Один Рё и два Бу - Гурьян Ольга Марковна - Страница 19

А может быть, он и вовсе не кричал. Может быть, это сердце в ужасе билось и, словно колокол, гремело в ушах:

— Господин Рокубэй, ответьте! Ведь привратник жив?

ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЫХОД

Мало того, что никакой выгоды не было Рокубэю в том, что он убил приказчика в темном тупике, — и кошелек с деньгами пришлось отдать, и письмо пропало даром. Мало того, что он едва спасся от слуг Исао, а преследовали его почти до самого храма, и в последнее мгновенье все же удалось, схватив Мурамори за шиворот, ускользнуть сквозь лазейку в чужом огороде. Нет, как будто мало было всего этого, ждала их еще новая беда.

Утром Дзюэмон обнаружил, что нет у них ни овощей, ни риса — не из чего готовить завтрак, и, взяв корзину, отправился в знакомую лавочку. Но вместо того чтобы отпустить ему товар, приятно поговорить о погоде и обменяться новостями, лавочник замахал руками и быстро шепнул::

— Уходи! Уходи скорей!

Дзюэмон обиделся и спросил:

— Разве так встречают старого покупателя? Что, тебе мое лицо вдруг разонравилось? Смотри, я тебя разукрашу, что тебе на самого себя будет противно смотреть.

Лавочник потянул его за рукав, увел за мешки и ящики и зашептал еще скорей:

— Что ты, что ты, я тебя очень уважаю! Потому и спешу предупредить. Ведь твой дружок сегодня ночью пытался ограбить самого Сэдзи Исао…

— Это не твое дело, — прервал Дзюэмон.

— Нет, нет, разве я посмел бы вмешиваться! Но Исао так обозлился, что еще на рассвете отправился во дворец правителя жаловаться на вас. А там у него немало должников, и среди них есть важные лица и даже, ходят слухи, один из князей. И теперь приказано изловить вас в трехдневный срок.

Дзюэмон гордо ответил:

— Пусть поймают облака, гонимые ветром, и выловят отражение луны в волнах. Как они найдут нас и таком большом городе?

— Но ведь они гнались за вами, и теперь им приблизительно известно, где вы прячетесь. Сыщики и стражники окружили все соседние кварталы и останавливают всех подозрительных прохожих. Исао подробно описал им высокий рост Рокубэя, его вздернутый нос и даже шрам на скуле, где кожу так стянуло, что он похож на маленькую черно-пурпурную орхидею. И нежное личико вашего мальчишки он тоже заметил. Прошу тебя, уходи! Если тебя застанут здесь, и я погибну вместе с вами.

Тут в лавочке послышался женский голос, взывавший:

— Господин лавочник! Господин лавочник, где вы?

И Дзюэмон поскорей ушел, второпях позабыв свою корзинку.

Что же теперь было делать? Два дня они сидели не евши, даже воды не смели вскипятить, боясь разжечь огонь, чтобы соседи, увидев дым над покинутым храмом, не сообразили, где их искать.

Голод так скрутил им кишки, что уже ни о чем другом не могли они думать, и тут Дзюэмон вспомнил давнишнюю свою приятельницу, бывшую танцовщицу, вышедшую замуж за хозяина харчевни. Не видя другого выхода, он решил навестить ее, Чтобы скрыть свое лицо, он покрыл голову полотенцем и завязал его концы под носом, как делают погонщики волов. В таком виде он рискнул пробраться в харчевню, но не вошел в переднюю дверь, а отправился прямо на кухню.

Недаром жена хозяина харчевни была когда-то танцовщицей и могла по своему желанию двигаться то плавно, как тихо текущий ручей, то стремительно быстро, как поток водопада, летящего с отвесной скалы. Каждой ногой умела она выписать отдельный узор, и каждая рука жила своей особой жизнью. Поэтому ей ничего не стоило одновременно рубить ножом начинку для пирожков, месить тесто, поправлять прическу и засыпать крупу в котел. Простая ложка в ее руках казалась веером, лютней, щитом, падающим снегом, бабочкой, летающей над подносом с закусками.

Да, жена хозяина харчевни недаром была когда-то танцовщицей и умела угадывать желания своих гостей и угождать им. При виде Дзюэмона она сразу поняла, что ему нужно, не стала терять времени на поклоны, а сейчас же усадила его на соломенную подушку, придвинула низкий столик и уставила его мисками с едой.

