туман.

Холм был явно вулканического происхождения. Словно какая-то дикая, первобытная сила, более необузданная, чем все известные Фафхрду и Мышелову, вынесла земную плоть на поверхность и та навечно застыла, соприкоснувшись с молодым и еще слабым миром, – застыла в постоянном бдении, ожидании, томлении.

А потом иллюзия исчезла – четыре лица пропали, черты пятого заколыхались и стали нерезкими. Холм снова стал холмом – вулканической причудой Стылых Пустошей, зеленым холмом со сверкающей точкой на склоне.

Фафхрд шумно вздохнул и принялся обозревать дальний берег озера. Он был кочковатый, поросший какой-то темной растительностью, которая неприятно напоминала мех. В одном месте из него торчал каменный столб, похожий чем-то на алтарь. А вокруг густого кустарника, расцвеченного кое-где красными листьями, простирались лед и снег, на которых изредка виднелись большие камни да кучки карликовых деревьев.

Однако мысли Мышелова были заняты другим.

– Глаз, Фафхрд! Радостный, сверкающий глаз! – зашептал он очень тихо, словно находился на людной улице и его мог подслушать какой-нибудь осведомитель или соперник. – Только раз я видел такое сверкание, это было при лунном свете, в царской сокровищнице. Тот огромный бриллиант мне унести не удалось. Помешала сторожевая змея. Ее я, конечно, убил, но своим шипением она разбудила других стражей. А сейчас нужно всего лишь взобраться на холм. И если даже на таком расстоянии камень светится столь ярко, – для пущей убедительности Мышелов вцепился пальцами в ногу Фафхрда, в чувствительное место ниже колена, – сам подумай, до чего он громаден!

Северянин, слегка нахмурившись от боли, равно как от дурных опасений и предчувствий, тем не менее алчно вдохнул ледяной воздух.

– И мы, бедные мародеры с разбитого корабля, – восторженно продолжал Мышелов, – сможем рассказать изумленным и завистливым ланкмарским ворам, что не только прошли по гряде Бренных Останков, но и обчистили их по пути.

И Мышелов весело понесся по узкой тропке, переходившей в неширокую скалистую седловину над озером, которая соединяла горный массив с зеленым холмом. Фафхрд двигался не так быстро и не спускал глаз с холма, ожидая, что лица появятся снова или исчезнут вовсе. Но ни того, ни другого не случилось. Ему пришло в голову, что холм, пусть даже частично, – дело человеческих рук, да и мысль об идоле с бриллиантовым глазом не казалась такой уж невероятной. Почти добравшись до конца седловины, у самого подножия холма, Фафхрд налетел на Мышелова, рассматривавшего плоский черный камень, испещренный черточками явно искусственного происхождения, как с первого взгляда убедился Северянин.

– Руны тропического Клеша! – пробормотал он. – Откуда они взялись здесь, так далеко от джунглей?

– Надо полагать, их вырезал какой-то обмороженный до черноты отшельник, в безумном озарении научившийся клешскому языку, – язвительно заметил Мышелов. – Ты что, забыл нашего ночного гостя с ножом?

Фафхрд лишь коротко кивнул. Друзья склонились над глубоко вырезанными иероглифами, стараясь призвать на помощь свои скудные знания, полученные при изучении древних карт с изображением мест, где спрятаны клады, и чтении перехваченных у шпионов зашифрованных посланий.

– Семь черных…. – с трудом прочел Фафхрд.

– ….жрецов, – закончил Мышелов. – Это мы прочли правильно, кто бы там ни были эти жрецы. А дальше что-то про бога, зверя или дьявола – вот этот замысловатый иероглиф означает одно из трех, в зависимости от окружающих слов, которых я не понимаю. Это очень древняя надпись. И семь черных жрецов должны не то служить этому замысловатому иероглифу, не то держать его связанным, а может, и то, и другое.

– И пока будет длиться это служение, – продолжал разбирать Фафхрд, – этот самый бого-звере-дьявол будет лежать спокойно…. или спать…. или останется мертвым…. или не встанет….

Внезапно Мышелов подскочил, болтая в воздухе ногами.

– А скала-то горячая! – пожаловался он.

Фафхрд кивнул. Даже через толстые подметки своих сапог из моржовой кожи он начал ощущать странное тепло.