Горящая земля - Корнуэлл Бернард - Страница 4

Хэстен поковырял в зубах колючкой и, в конце концов, вытащил застрявший там кусочек рыбы.

– Почему твой король не нападает на Харальда? – спросил он.

– А тебе бы хотелось, чтобы он напал, – отозвался я.

Хэстен ухмыльнулся.

– Если Харальд уйдет, – признался он, – и эта его мерзкая шлюха тоже уйдет, ко мне присоединится много команд.

– Мерзкая шлюха?

Он ухмыльнулся, довольный, что знает то, чего не знаю я, а потом, нахмурясь, произнес:

– Скади[2].

– Жена Харальда?

– Его женщина, его сука, его любовница, его колдунья.

– Никогда о ней не слышал.

– Услышишь, – пообещал Хэстен. – И если ты увидишь ее, мой друг, ты ее захочешь. Но она приколотит твою голову к фронтону своего дома, если сможет.

– Ты ее видел? – спросил я, и Хэстен кивнул. – Ты ее хотел?

– Харальд порывистый человек, – сказал Хэстен вместо ответа. – А из-за подстрекательства Скади он станет тупым. И когда это произойдет, множество его людей будут искать себе нового господина. – Он хитро улыбнулся. – Дай мне еще сотню кораблей, и я смогу стать королем Уэссекса, не пройдет и года.

– Я передам Альфреду твои слова, – ответил я, – и, может быть, это убедит его атаковать тебя первым.

– Он не атакует, – уверенно сказал Харальд. – Если он двинется против меня, он тем самым позволит людям Харальда рассыпаться по всему Уэссексу.

Это была правда.

– Так почему бы ему не атаковать Харальда? – спросил я.

– Ты знаешь почему.

– Скажи мне.

Он помедлил, раздумывая – открывать ли все, что ему известно, но не смог воспротивиться искушению блеснуть своей осведомленностью. С помощью шипа Хэстен провел линию на деревянном столе, потом нарисовал круг, разделенный этой линией.

– Это Темез, – сказал он, проведя по черте. – Лунден, – он показал на круг. – У тебя в Лундене тысяча человек, а позади, – Хэстен постучал выше Лундена, – у господина Алдхельма пять сотен мерсийцев. Если Альфред нападет на Харальда, ему нужно будет, чтобы люди Алдхельма и твои люди отправились на юг, а это оставит Мерсию открытой для атаки.

– И кто же атакует Мерсию? – невинно спросил я.

– Датчане Восточной Англии? – так же невинно предположил Хэстен. – Все, что им нужно, – это храбрый вождь.

– Наше соглашение категорически запрещает тебе вторгаться в Мерсию.

– Так и есть, – с улыбкой ответил Хэстен, – только мы еще не заключили этого соглашения.

Но мы все-таки его заключили. Мне пришлось уступить Хэстену «Дракона-Мореплавателя», а во чреве этого корабля лежали четыре окованных железом сундука, полных серебра. Такова была цена соглашения.

Взамен на корабль и серебро Хэстен пообещал оставить Уэссекс и не обращать внимания на Мерсию. Он также согласился принять миссионеров и дал мне в качестве заложников двух мальчиков, заявив, что один из мальчишек – его племянник, и это могло быть правдой. Второй мальчик был помладше, одет в тонкий лен и носил роскошную золотую брошь. Он был красивым парнишкой с блестящими светлыми волосами и тревожными голубыми глазами. Хэстен встал за спиной мальчика и положил руки на его маленькие плечи.

– Это, господин, – благоговейно произнес он, – мой старший сын, Хорик. Я даю его тебе в заложники.

Хэстен помолчал и как будто шмыгнул носом, борясь со слезами.

– Я даю его тебе в заложники, господин, в знак своей доброй воли, но умоляю тебя присмотреть за мальчиком. Я очень его люблю.

Я посмотрел на Хорика.

– Сколько тебе лет?

– Ему семь, – ответил Хэстен, похлопав Хорика по плечу.

– Дай ему ответить самому, – настойчиво проговорил я. – Так сколько тебе лет?

Мальчик издал горловой звук, и Хэстен присел на корточки, чтобы его обнять.

– Он глухонемой, господин Утред, – сказал Хэстен. – Боги решили, что сын мой должен быть глухонемым.

