Мечи Ланкмара - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 9

– Пять, – бодро ответил Фафхрд. Его математические способности оставляли желать много лучшего, однако у него было вполне достаточно времени, чтобы незаметно произвести расчеты на пальцах и сообразить, к чему клонит Мышелов. – Две в одной клетке и три в другой.

– Жалкое вранье! – насмешливо протянул Льюкин. – Гнусный варвар поклянется в чем угодно, только бы ему улыбнулась барышня, перед которой он раболепствует.

– Грязная ложь! – взревел Фафхрд и, вскочив на ноги, так треснулся головой о подпалубный бимс, что схватился руками за макушку и от обжигающей боли согнулся пополам.

– Сядь на место, Фафхрд, пока я не велел тебе извиниться перед ни в чем не повинной палубой, – безжалостно и сухо скомандовал Мышелов. – Здесь тебе не варварские скандальные разборки, а серьезный цивилизованный суд! Так, значит, три плюс три плюс пять получится…. одиннадцать. Барышня Хисвет! – Он направил свой указующий перст прямо между глаз девушки с красноватыми радужками и сурово осведомился: – Сколько крыс принесли вы на борт «Каракатицы»? От вас требуется правда и ничего, кроме правды!

– Одиннадцать, – сдержанно ответила та. – Ох, как я рада, что вы наконец догадались спросить у меня.

– Это неправда! – отрезал Слинур, и чело его снова прояснилось. – Как же я не подумал об этом раньше? Мы смогли бы избежать всех этих расспросов и подсчетов. В этой самой каюте лежит письмо Глипкерио, в котором он излагает свое поручение. В нем он пишет, что доверяет мне барышню Хисвет, дочь Хисвина, и двенадцать дрессированных белых крыс. Подождите, сейчас я его достану, и вы сами увидите.

– Не нужно, шкипер, – возразила Хисвет. – Я видела это письмо и могу удостоверить, что вы сказали все правильно. Но к сожалению, за время, что прошло между отправкой письма и отплытием «Каракатицы», бедняжку Чи сожрал принадлежащий Глиппи гигантский волкодав Бимбат. – Девушка смахнула изящным пальчиком несуществующую слезинку и шмыгнула носом. Бедняжка Чи, он был самым милым из всех двенадцати. Потому-то я и не выходила из каюты первые два дня.

Всякий раз, когда девушка произносила имя Чи, одиннадцать обитателей клетки начинали трагически попискивать.

– Вы называете нашего сюзерена Глиппи? – воскликнул шокированный Слинур. – Вот бесстыдница!

– Да, барышня, вам не мешало бы последить за своими выражениями, – сурово предупредил Мышелов, все больше и больше входя в роль сурового инквизитора. – Суду нет дела до ваших родственных связей с нашим благороднейшим сюзереном Глипкерио Кистомерсесом.

– Эта маленькая хитрая ведьма лжет! – сердито заявил Льюкин. – Раздробить ей в тисках пальчики, или вздернуть на дыбу, или хотя бы завернуть посильнее за спину эту белую ручку – и запоет как миленькая!

Хисвет повернулась и высокомерно посмотрела на него.

– Я принимаю ваш вызов, командор, – спокойно сказала она и положила правую ладонь на темноволосую головку служанки. – Фрикс, дай этим господам руку или любую другую часть тела, с которой они хотели бы начать истязания. – Темноволосая служанка выпрямилась. Лицо ее было бесстрастным, губы плотно сжаты, но глаза с ужасом забегали по лицам присутствующих. Хисвет обратилась к Слинуру и Льюкину: – Если вы хоть немного знаете ланкмарские законы, вам должно быть известно, что девицу моего ранга можно подвергнуть пытке только в лице ее служанки, которая, выдерживая любую боль, доказывает невиновность хозяйки.

– Ну, что я вам говорил? – возмутился Льюкин. – Слово «хитрая» слишком слабо для такой изворотливости! – Он уставился на Хисвет и, презрительно кривя губы, добавил: – Девица!

С выражением оскорбленной невинности Хисвет холодно улыбнулась. Все еще державшийся за голову Фафхрд едва удержался, чтобы не вскочить снова. Льюкин смотрел на него и забавлялся, прекрасно понимая, что может дразнить Фафхрда сколько угодно и этому дикому варвару не хватит сообразительности дать ему достойный ответ.

