Бледный всадник - Корнуэлл Бернард - Страница 23

Мимо пробежал Кенвульф, скаля окровавленное лицо и размахивая мечом.

Вода доходила мне до колен, а потом я поскользнулся и почти упал, когда весь корабль содрогнулся. Я понял, что нас пригнало к берегу и ударило о скалы.

В чреве корабля были привязаны две лошади, которые пронзительно ржали, почуяв кровь. Одна из них оборвала привязь, перепрыгнула через борт и, сверкая белками глаз, поплыла в открытое море.

— Убейте их! Убейте их! — услышал я собственный крик.

Это был единственный способ завладеть кораблем — очистить его от всех вооруженных мужчин. Но теперь корабль очистился сам собой: выжившие прыгали на скалы и карабкались по ним через водовороты окрашенной кровью воды. Полдюжины человек, оставшихся на борту «Огненного дракона», теперь отводили его от скал, вовсю орудуя веслами.

Почувствовав острую боль в правой лодыжке, я повернулся и увидел, что раненый пытается перерезать мне поджилки ножом. Я вонзил в него клинок, потом еще раз, прикончив врага в бурлящей воде. Думаю, он был последним, кто погиб на том судне, хотя несколько датчан все еще цеплялись за борт, и этих мы зарезали.

Теперь «Огненный дракон» был ближе к морю, чем обреченный корабль, и я крикнул своим людям, чтобы они подошли ближе. «Огненный дракон» взлетал на волнах куда выше, чем полузатонувшее судно, и мы бросали награбленное вверх, чтобы закинуть на наш корабль. Там были мешки, сундуки и бочки — многие из них очень тяжелые, в некоторых позвякивали монеты. Мы сняли с погибших врагов все ценное, забрав шесть кольчуг и дюжину шлемов, а потом нашли еще три кольчуги в затопленном чреве корабля. Я снял с мертвецов восемь браслетов.

Мы забросили оружие на борт «Огненного дракона», а потом срезали с захваченного судна такелаж. Я освободил оставшуюся на борту лошадь, которая стояла, дрожа, в поднимающейся воде.

Мы забрали корабельную рею и парус, и все это время выжившие наблюдали за нами с берега, где обрели ненадежное убежище над омываемыми морем скалами.

А еще я нашел на вражеском судне отличный шлем, красивый, с изукрашенным забралом и припаянной к гребню серебряной волчьей головой. Швырнув свой старый шлем на палубу «Огненного дракона», я надел новый, а потом поднял мешки с монетами. Под мешками оказалось то, что я принял за маленький щит, завернутый в черную ткань. Я уже хотел оставить его там, где он лежал, но потом все-таки забросил на «Огненный дракон». Мы стали богачами.

— Кто ты? — прокричал с берега какой-то человек.

— Утред! — крикнул я в ответ.

Он плюнул в мою сторону, и я засмеялся.

Наши люди уже карабкались на борт «Огненного дракона». Некоторые снова втащили на борт весла, и Леофрик отталкивал наше судно от чужого, боясь тоже налететь на скалы.

— Забирайся скорее! — закричал он мне, и я понял, что остался последним на захваченном корабле.

Ухватившись за корму «Огненного дракона», я поставил ногу на весло и забрался на борт.

— Гребите! — прокричал Леофрик, и мы оттолкнулись от полузатопленного корабля.

Вместе с остальной добычей на наш корабль забросили двух молодых женщин, и я увидел, что они горько плачут, сидя возле мачты. Первая из них не говорила ни на одном из известных мне языков, и позже мы выяснили, что она из Ирландии, а вторая была датчанкой. Как только я присел перед ней на корточки, она рванулась вперед и плюнула мне в лицо.

В ответ я отвесил ей пощечину, и это заставило пленницу броситься на меня снова. Она была высокой, сильной девушкой с гривой спутанных волос и ярко-голубыми глазами. Датчанка попыталась выцарапать мне глаза через забрало моего нового шлема, и мне пришлось снова ударить ее, что очень развеселило команду. Некоторые подзадоривали пленницу продолжать драку, но она вместо этого внезапно ударилась в слезы и обессиленно прислонилась к мачте.

Сняв шлем, я спросил девушку, как ее зовут, но она только рыдала и повторяла, что мечтает умереть. Однако когда я сказал, что она может прыгнуть за борт, если хочет, пленница не двинулась с места.

