Великое таинство - Жак Кристиан - Страница 26

Значительно улучшившееся самочувствие привело к тому, что жена Медеса и думать забыла о своих тяжких грехах, которые раньше терзали ее совесть. Теперь ей нечего было поведать доктору Гуа и незачем было нарушать обещание хранить молчание, данное мужу.

— Да ты, похоже, прекрасно себя чувствуешь! — с удивлением воскликнул Медес через неделю.

— Доктор Гуа — это мой добрый гений. Ты будешь гордиться своей женой, мой милый! Я так на это надеюсь. Наш дом нуждается в значительных улучшениях, и теперь я этим наконец займусь.

— Поздравляю тебя, дорогая. Употреби свою власть и не давай никому спуску. Слуги только и думают, как бы обворовать хозяев.

Мечтательно улыбаясь, Медес вышел из дома и направился к визирю.

Агент Собека, подставной писец, внедренный в его управление, должно быть, прочел анонимное письмо, которое Медес специально подсунул в пачку конфиденциальных папирусов. Этот писец-стражник оставался в помещениях последним и шнырял повсюду. Такая важная находка станет ему прекрасной наградой за долготерпение!

Теперь он, конечно же, ждет, как будет реагировать Медес.

Если он скроет факт письма или умолчит о нем, то это будет свидетельствовать о том, что секретарь Дома царя заодно с Сехотепом и участвует в заговоре…

Войдя в помещения управления визиря, Медес сразу почувствовал, что атмосфера там царит подавленная.

— Мы обеспокоены здоровьем Хнум-Хотепа, — сказал Медесу один из ближайших сотрудников визиря. — Мы даже думали, что потеряем его из-за серьезной болезни. К счастью, доктор Гуа сумел помочь ему.

— Теперь визирь немного отдохнет?

— К сожалению, он и думать об этом не хочет. Входите, он вас ждет.

Медес каждое утро приходил к первому министру получать приказания.

Сегодня, войдя в комнату, Медес поразился перемене во внешности Хнум-Хотепа. Он похудел, щеки впали, лицо стало землисто-серым, дыхание — прерывистым.

— Не мне вам советовать, — начал Медес, — но, может быть, вам следует несколько облегчить свои обязанности? Ваши занятия сейчас вам не по силам!

— Разве ты забыл, что работа называется «каф» и что именно она дает нам наше КА — ту самую энергию, которая необходима для нашей жизни? Умереть за работой — это самый прекрасный способ уйти из жизни.

— О, не говорите о таком несчастии!

— Давай смотреть правде в глаза. Сам доктор Гуа отказывает мне в возможности выздороветь. Ну что ж. Меня заменит другой подданный Сесостриса, который так же верно станет служить нашей стране.

Секретарь Дома царя изобразил на своем лице озабоченность.

— Знаете, на мое имя пришел странный документ. По всей видимости, это одна из ниточек лживых слухов, которые ткутся во дворце. Это анонимное письмо чернит имя одного из членов Дома царя. Я засомневался, следует ли его уничтожить. Оно меня рассердило, но я предпочел отнести его вам, чтобы вы с ним ознакомились сами.

Медес передал письмо визирю.

— Действительно, меня следовало предупредить, — согласился Хнум-Хотеп.

Сехотеп провел восхитительную ночь в объятиях молодой женщины, уже довольно опытной в любовных утехах. Она была не только хороша собой, но и искусна в любви, шутила и не утруждала себя какими-либо запретами. Она отрицательно относилась к браку и стремилась испытать все удовольствия молодости. А уж потом можно подумать и о том, чтобы взвалить на свою спину тяжкую ношу семейных забот.

Любовники, вкусно и обильно позавтракав, расстались в чудесном настроении. Отдав себя в руки цирюльника, Сехотеп принялся обдумывать свое выступление на Великом совете. Он намерен был рассказать о том, как продвигается строительство различных сооружений на территории страны.

Но когда он прибыл во дворец, офицер стражи отвел его не в зал заседаний членов Дома царя, а в кабинет Сесостриса.

Каждый раз, встречаясь с монархом, элегантный Сехотеп не уставал восхищаться этим гигантом, который не знал усталости и не отступал ни перед какими опасностями. С высоты своего роста он взирал на свое время и свой народ, за которых отвечал перед богами.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Сехотеп?