– Боги решили, что ты должен быть лживым ублюдком, – ответил я, но тихо, чтобы люди Хэстена не услышали и не оскорбились.

– А если даже и так? – забавляясь, спросил он. – Что с того? И если я говорю, что этот мальчик – мой сын, кто докажет обратное?

– Ты оставишь Уэссекс? – спросил я.

– Я выполню наш договор, – пообещал он.

Я притворился, будто поверил. Я сказал Альфреду, что Хэстену нельзя доверять, но Альфред был в отчаянии. Король был стар, он видел, что в недалеком будущем его ждет могила, и хотел избавить Уэссекс от ненавистных язычников.

Поэтому я отдал серебро, взял заложников и под темнеющим небом пошел на веслах обратно к Лундену.

Лунден был построен там, где земля поднималась от реки гигантскими ступенями. Терраса шла за террасой; на верхней римляне построили самые грандиозные свои здания. Некоторые из этих зданий еще стояли, хотя и пришли в печальный упадок. Их залатали с помощью плетней, и, словно парша, облепили их крытые тростником и соломой хижины саксов.

В те дни Лунден был частью Мерсии, хотя Мерсия и сама походила на великие римские здания: наполовину павшая, она была покрыта, как паршой, датскими ярлами, которые селились на ее плодородных землях.

Мой кузен Этельред был главным олдерменом Мерсии. Предполагалось, что он – ее правитель, но его держал на коротком поводке Альфред Уэссекский, и он ясно дал понять, что Лунден контролируют его люди. Я командовал тамошним гарнизоном, в то время как епископ Эркенвальд правил всем остальным. В наши дни, конечно, он известен как святой Эркенвальд, но я помню его как угрюмого проныру.

Надо отдать ему должное – он был умелым человеком и хорошо управлял городом, но его бешеная ненависть ко всем язычникам сделала его моим врагом. Я поклонялся Тору, поэтому Эркенвальд считал меня злом; и все-таки он не мог обойтись без меня. Я был воином, защищавшим его город, язычником, сдерживавшим языческих варваров-датчан уже более пяти лет, человеком, сделавшим земли вокруг Лундена безопасными, благодаря чему Эркенвальд мог взимать свои налоги.

Теперь я стоял на верхней ступеньке римского здания на самой верхней террасе Лундена с епископом Эркенвальдом по правую руку. Епископ был гораздо ниже меня. Большинство мужчин были гораздо ниже меня, и все-таки мой рост его раздражал. Группа встревоженных священников с бледными лицами, перепачканными чернилами, собралась на ступенях под нами, в то время как Финан, мой ирландский воин, стоял слева от меня. Все мы пристально смотрели на юг.

Мы видели мешанину соломенных и черепичных крыш Лундена, множество приземистых башен церквей, построенных Эркенвальдом. Над ними в теплом воздухе кружили красные коршуны, а еще выше я видел первых гусей, летящих на юг над широким Темезом. Реку пересекали остатки римского моста, удивительного строения с неровным проломом посередине. Я перекинул через пролом деревянный настил, но даже я чувствовал себя не в своей тарелке всякий раз, когда требовалось преодолеть этот самодельный участок моста. Южный конец моста защищала крепость из дерева и земли – Сутриганаворк. А еще за мостом лежали широкие болота и стояла кучка хижин – вокруг крепости выросла деревня. За болотами земля поднималась к холмам Уэссекса, невысоким и зеленым, а далеко за холмами, словно призрачные колонны в спокойном небе позднего лета, виднелись струйки дыма.

Я насчитал пятнадцать дымов, но облака затуманивали горизонт, поэтому дымов могло быть и больше.

– Они отправились в набег! – сказал епископ Эркенвальд.

Его голос был удивленным и в то же время полным ярости.

Уэссекс уже много лет был избавлен от крупных набегов викингов: его защищали бурги – города, которые Альфред обнес стенами и снабдил гарнизонами. Но люди Харальда принесли огонь, насилие и грабеж во всю восточную часть Уэссекса. Они избегали бургов, нападая только на небольшие поселения.

– Они уже далеко за Кентом, – заметил епископ.

– И углубляются в Уэссекс, – сказал я.

– Сколько их? – вопросил Эркенвальд.