Ее звали Фрейя, ей исполнилось пятнадцать, и ее отец был владельцем потопленного судна. Он был тем самым здоровяком, который бросился на меня с мечом. Его звали Ивар, и он владел поместьем в Дифлине — уж не знаю, где находились земли с таким названием. Поглядев на мой новый шлем, принадлежавший прежде ее отцу, Фрейя снова ударилась в слезы.

— Он умер, не обрезав ногтей, — возмущенно сказала она, как будто я был виноват, что вышла такая незадача.

Это в самом деле было большим несчастьем, потому что, по поверьям, теперь ужасные твари, населяющие подземный мир, смогут использовать ногти Ивара для постройки корабля, который принесет хаос, когда настанет конец света.

— Куда вы направлялись? — спросил я ее.

К Свейну, конечно же. Ивару не нравилось в Дифлине, в Ирландии, где было больше норвежцев, чем датчан, да к тому же еще обитали дикие и враждебные местные племена, и, соблазнившись перспективой получить землю в Уэссексе, он бросил ирландскую усадьбу, взял дочь, погрузил на борт кораблей весь свой скраб и все свои богатства и отплыл на восток.

— Кораблей? — переспросил я девушку. — А сколько их всего?

— Когда мы отплыли, их было три, — ответила Фрейя, — но ночью мы потеряли остальные из виду.

Я догадался: это были те два корабля, которые мы видели раньше. Однако, похоже, боги благоволили ко мне, потому что Фрейя заверила, что ее отец погрузил все самое ценное именно на тот корабль, который мы и захватили. Нам удивительно повезло, потому что там были целые бочонки монет и ящики серебра. А еще там обнаружились янтарь, в том числе черный, слоновая кость, оружие и доспехи.

Пока «Огненный дракон» тяжело шел вдоль берега, мы приблизительно подсчитали размеры добычи и едва смогли поверить в свою удачу.

В одном ящике хранились маленькие слитки золота, грубо отлитые в форме кирпичей, но самым ценным оказался тот самый сверток, который я принял за маленький щит. Развернув ткань, мы увидели серебряную тарелку с изображением распятия Христа; вокруг сцены казни по краю тарелки были нарисованы двенадцать святых. Я решил, что это апостолы и что тарелка была частью достояния какого-нибудь ирландского монастыря или церкви, прежде чем ее захватил Ивар.

Я показал тарелку своим людям.

— Это, — благоговейно сказал я, — не часть добычи. Это следует вернуть в церковь.

Леофрик выразительно на меня посмотрел, но не стал смеяться.

— И это вернется в церковь, — проговорил я, и некоторые из команды, самые набожные, пробормотали, что я поступаю правильно.

Завернув тарелку, я сунул ее под рулевую палубу.

— Сколько ты должен церкви? — спросил меня Леофрик.

— У тебя башка, как задница у козы, — ответил я.

Он расхохотался и посмотрел поверх моего плеча.

— И что мы теперь будем делать?

Я сперва было решил, будто мой друг спрашивает, как мы распорядимся остатком своих драгоценных жизней, но он смотрел на берег, где в свете вечернего солнца я увидел на вершине утеса вооруженных людей.

Это бритты Дифеда явились, чтобы сразиться с нами, но слишком поздно.

Однако их появление означало, что мы не сможем вернуться в нашу бухту, поэтому я приказал людям взяться за весла, и корабль двинулся на восток.

Бритты следовали за нами вдоль берега. Женщина, сбежавшая прошлой ночью, должно быть, сказала им, что мы саксы, и бритты, наверное, молились, чтобы мы попытались найти убежище на земле, где они смогли бы нас убить.

Немногие суда оставались ночевать в море, если только их не вынуждали к тому, но у нас сейчас просто не было другого выхода. Итак, я повернул на юг, и мы стали грести прочь от берега, в то время как на западе через прорехи в облаках сочился красный солнечный огонь, так что все небо сияло, словно кровь Бога текла по небесам.

— Что ты сделаешь с девочкой? — спросил меня Леофрик.

— С Фрейей?

— Так ее зовут? Ты хочешь ее?

— Нет, — ответил я.

— Тогда отдай ее мне.

— Она съест тебя живьем, — предупредил я.