Начальник всех строительных работ фараона недоумевал.

— Я должен вам сделать свой доклад в частном порядке?

— Не относишься ли ты отрицательно к деятельности Собека?

— Он, правда, не так давно обманывался насчет Икера, но в целом я считаю, что он — прекрасный начальник стражи.

— А не ты, мой друг, отправил ему ларец из акации с магическими фигурками?

Сехотеп обладал хорошей реакцией и живым умом, но тут он сначала даже не нашелся, что ответить.

— Конечно нет, Великий царь! Кто в отношении меня мог так чудовищно пошутить?

— Эти фигурки, оживленные извращенным, злобным умом, попытались убить Собека. Он истекал кровью от множества ран. Сейчас мы считаем, что его здоровье уже вне опасности, но следует установить и наказать того, кто замыслил и осуществил это преступление. Облегчив нам эту задачу, преступник сам подписался под своим преступлением. И его подпись — это твое имя, Сехотеп!

— Это невозможно, Великий царь!

— Взгляни на этот папирус.

Сехотеп, содрогаясь, прочел текст на куске папируса в пятнах крови, найденном рядом с телом несчастного Собека.

— Я не писал этих строк.

— Но ты ведь узнаешь почерк?

— Сходство поразительное! Кто мог сфабриковать поддельный текст такой высокой степени сходства?

— Тебя обвиняет и другой документ, — продолжал фараон. — В одном анонимном письме ты назван главой террористической организации Мемфиса, решившей убрать меня. Чтобы снять с себя возможные подозрения, ты выдумал фантом Провозвестника, на что тебя вдохновили воспоминания об одном сейчас уже мертвом бандите.

Сехотеп был просто раздавлен свалившимися на него обвинениями и не находил слов.

— Адъютант Собека и высшие офицеры стражи требуют твоего ареста, — сказал Сесострис. — Этого папируса им кажется вполне достаточно, чтобы подать на тебя жалобу визирю.

— Не кажется ли вам, что нападки на меня сработаны довольно грубо? — нашелся наконец Сехотеп. — Если бы я действительно был таким чудовищем, как обо мне здесь пишут, я вряд ли бы допустил такую глупость и подписал свое имя под совершенным злодеянием! Ну а что до анонимного письма, то они нашим правосудием, хвала богам, к рассмотрению не принимаются.

— И тем не менее Хнум-Хотеп считает, что обязан изучить касающуюся тебя жалобу и на это время отстранить тебя от дел.

— Великий царь… Вы во мне сомневаетесь?!

— Разве в этом случае я так говорил бы с тобой?

Радость блеснула в глазах Сехотепа. Пока царь ему верит, он будет сражаться. Но как понять, кто автор подложного письма?

— Из-за обвинений в твой адрес я не могу собрать всех членов Золотого круга Абидоса. Твое кресло будет пустовать до тех пор, пока не будет всенародно объявлено о твоей невиновности.

— Наихудшими из моих врагов станут слухи. Злые языки дадут себе волю! Да и враждебные настроения стражи не облегчат моей задачи. Да, теперь я вижу, против меня сработали не так уж и грубо… Видимо, ближайшими целями для Провозвестника станут теперь визирь, Сенанкх и Несмонту…

— Здоровье Хнум-Хотепа необратимым образом ухудшается, — произнес монарх.

— А как же доктор Гуа?

— На этот раз он признает себя побежденным…

И тут Сехотеп, такой оптимист по природе, дрогнул сердцем.

— Стало быть, на вас, Великий царь, нацелены все эти удары сил зла! Изолируя вас, устраняя из вашего окружения верных вам людей, дезорганизуя одну за другой службы государства, затрагивая даже целостность Золотого круга Абидоса, силы зла пытаются сделать уязвимым вас. Это не массированный удар, это не фронтальное наступление — это умеренная доза яда, убивающая медленно, но верно! Меня срочно следует заменить, так как репутация Дома царя должна оставаться незапятнанной. И нужно продолжить все уже начатые стройки.

— Я никого не стану заменять, — твердо сказал фараон. — И каждый останется на своем месте. Отправить тебя в отставку означало бы признать за тобой вину еще до того, как выскажется трибунал визиря. Поэтому все пойдет своим чередом, обычным путем, который предусматривается для каждого моего подданного.