Задумчиво посмотрев на Льюкина, Фафхрд проговорил:

– Да, в доспехах ты можешь смело угрожать барышне разными пытками, но сними с тебя доспехи и оставь один на один с отважной девушкой, тебе ни за что не удастся доказать ей, что ты настоящий мужчина.

Льюкин в ярости вскочил и в свою очередь с такой силой врезался головой в бимс, что охнул и покачнулся, однако схватился за висевший на боку меч. Слинур взял его за руку и силой усадил назад.

– Держи себя в руках, командор, – сурово проговорил шкипер, набираясь решимости по мере того, как остальные ссорились и играли словами. – Фафхрд, довольно оскорбительных замечаний. Серый Мышелов, судья здесь я, а не ты, и собрались мы не для того, чтобы заниматься крючкотворством, а чтобы обсудить, как отвратить угрозу. Наш конвой с зерном находится в серьезной опасности. Мы рискуем собственными жизнями. Более того: опасность будет грозить и Ланкмару, если Моварл не получит в дар зерно и на этот раз. Прошлой ночью была предательски погублена «Устрица». Этой ночью та же участь может ожидать любой из наших кораблей, а не исключено, что и все сразу. Первые два конвоя были хорошо вооружены и держались начеку, но все равно не избежали гибели. – Шкипер помолчал, давая возможность присутствующим получше переварить сказанное, затем продолжал: – Мышелов, своими играми в одиннадцать-двенадцать ты посеял во мне тень сомнения. Но тень сомнения ничего не значит, когда опасность угрожает всей нашей отчизне. Ради безопасности этой флотилии и всего Ланкмара мы немедленно утопим белых крыс и не будем спускать глаз с барышни Хисвет до самого Кварч-Кара.

– Правильно! – одобрительно воскликнул Мышелов, опережая Хисвет, и тут же добавил, словно в голову ему только что пришла блестящая мысль: – Или нет…. лучше поручите нам с Фафхрдом не спускать глаз не только с Хисвет, но и с одиннадцати белых крыс. Таким манером мы не лишим Моварла подарка, и он не оскорбится.

– Я никому не доверил бы просто наблюдать за крысами. Слишком уж они хитрые, – отозвался Слинур. – А барышню я намерен пересадить на «Акулу», где за ней смогут следить как следует. Моварлу нужно зерно, а не крысы. Он о них и не знает, поэтому у него не будет повода сердиться.

– Да нет же, он знает о них, – вмешалась Хисвет. – Глипкерио и Моварл каждую неделю обмениваются посланиями с помощью альбатросовой почты. Знаете, шкипер, Невон с каждым годом словно становится все меньше и меньше: ведь корабли – это черепахи по сравнению с могучими почтовыми птицами. Глипкерио написал Моварлу о крысах, тот порадовался подарку и с нетерпением ждет представления Белых Теней. Ну и меня тоже, – добавила она, скромно опустив голову.

– К тому же, – поспешно вставил Мышелов, – я решительно протестую – к моему великому сожалению, Слинур, – против того, чтобы Хисвет пересела на другой корабль. В приказе, отданном нам Глипкерио, который я могу показать хоть сейчас, черным по белому сказано, что мы должны неотлучно находиться при барышне, правда за пределами ее личных покоев. Мы отвечаем за ее безопасность, равно как за безопасность Белых Теней, которых – это опять-таки написано черным по белому – наш сюзерен ценит выше, чем целую кучу драгоценных камней, равную их весу.

– Вы можете находиться подле нее и на «Акуле», – возразил Мышелову Слинур.

– Я не потерплю у себя на корабле этого варвара! – выдохнул Льюкин, все еще морщась от боли.

– А я считаю ниже своего достоинства ступить на борт этой дурацкой гребной лодчонки, этого весельного червя? – парировал Фафхрд, выражая обычное презрение варваров к галерам.

– К тому же, – опять громко перебил их Мышелов, сделав укоризненный жест своему приятелю, – я считаю своим дружеским долгом предупредить вас, Слинур, что своими опрометчивыми угрозами в адрес Белых Теней и даже барышни вы рискуете навлечь на себя гнев не только сюзерена, но и самого влиятельного зерноторговца в Ланкмаре.

Слинур, не задумываясь, ответил:

– Меня заботит лишь город и конвой с зерном. Вам это известно.

Кипевший от злости Льюкин презрительно заметил:

– Серый Идиот не сообразил, что за этими уничтожениями судов с помощью крыс стоит папочка Хисвет, который только богатеет, продавая Глипкерио такое нужное народу зерно!