После того как он очистил все мисочки, жена хозяина харчевни снова наполнила их, и он стал есть спокойнее, уже не подвергаясь опасности подавить-мкомым куском. Мерно двигая челюстями, Дзюэмон пожаловался на свое ужасное положение.

— Можно подумать, — сказал он, — что мы дикие звери и охотники оцепили нашу нору, а собаки уже прибираются в единственный выход.

— Ах вы, бедняжки, — сказала жена хозяина харчевни, и слезы выступили на ее глазах. — И подумать, что каждую ночь вы рискуете своей жизнью и едва добываете себе на кашу с подливкой, а этот злой Исао, который безнаказанно грабит весь город, так вероломно преследует вас! Но если есть у вас есть один-единственный выход, значит, надо выйти it него.

— Как это сделать? — спросил Дзюэмон.

Тут она улыбнулась и сказала:

— Недаром я была танцовщицей и мне приходилось иметь дело и с богатыми купцами, и с самураями. Не раз случалось, что, налюбовавшись моими плясками, они пытались незаметно ускользнуть, не заплатив обещанное. Моя жизнь научила меня разным хитростям и уверткам. Придется ими воспользоваться. Ваш Исао ищет мужчину и мальчика? Пусть ищет!

— Куда же ты? — крикнул Дзюэмон, видя, что она бежит к лестнице, ведущей на второй этаж, и уже успела перескочить через несколько ступенек.

В ответ она только махнула рукавом, и не успел Дзюэмон вылизать дочиста последнюю мисочку, как она уже вернулась с большим узлом, завязанным в клетчатую тряпку, сунула его Дзюэмону и сказала:

— Мне уж это не понадобится. Бери и уходи, пока никто тебя не увидел.

Дзюэмон подхватил узел, и она вытолкала его вон.

Когда он вернулся в храм и они развязали узел, то нашли там три женских халата, три пестрых пояса и три шляпы, широкие поля которых завязываются под подбородком. А кроме того, красиво причесанный парик и коробочку с красками и притираниями.

Через недолгое время из храма вышла, изящно согнув колени и ступая мелкими шажками, высокая молодая дама. Подбитый ватой подол ее халата расстилался веером. Ее лицо и шея были густо набелены, брови подрисованы. Видно, она очень боялась загара, потому что поля ее шляпы были так тесно притянуты к лицу, что едва можно было ее рассмотреть. Следом семенила совсем молоденькая девушка, такая уж скромница, что при виде каждого прохожего вздрагивала и заслоняла личико широким рукавом. А позади тяжело ступала полная женщина в шляпе, надвинутой так низко, что бровей совсем не было видно. Лицо у нее было мрачное и сердитое. Ведь там позади, в храме, запрятанные в мусоре и битых кирпичах, остались двенадцать прекрасных мечей, которые никак невозможно было взять с собой.

В ПОИСКАХ УЖИНА

Из переулка вышли три женщины. Стоявший на углу сыщик уставился на шедшую позади толстуху и низко надвинутой шляпе.

«Вот такую жену! — подумал он, и дрожь пробежала у него по спине. — Как шагает! Такой скажешь слово, а она тебя кулаком раз в нос, раз в зубы!»

Так как он слишком усердно глядел на нее, то вовсе не обратил внимания на ту высокую, которая шла впереди. А жаль! Если бы он посмотрел попристальней, то заметил бы под белилами шрам на скуле, похожий на маленькую фиолетово-черную орхидею. И если бы он задержал эту высокую, с вздернутым носом и шрамом на скуле женщину, то, без сомнения, получил бы награду или даже повышение.

Приходится его пожалеть! Уж такой был он от рождения — никогда ему не везло.

И таким образом три женщины благополучно выбрались из окружавшего заброшенный храм кольца, ушли из опасного района и теперь уходили все дальше по направлению к большой дороге из Эдо в Киото.

— Господин Рокубэй, — жалобно сказала шедшая посредине девушка, — я ужасно хочу есть.

— Дурак, — ответила высокая женщина. — Следи за своей походкой. Ступаешь, как мальчишка, всех нас выдашь.